Юрий Розанов Спортивный комментатор НТВ+, мастер спорта СССР по борьбе Главное –  счет на табло

Юрий Розанов

Спортивный комментатор НТВ+, мастер спорта СССР по борьбе

Главное – счет на табло

Я учился в Московском энергетическом институте, и учился на год больше, чем следовало, потому что брал «академку», и на полгода меньше, чем следовало, потому что так его и не закончил, – ушел, собственно говоря, без диплома. Причины? Это был не мой вуз. Я играл за сборную института во многих видах спорта, мне доводилось играть и в студенческой сборной Москвы. Но это как бы на старом багаже: мне легко давались спортивные игры, я имею разряды по пяти игровымвидам спорта.

У меня была травма в пять лет, когда я спрыгнул с качелей и был сбит другими, – вот он, шрамик, в сантиметре от виска. В восемнадцать лет «поплыл», перестал нормально работать вестибулярный аппарат – клаустрофобия, боязнь высоты и все такое. Со спортом пришлось кончать: даже когда бил головой по мячу, уже непроизвольно закрывались глаза. Большой спорт был закрыт насовсем. Ну, где-то еще подергался, потом пошло изменение образа жизни. Ничто на Земле не проходит бесследно – многое пригодилось через пятнадцать-двадцать лет.

На телевидение попал просто по конкурсу, который объявило НТВ+. Я прислал кассету с комментарием футбольного матча, после чего Евгений Александрович Майоров предложил мне работать непосредственно в его группе. Случилось, что случилось. Футбол, хоккей – разницы никакой. Хоккей как игра (с точки зрения действующего человека и для комментария) мне представляется даже более интересным, хотя я прекрасно понимаю, что футбол настолько пиаровски сильнее, что заниматься им проще.

Великолепно сказал Савик Шустер после французского чемпионата мира в 1998 году: есть две вещи, которые волнуют все человечество, вне зависимости от расы, пола, образования, вероисповедания: высадка человека на Луну и чемпионат мира по футболу. Вот и весь ответ на вопрос, почему так популярен футбол.

А почему никакой другой вид спорта? Да потому что погодные условия, потому что демократичность, потому что очень простая атрибутика. Все то, чем сейчас предохраняют от травм, от шипов, все эти щитки, вся эта форма, которая облегает и обтягивает, – это все для узкого, ограниченного круга людей. В футбол можно играть где угодно, чем угодно, когда угодно, поэтому, собственно говоря, каждый хотя бы какой-то период времени (даже любая девчонка в школе на переменах, я думаю) мяч гонял. То есть если вдруг они возомнят, что кое-что в футболе понимают, я их, по крайней мере, пойму.

Для меня лично что значит футбол? Это пятьдесят процентов моего свободного времени, включая всю семью с бытом, с воспитанием детей. Я думаю, это не так мало на самом деле. Это не меньше, чем половина жизни. Это не декларация. «Меня больше расстраивает то, что я не могу играть в хоккей», – смеялся наш покойный учитель Евгений Александрович Майоров. Комментаторы имеют свои профессиональные болезни. У меня, например, начали появляться наросты на подошве: сначала на одной, потом на второй; я бегать уже не могу лет восемь, наверное, и у меня в связи с этим уже «пошел» вес. Думаю, выйти так минут на пять, кое-что показать (работу с мячом) я еще смогу, но сейчас это никому не надо, сейчас это умеют все.

Сейчас вообще спорт больше подается как физкультура, и это правильно. Да, как работа сильных, физически развитых людей, а не как действо артистов. Так что плохо не хочу, а лучше уже, наверное, не смогу. Да и возраст – все-таки пятый десяток, в конце концов. Нет, «бегать от инфаркта» я не буду никогда – это абсолютное мое убеждение. Просто так крутить тренажеры, дабы испытывать «мышечную радость» – это тоже не для меня. Игра без табло, игра без счета – это совершенно исключенный вариант.

Самое главное – счет на табло. Особенно, конечно, тому, кто выиграл. Это спортивная суть. Мы говорим, что в футбол играют для зрителей. Но зрители – это ведь не писатель Юрий Трифонов, не актер Валентин Гафт, не политик Драганов – яростные болельщики-интеллектуалы. Нет, зрители – это та самая толпа, которую у нас на канале называют «антисексуалы». Наверное, для них играют в футбол, для них забивают этот гол… я совершенно убежден, что самое главное в футболе – это счет на табло.

Я не знаю, как кто, но я всегда представляю, для кого я веду репортаж. Я эту ситуацию для себя очень много раз рассматривал, причем случайной подсказкой явилось видение достаточно далекого (от футбола-то точно) человека. Это произошло на хоккейной трансляции НХЛ. Тогда режиссером работала Галина Гусева, человек высокообразованный, художественно образованный. Может, в хоккее она понимала слабо, чего, собственно говоря, от нее и не требовалось. Как-то она спросила: «Кем ты себя ощущаешь: ментором, собеседником?» Я задумался и думал об этом очень долго. Мне хотелось быть собеседником, потому что в принципе я не могу сказать, будто мой уровень понимания игры – это уровень понимания Бориса Майорова или Владимира Маслаченко. Но, с другой стороны, я знаю, чем пахнет в раздевалке, я знаю, что бывает за ошибку такую, а что за такую, знаю, что такое коллективный дух: почему команда сама чаще всего исторгает плохих людей… Я все это знаю, поэтому стремлюсь работать не для таких, как я, а для конкретного зрителя, для которого хочу быть собеседником. Я принимаю любую точку зрения, поэтому очень часто обращаюсь с вопросом: «Согласны? Не согласны?». Я просто не пытаюсь никогда навязывать своего мнения зрителю.

Что же такое футбол? Да все, что Вы сейчас перечислили. Все вместе, только вместе. Если бы чего-то одного не было, он был бы на десять – пятнадцать – двадцать процентов менее популярен. Если бы не было пьянки, то на десять процентов больше отцов водили бы своих сыновей на хоккей в пятидесятые – шестидесятые годы, не было бы «хулиганки», больше пацанов лазило бы через забор подсмотреть тренировку и понять, как этот мяч все-таки закрутился до «сухого листа».

Способствует ли футбол формированию патриотизма, национальной гордости? Я думаю, что все это штампы. Не верю в то, что социализм, капитализм, демократия – это слова очень точные и органично отражающие суть жизни людей. Это придумки, брэнды. Вот так и здесь. Человек, который скажет, что футбол – это средство для поднятия национального духа, будет абсолютно прав, но прав будет и космополит, для которого более важны общечеловеческие, а не узконациональные ценности. Мы же прекрасно знаем, что под любое явление можно подогнать логичную теоретическую базу, поэтому тут я ничьей стороны принимать бы не стал. Что в данном случае важнее? Допустим, тот же мадридский «Реал». Ну что, там Валентино Перес поднимает национальный дух? Нет, он подходит к делу космополитически, а между тем команда выплатила долги, стала богатейшим клубом и продолжает развиваться, ровно двигаясь по тому же пути. А вот в «Бильбао» не приглашают никого, кроме басков, – ну, вольному воля, варитесь в этом своем патриотическом котле. Я никого не осуждаю – каждый, кто делает дело, волен делать его так, как считает нужным.

Насчет целенаправленного манипулирования с помощью футбола массовым сознанием… Безусловно, такие манипуляции возможны, но не с помощью футбола как игры, а футбола как явления. У нас сколько лет «Спартак» был чемпионом? И по заслугам – играл лучше всех, единственный был за Россию ответчик. Но команда находилась вне критики. Какие бы там распрекрасные мужчины и женщины в квартире ни жили, сколько бы комнат в квартире ни было, если девять лет не проветривается, не надо удивляться, что там не очень хорошо начинает пахнуть. А насколько это манипулирование осознанное, я не знаю. Это уже из области политики, мне это не близко, поэтому я не очень хочу разбираться в сути процесса, не хочу анализировать. Девяносто минут игры меня интересуют намного больше, чем неделя, которая проходит от матча до матча.

Я слышал много мифов и легенд о футболе и хоккее. Например, что в 1970 году на чемпионате мира в Мексике или в 1974-м в Германии на одном из запасных полей шотландский нападающий Лоример сломал штангу ударом. Я не поверил, я решил, что это из той же серии, что и про Понедельника, который якобы убил обезьяну, или про Канунникова, которому будто бы запрещали бить то ли правой, то ли левой ногой. Оказалось, что это правда. Оказалось, что у деревянных ворот была трухлявая перекладина, что действительно удар у парня был мощный и он действительно перекладину эту разломал. Так что, верь – не верь… как хочешь.

Мне, конечно, приходилось слышать эту известную историю о том, что в оккупированном Киеве играли футболисты. Сейчас некоторые историки доказывают, что ничего подобного не было, что все это выдумка. Не знаю, я не слышал убедительной версии, опровергающей этот факт. Я с удовольствием читал книгу, и мне удобно думать, что это было, и я буду продолжать так думать, пока не найду убедительного опровержения.

Способствует ли футбол созданию у людей целостного представления о мире и мироздании? Нет, не думаю. Нет! Это узкоспециальное занятие.

А вот о философии футбола говорить можно бесконечно долго, как и о философии вообще. Любые философские споры – это, скорее, для передачи Гордона, а это уже не футбол…

Философия – вещь на самом деле простая. Мы почему-то философию понимаем как какую-то словесную эквилибристику, какое-то такое кубико-рубиковское построение всего на свете. Философия на самом деле проста. Первородный грех – это желание знать, что хорошо, а что плохо, – вот она, вся философия, в этом.

В этом смысле у футбола нет философии.

У нас сейчас футбол – это зеркало России. Несколько лет тому назад народ пошел на стадионы, и немалую роль в этом сыграли какие-то псевдопатриотические настроения. Например, идея поддерживать отечественного производителя – по-моему, в переложении на футбол это плохая идея. А вот организация молодежи в клубы болельщиков – хорошая идея. Этому способствовала хорошая работа молодых людей нового поколения во главе с Веселкиным, моим другом. Вот «Футбольный клуб». Я поначалу думал, что это завиралыцина, теперь я понимаю, что это правда. Популярность программы привлекала людей на трибуны: новая атрибутика, новые средства работы с болельщиками, новые веяния в поведении милиции (хотя к ней претензий еще довольно много). Все, что происходит в нашей жизни, проецируется и на футбол. «На зеркало неча пенять, коль рожа крива».

Сейчас у нас к власти в стране пришел человек несколько более серьезный, чем его предшественник, – это трудно отрицать. Сейчас и в большинстве клубов к руководству приходят люди все-таки более серьезные, чем их предшественники. А как это сложится, что будет впереди? То есть я считаю, что футбол – одна из тех полян, куда, как на отношения между мужчиной и женщиной, можно проецировать практически все происходящее в стране. Есть ли это философия футбола?.. Ответил я на Ваш вопрос?

Не люблю ярлыков. Ну что я скажу: что футбол для Бразилии – это религия, футбол для Италии – это жизнь? А футбол для Германии – это необходимость педантично выполнять свою работу? Это же будет неправдой все равно. Мы не можем до конца знать, как итальянцы болеют. Вот великолепный образ, который мне удалось услышать в частной беседе от Савика Шустера. «Римляне бездельники, – говорит он, – а чем им заниматься, чем им еще заниматься? У них в субботу играет «Лаццио» – они болеют «за» или «против», в воскресенье играет «Рома» – они болеют «за» или «против», потом два дня на обсуждение, три дня на околпачивание туристов, которых в городе столько, что работать тебе все равно не дадут, а там уже надо готовиться к новому матчу!» Что это для итальянцев? Такие развеселые песенки? Или это как жизнь сквозь слезы, как в большинстве гениальных итальянских фильмов? Вот что это такое? Я рассудить не возьмусь.

Думаю, что Бразилия – это тоже не только самба и карнавалы. Это тоже, наверное, какие-то убегающие от мам, теряющиеся дети, правда? Это тоже нехватка чего-то. Один вырос великим, а пятеро умерли, недоедая в свое время… Мне сложно об этом говорить.

Вот бездушие немецкого футбола в какой-то степени, безусловно, идет от того, что экономика в этой стране превалирует над всем, высокоразвитая экономика, – это да, здесь я спорить не стану. Но ведь сколько угодно можно других примеров привести! Например, почему именно в Англии хулиганы, почему? Ну, в Голландии – я могу понять: там многое разрешено. Но почему в Англии? Вот вопрос.

Можно ли считать футбол явлением культуры? Мне кажется, мы слишком широко трактуем понятие «культура». Мы понимаем под «культурой» все: от философии до образа жизни… извините, способ супружеской любви – это тоже культура. «Культура» в моем понимании – она не шире футбола на самом деле, то есть в моем понимании «футбол» и «культура» – это понятия по меньшей мере равнозначные. То, что спорт в «Новостях» должен идти после культуры, а футбол должен быть в спорте на первом месте – это реальное положение вещей. Поэтому я бы даже так вопрос ставить не стал.

А можно ли говорить о футбольной культуре страны? Можно, конечно, можно. Вот что это у нас сегодня? Я сказал, это зеркало, абсолютное зеркало. Футбольная культура России – это попытки окультуривания – вот и все. Это еще начальная стадия, это еще далеко-далеко до культуры в высоком смысле слова.

Футбол как субкультура. Я понял этот вопрос. Можно сколько угодно подавать футбол как элементы шоу-бизнеса и считать это достижением, современным подходом, но пока футбол не станет культурой массовой – может быть, Вы к этому подвигали разговор о Бразилии! – говорить всерьез о каком-то глобальном успехе в футболе нам не придется. Иначе мы получим одну, отдельно взятую команду, которая опять-таки лет через восемь начнет подванивать у подъезда, извините. Вот и все.

О магии футбола, его нелогичности и парадоксальности. Магия есть. Но магия есть и в хоккее, и в баскетболе, а в теннисе магии сколько! Как-то раз (в 1991 году, по-моему) у меня накопилось отгулов дней сорок (я работал тогда инженером – все эти разъездные, посевные и прочие), и мне сказали: «А давай-ка ты погуляй» – летом-то, в июле! Шла последняя Спартакиада народов СССР, и я ходил смотреть городки… Вы не представляете себе, сколько магии в городках, если всерьез этим делом увлечься! А хоккей? Игра, по сути, достаточно консервативная, но меня, тогда одиннадцатилетнего пацана, побывавшего на четырех матчах Суперсерии 1972 года, и теперь никто не разубедит, будто в хоккее нет магии.

О духовности, творчестве и вдохновении в футболе и о том, что футболисты якобы напрочь лишены всего этого. Это стереотипная точка зрения, на мой взгляд, и она очень распространена, даже, кстати, в среде спортсменов. Я занимался борьбой (я мастер спорта СССР) – борцы ненавидели футболистов, как и гимнасты, и прочие. Почему? Потому что, выйдя на помост, на ковер, они все должны сделать сами. А тут – коллектив, целых двадцать два человека. Ответственность размыта. Футболист не несет на себе всего груза ответственности, как это имеет место в индивидуальных видах спорта. Реально в игре выкладываются два-три игрока, а остальные ходят по полю, «катают мячик». О каком вдохновении, творчестве, духовности здесь можно говорить?! У одного во время игры может проявляться вдохновение и творчество, а у десяти других – нет.

Не потому ли немцы все время на плаву, что у них нет этой проблемы, что они душу в футбол не вкладывают или вкладывают только эти девяносто минут игры, а потом отряхнулись щеточкой, положили в задний карманчик и уехали домой на своем «Мерседесе». А мы с этой душой – мы с ней и на тренировку идем, и под пиво потом, и на собрание, причем под журналистские микрофоны. Кто его знает, что лучше! У каждой отдельно взятой нации это проявляется по-разному… Для нас, русских, говорить или не говорить о духовности футбола и тому подобном – вопрос просто не стоит. Важно, чтобы духовность, как и вдохновение, и творчество, были обязательными элементами футбола, как, впрочем, и других видов спорта.

Хотел бы уточнить свою мысль по поводу духовности. Считается, что духовность присуща только работникам так называемых творческих профессий. Да ничего подобного! Я считаю, что духовность – это вообще субстанция, с которой надо обращаться очень свято, очень аккуратно. И не надо вкладывать в театр, в кино понятие Творца. Я категорический противник этого. Творец – это творец, а режиссер, снявший гениальную картину, – это режиссер, снявший гениальную картину. Между ними пропасть, как между режиссером, снявшим гениальную картину, и просто бродягой на улице, а может быть, еще и больше. Я слово «духовность» всегда стараюсь употреблять с величайшей долей осторожности и как можно реже. Поэтому тут я даже боюсь отвечать на Ваш вопрос. Это для меня слишком лично. Духовность футбола – это бесконечная тема.

Давайте лучше говорить о главном тренере сборной. Это тоже бесконечная тема, на которую у каждого есть что сказать. А духовность футбола – это почти разговор пьяного с деревом. В любом случае мы не найдем общего языка или будем рассуждать на эту тему бесконечно. Может быть, я жестко говорю, но для меня эта тема совершенно святая.

Теперь о том, почему великий футболист не всегда становится великим тренером. Почему-то первый пример, который приводят, – Всеволод Михайлович Бобров. Ну не стал Всеволод Михайлович Бобров тренером такого масштаба, каким был игроком, – правда! Ну не стал Кру-ифф тренером такого масштаба, каким был игроком! Почему? Наверное, потому, что у каждого в жизни свое дело, данное Богом: один, наверное, рожден для того, чтобы отыграть в свое время, а другой – для того, чтобы оттренировать в свое время. Может, у одного человека получается блестяще и комментировать матч, и вести спортивные новости (за что я бесконечно люблю покойного своего учителя Евгения Александровича Майорова), но я кому угодно и когда угодно скажу (и жене его Вере Лаврентьевне говорил тысячу раз), что великолепный комментатор Евгений Александрович Майоров все-таки чуть хуже в качестве ведущего спортивных новостей. То же самое касается Николая Николаевича Озерова.

То, что из достаточно сильных спортсменов часто вообще тренеров не выходит, – это совершенно другая тема, это, наверное, уже педагогический вопрос.

Спорт – это, во-первых, большая тяжесть, человек от спорта устает, озлобляется. Потом, знание самой кухни спорта едва ли может настроить на романтический лад, который изначально всегда тренеру присущ. То есть команда начинается не «от забора до обеда» и не со «Встать! Слушать сюда!» – команда начинается с придумки, с задумки, с чего-то иррационального. Наиболее органичный путь от футболиста к тренеру я вижу на примере двух совершенно разных людей – Валентина Козьмича Иванова и Валентина Александровича Николаева. Они не были великими тренерами в истории нашего футбола – ни один, ни второй. Но по своей органике, по тому, что они сумели вынести, вычленить для себя из своей дотре-нерской футбольной практики (я уж не знаю, в блокнотик ли записав или на «корочку намотав»), они – настоящие тренеры. Такой путь, наверное, не для всех.

Футболисты, конечно, конечно баловни судьбы, гуляки. Им многое прощается. Разговоры о пролитых тоннах пота – это правда, это сущая правда. И, конечно же, их надо обеспечивать всем необходимым. Это тоже очень большая тема. То, что они баловни судьбы, – это да! До какой степени судьба их баловала, а потом пристукнула камешком – это другая история…

Наиболее типичный портрет футболиста? Футболист – это прежде всего спортсмен. Спортсмен, который играет в игру – не бежит свои мили, не плывет свою дистанцию, а играет. Для которого все-таки главное – счет на табло. Меня спрашивали, какой самый главный атрибут в спортивной игре. Я отвечал: сетка, ворота, в которые можно попасть. Спортсмены, которые занимаются игровыми видами спорта, они где-то отличаются от других спортсменов. В лучшую ли сторону? Говорят, что у них чисто игровое мышление, периферическое зрение лучше, говорят, что у них коллективный дух сильнее. Наверное. Но, опять же, без «самости», без своего такого хорошего «ячества», без жадности спортсмена не получается.

Какие сегодня заработки у футболистов? Знать не знаю, знать не желаю. У меня на сегодняшний день нет желания просить от жизни больше, чем я имею, поэтому я не слишком всем этим интересуюсь.

Другое дело, что профессиональные футбольные клубы совершенно официально, публично продают и покупают игроков. Продают юных футболистов. Я считаю, что создание такой возрастной группы футболистов (лет четырнадцати) вполне возможно. Я считаю, что вполне возможна ситуация, когда ведущие клубы Европы вычленят и откроют свой чемпионат для них. Очень возможна. Это ситуация, на которую сейчас невозможно повлиять рассуждениями, призывами. Она развивается по индустриальным законам, она идет по жестким волчьим законам выживания. Хотите пример? Как Вам, вероятно, известно, четырнадцать самых богатых и именитых клубов Европы объединились в так называемую группу G-14 и предлагают выделить ее из УЕФА. Это нечто вроде футбольного цирка. Они организовывают свои соревнования, по своему календарю, кладя в основу финансовые доходы. Это нарушает все традиции и все принципы организации европейского (УЕФА), да и мирового (ФИФА) футбола. Это ломает все футбольные календари. А стоит ли овчинка выделки, стоит ли вообще, чтобы четырнадцать клубов играли между собой в разъездах?!

Как оценить роль СМИ – и телевидения в частности – в футбольном хозяйстве страны? Может быть, я окажусь в меньшинстве, но я считаю, что наши СМИ работают нормально. Кто хочет видеть футбол, тот футбол видит. Если сейчас ты хочешь видеть российский футбол, переключайся с этого канала на другой. Если тебе мало, поставь «тарелку» и смотри. Ни в одной стране мира нет государственных каналов, где показывают чемпионаты своей страны в прямом эфире, – все делается через спутники. Все кивания на то, что мы бедны и поэтому у нас должно быть все бесплатно, – чепуха (мы это знаем по медицине, по образованию и по всему остальному)! Человек, который очень хочет увидеть матч «Барселона» – «Реал», имеет полную возможность его посмотреть. А рассуждать в деталях, что англичане показывают лучше, чем итальянцы, – это тема диссертации.

Меня немножко, конечно, раздражает количество рекламы, когда играет наша сборная, но это опять-таки такая вещь, с которой мы вряд ли можем бороться: мы живем по телезаконам, и рейтинг чемпионата мира по футболу все равно будет ниже, чем у «Крутого Уокера» или каких-нибудь элитных сериалов, которые идут в прайм-тайм. Это правда, от этого никуда не денешься. Ошибочно думать, что чемпионат мира по футболу – это для всех! Для многих, но вовсе не для всех. Мне не нравится, когда матчи нашей сборной показываются в записи. Мне это не нравится, но, проработав на телевидении семь лет, я понял, что абсолютно бессмысленно относиться к телевидению с позиций «Сделайте нам красиво!», «Хочу!». Это бессмысленно: телевидение будет жить по законам рейтинга.

Я считаю, что большое количество комментаторов на большом количестве каналов, да еще на Олимпиаде, создает объективно огромные сложности. Этих сложностей за последние четыре года я пережил, думаю, больше, чем любой другой комментатор в стране. Объясню почему. Именно на мне на Олимпиаде в Сиднее, откуда мы, часами глядя на тринадцатидюймовый монитор, должны были тридцать шесть часов на двух каналах вести репортажи, лежала такая обязанность: два раза по три часа «вживую» перегонять в Москву «картинки» по разным видам спорта – от художественной гимнастики до, я не знаю, гребли на каяках. По ходу подносились результаты, и я в режиме life должен был рассказывать о том, что происходит, – три часа днем и три часа вечером. Это помимо своей обычной загрузки – прямого комментария. У Вити Гусева с первого канала задача была еще чище: он должен был пропустить весь объем информации за вдвое меньшее время! Он рассказывал: «Я вышел из студии весь черный. Дело не только в том, что это тяжело физически, дело в том, что ты там осознаешь, как многого ты не знаешь». Нельзя объять необъятное – прав Козьма Прутков. Решить проблему дачи максимального объема информации с хорошим комментарием (ничего не пропустить и профессионально проанализировать) можно, с моей точки зрения, двумя способами: либо иметь четыре, а то и пять высококвалифицированных комментаторов, подкованных по четырем-пяти видам спорта каждый, либо уж вести репортажи по каждому виду спорта силами двух-трех комментаторов. Это каждый решает по-своему, тут я никому советов давать не вправе. Но знаю, что комментаторская работа – это вот что: чем выше ранг соревнований, тем больше эта каторга. Это абсолютно точно. Люди не резвиться едут – по крайней мере, те, которые работают в эфире. Знаю, что у ВВС, ABC, NBC и других зарубежных компаний комментаторы на Олимпийских играх, как и на чемпионатах мира, знают намного больше.

Что касается социального статуса тренера, то знаю: хороший тренер должен быть диктатором – и в нашем футболе, и в зарубежном тоже. Человеком, умеющим настоять на своем. Конечно, связать узлом одиннадцать талантливых ребят, и чтобы они исполняли любую твою волю – разумеется, тут нужны сильная воля и жесткие требования.

Кто такой футбольный меценат, чиновник, менеджер, судья? Вы хотите, чтобы я это Вам прописал, как в словаре Даля? Дал определение каждого, кто в той или иной мере вовлечен в футбол? Статус каждого из них прописан. Есть рефери ФИФА, арбитры ФИФА – какое у меня право оспаривать этот статус! Я люблю великолепное выражение Евгения Серафимовича Ловчева: «А был пенальти? Били, значит, был!» Понимаете, есть просто данность.

Что такое футбольный менеджер? Футбольный менеджер – это человек, которому кто-то доверил заниматься менеджерской работой. Плохо он ей занимается или хорошо… если будет заниматься очень плохо, рано или поздно он перестанет быть футбольным менеджером… Видимо, я просто не очень понимаю эти вопросы.

Наверное, лучше не про экономику нам с Вами разговаривать, не про обезьяну, которую убил – не убил Понедельник, а действительно про братьев Старостиных. Если вспомнить Андрея Петровича или Николая Петровича, то это, я считаю, просто те самые атланты, которые «держат небо на каменных руках». Там очень много от легенды. Там ведь тоже наверняка и домыслы были, и сами они были не такими уж, наверное, безупречными людьми, правда? Но эти люди держали «Спартак» столько десятилетий! И кем они были, менеджерами? – Давайте назовем их менеджерами. Вождями были, партайгеноссе? Давайте их партайгеноссе назовем! Пожалуй, отцы-основатели – мне это как-то ближе и симпатичнее. Понимаете, у нас сугубо менеджерской работой менеджер не занимается. Разве не так? И это разве только в футболе?

Да, я немного шутливо отвечаю, но мне бы не хотелось, чтобы в финальной части чемпионата мира играло девяносто шесть команд, – все остальное меня уже устраивает. А если серьезно, то не допускать к финалу чемпионата мира, например, немыслимые девяносто шесть команд, а остановиться хотя бы на цифре 32. Вот, на мой взгляд, одна из главных проблем мирового футбола.

А что касается главных проблем отечественного футбола, то вопрос в том, о чем мы мечтаем. Если мы будем мечтать постоянно о попадании в четверку лучших команд чемпионата мира, мы от этого хотения очень скоро импотентами станем, все до единого. Проку от таких желаний не будет. Ежели я буду хотеть, чтобы наш футбол был лучше, чем вчера, тогда мы это докажем себе и всем окружающим в два счета. Доказано, что вчера все у нас лучше, чем сегодня, – это знают, по-моему, и дети. Мы не знаем, чего мы хотим, – правда, мы точно не хотим быть хуже Гондураса, мы точно не хотим быть хуже Бельгии, хуже Японии. Мы не знаем свое место! Вот когда мы адекватно начнем относиться к заявлению «наш номер 16» (а он где-то около этой цифры и есть – да и это еще было бы неплохо!) – вот тогда можно будет поговорить серьезно. До той поры остается шутить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.