Быть или не быть?

Быть или не быть?

В этой главе я хочу немножко отвлечься от спора с Морисом Ришаром, от проблем, которые волнуют наших хоккеистов, и совершить небольшой экскурс в историю. Он тем более необходим, что молодежь – а книга эта адресуется прежде всего молодым – в отличие от старшего поколения, на глазах которого и произошли все те события, о которых пойдет здесь речь, не была свидетелем рождения и становления хоккея.

Я не думаю, конечно, пытаться в одной главе рассказать всю историю нашего хоккея. Я не историк. Мне хочется просто рассказать молодым читателям о событиях, в которых отразились, на мой взгляд, главные этапы развития отечественного хоккея…

Трудно сейчас сказать, кто первым подал идею развития в нашей стране хоккея с шайбой (или «шинни», канадского хоккея, как называли эту игру у нас в стране двадцать лет назад). Кто он был, этот человек – спортивный руководитель или спортсмен, – я не знаю. И это чертовски обидно. Мне очень хотелось бы назвать его имя в этой книге. Поблагодарить за ту добрую мысль, что высказал он когда-то.

Как хорошо, что спортивные руководители, стоявшие у истоков нашего хоккея, поняли еще тогда, что это не только олимпийский вид спорта, но и прекрасное зрелище для больших аудиторий, могучее средство физического воспитания и волевой закалки миллионов молодых людей.

Но, может быть, начало нашего хоккея следует отнести не к 1946 году, а к 30 м годам, когда к нам приехала немецкая хоккейная команда и мы лишь на вокзале, уже встречая ее, узнали, что она собирается играть с нами не в хоккей с мячом, а в… другой, неизвестный нам вид спорта – хоккей с шайбой.

Тогда было проведено несколько встреч, и самое любопытное заключается, пожалуй, в том, что советские хоккеисты, едва собравшись в новую команду, попав, как говорится, «с корабля на бал», играя «с листа», сумели победить эту в общем-то не очень сильную немецкую команду.

Мы изучали «шинни» еще до войны, занимаясь в институте. В 1938 году смогли по учебникам провести восьмичасовой курс освоения хоккея с шайбой. И училнас этому ныне здравствующий заведующий кафедрой в Центральном институте физкультуры Михаил Давидович Товаровский, крупный теоретик футбола, через школу которого прошли многие известные мастера. Он хотел приобщить нас к новой игре, а мы, чудаки, сопротивлялись.

Новый вид спорта, откровенно говоря, не вызвал тогда энтузиазма, не заинтересовал, не увлек нас. Мы удивились какимто новым клюшкам и решили не вмешиваться в любимое, по слухам, занятие канадских спортсменов.

Мы не сумели в то время по достоинству оценить новую игру.

И потому надо отдать должное тем нашим спортивным руководителям, которые в 1946 году уже не просто предложили, а настоятельно рекомендовали принять новый вид спорта.

В газете «Советский спорт» за 19 октября 1946 года появилась информация под заголовком: «Первенство СССР по канадскому хоккею».

В информации сообщалось: «Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта утвердил положение о розыгрыше 1го первенства СССР по канадскому хоккею и VIII кубка СССР по русскому хоккею.

Матчи по канадскому хоккею будут проведены в декабре – феврале по круговой системе, при участии 12 команд, разбитых на три подгруппы – «А», «Б» и «В».

От РСФСР допущены 2 команды, от Украины, Белоруссии, Латвии, Эстонии и Литвы – по одной, от Москвы – три коллектива и от Ленинграда – два…»

В отличие от регби новую игру не передали на откуп новичкам. Решили сразу взять быка за рога: хоккей с шайбой было предложено осваивать сильнейшим хоккеистам страны.

Ведущим клубам приказали немедленно выставить команду на всесоюзные (а не городские, как в регби) соревнования. Мало того, когда в следующем году для чемпионов и призеров первенства страны были учреждены золотые, серебряные и бронзовые медали, эти медали стали вручаться и мастерам хоккея с шайбой.

Играть в два хоккея одновременно было нелегко. Требовалось большое напряжение сил: нередко бывали случаи, когда приходилось проводить ответственные встречи без единого дня отдыха. В субботу – хоккей с мячом, в воскресенье – хоккей с шайбой. Дело доходило до курьезов: одна тренировка делилась на две части – сначала с мячом, потом с шайбой. В Свердловске однажды в воскресный день мы провели два матча: по хоккею с мячом и вечером – по хоккею с шайбой.

Зимой 1946/47 года сильнейшие хоккеисты участвовали в двух крупнейших соревнованиях сразу…

У нас были немалые сомнения относительно будущего новой игры.

Почему они появлялись?

Потому, что у ряда наших самых выдающихся хоккеистов, мастеров хоккея с мячом, – Михаила Якушина, Павла Короткова, Александра Игумнова, Валентина Гранаткина игра не пошла. А если уж не получается у великих… Одним словом, было о чем подумать.

Но чем лучше узнавали мы новый вид спорта, тем больше увлекались им, тем сильнее было желание освоить его, научиться играть по-настоящему. Тем более понимали мы и верили, что он придется по вкусу нашей молодежи.

Может быть, мои взгляды крайне субъективны и неверны, но мне кажется, что хоккей с шайбой в те первые послевоенные годы особенно отвечал пристрастиям и настроениям молодежи.

После тяжелых лет войны каждому хотелось заняться, наконец, спортом, тем более таким, где можно проявить лучшие черты коллективизма, находчивости, большой выдумки, где можно продемонстрировать силу и выносливость, быстроту реакции, ловкость. А кто в юные годы не любит показать свою силенку, испробовать, проверить собственное мужество и выдержку?

После великой Победы мы хотели побеждать и в спорте, овладевать и здесь всеми высотами (мы, кстати, очень привыкли к этому слову за годы войны).

Первые матчи московские команды проводили с опытными командами прибалтийских республик, и чаще всего с рижанами. Здесь хоккей с шайбой был популярен и раньше. Латвийские хоккеисты принимали участие даже в мировых чемпионатах.

Любопытно, что в этих встречах с рижанами чаще все-таки побеждали мы. За счет коллективизма в своих действиях. За счет более высокой скорости.

Рижане были как бы первыми нашими учителями. Именно от них, видевших канадцев, мы услышали, что настоящий канадский хоккей – это хоккей прежде всего силовой, подчас грубый, схватки на поле вскипают чуть ли не ежеминутно и едва не превращаются в драки, И потому в первое время всякое проявление грубости и направление на скамью оштрафованных рассматривалось у нас и спортсменами и зрителями чуть ли не как геройство.

Мы знали, конечно, что по правилам за грубость, за толчки локтями, за недозволенные приемы, за подножки, за игру корпусом на чужой половине поля игрок удаляется на две или пять минут. И если сейчас тот, кто попадет на скамью оштрафованных, чувствует себя на положении провинившегося: он нарушил правила, подвел команду и теперь на площадке за него отдуваются четверо против пятерых, то тогда это оценивалось не так.

Вспоминаю, как играл и вел себя на поле и на скамье оштрафованных – «клетке», как ее называли, один из лучших хоккеистов того времени, Александр Виноградов. Саша играл настолько резко, что судьи часто были вынуждены удалять его с поля. И Александр неторопливо и торжественно катил по площадке. Он восседал в «клетке», гордо расправив мощные плечи, величественный, как средневековый рыцарь. Саша был искренне убежден, что совершил подвиг, и зрители ему симпатизировали.

Хоккейная площадка тех лет внешне здорово отличалась от той, к которой мы привыкли сейчас. Ворота были сколочены из досок. Площадку огораживали низкие бортики, взятые напрокат из хоккея с мячом. Но шайба тем не менее перелетала их редко: хоккеисты не умели еще толком бросать ее (исключая, конечно, хоккеистов прибалтийских республик).

Вспоминаю, как передначалом сезона в «Советском спорте» заведующий кафедрой учебного пособия по хоккею с мячом, игрок сборной команды России, заслуженный мастер спорта Михаил Степанович Козлов, рассказывая о новой игре, предупреждал: «Только при искусном владении клюшкой можно оторвать шайбу ото льда». Это было далеко не лишнее предупреждение. В одном из первых отчетов о хоккейном матче репортер писал: «Зикмунд послал шайбу по воздуху». По воздуху! Это было такой редкостью, что об этом писалось в отчете.

Игрокам перед выходом на поле выдавали по клюшке. И поскольку они, естественно, довольно быстро ломались, то мы вынуждены были научиться мастерить эти клюшки сами. Армейские хоккеисты нашли, правда, одного деда, который согласился делать нам эти клюшки.

В первое время мы стремились к тому, чтобы крюк у клюшки был как можно более похож на крюк тех клюшек, которыми мы играли в хоккей с мячом. Закругляли его неимоверно. Но оказалось, что в таком виде он хорош только для тех, кто пришел со своим навыком из русского хоккея, сегодняшние мастера вряд ли смогли бы управиться с ним. Обводить соперника такой клюшкой или бросать шайбу по воротам было нелегко.

Позже клюшки нам стали делать в малюсенькой мастерской, Где было всего два верстака. Там наше основное оружие мы уже заказывали официально, от имени организации. Размещалась эта мастерская в Лихоборах. Директором ее был товарищ Межеричер. Потом на смену ему пришла Е. М. Кочеткова, тоже большой патриот хоккея. Сейчас эта мастерская разрослась в фабрику. Ее продукцией пользуются и иностранные хоккеисты. Ведь эти клюшки не только самые прочные и удобные, но и самые «победные»! Большое вам спасибо, товарищи рабочие, от всего нашего хоккея!

Быстро пробежал год освоения хоккея. Сезон оказался непродолжительным. Немногим более… месяца.

Лето прошло в больших раздумьях. Ведь тогда тренеровспециалистов еще не было, и потому думать о путях развития хоккея приходилось каждому.

Усиленно искали молодых талантливых спортсменов, которые могли бы заинтересоваться новой игрой.

Я както вспомнил, что в команде «Трудовые резервы» вратарем играет маленький, но очень быстрый, ловкий, верткий, «двухрукий», как говорят хоккеисты, Гриша Мкртычан.

Пригласили его в ЦДКА и потом всегда считали этот выбор исключительно удачным. Гриша оказался на редкость приятным молодым человеком – трудолюбивым, скромным, веселым, и умным.

Сейчас то я понимаю, что судьба Мкртычана как вратаря новой хоккейной команды была невероятно трудной: получилось так, что Гриша стал как бы подопытным кроликом. Ведь мы тогда еще ничего не знали и не умели. Приходилось только догадываться, из чего складывается умение играть в воротах. Наши спортсмены не знали, какова основная вратарская стойка, какие нужны приемы, чтобы парировать скользящую шайбу, как ловить ее рукой, если она летит высоко. Мы не знали, как тренироваться, не было никакой тактики игры в воротах. Вратари только еще учились играть клюшкой.

Мкртычан стал родоначальником вратарской школы игры. И сейчас я хочу извиниться перед ним за то, что так много мучил его из-за своей тренерской неопытности: я ведь тоже знал эту игру не больше его. Многое решал на ходу, экспериментируя вслепую, на ощупь. А ведь пробовал и проверял я свои поиски на живом человеке и искал при этом не совсем складно и не всегда удачно.

Я хочу не только извиниться перед Гришей, но и поблагодарить его за мужество и терпеливость, за такт и деликатность.

Не все у нас было правильно. Я и тогда в какой-то степени понимал, как обидно это было Грише: жизнь у человека одна, и исправлять допущенные ошибки было уже некогда. Но Гриша не обижался на меня. Он говорил, что все равно кто-то должен начинать, не он, так другой. И может, добавлял он, еще и хорошо, что доля эта выпала ему. Быть пионером, первым, всегда почетно.

Гриша многое открыл для наших вратарей. И великое ему за это спасибо!

Самым трудным в обучении игры с шайбой было освоение тактики. Мы вынуждены были во многом начинать с нуля.

Но трудности нас не смущали. Наоборот, они придавали новые силы, дополнительную энергию, звали нас к дерзанию, к творчеству, к размышлениям.

Советские хоккеисты вынуждены были создавать свою, оригинальную школу хоккея.

И они создали ее.

А когда пришла пора первых испытаний, когда наш хоккей проверялся в международных встречах, и проверялся успешно, всем стало ясно, что важнейшей причиной наших успехов было как раз то, что мы никому не подражали, а шли своим, непроторенным путем.

Уже позже, спустя несколько лет, когда мы находились в Канаде, к нам после первого проигранного в этом турне матча подошел симпатичный, хорошо одетый господин, представился руководителем одного из известных спортивных клубов и сказал: – Ну, почему вы не берете к себе тренером нашего канадского специалиста?..

Помолчал, добавил с укоризной:

– Стоит ли упрямиться… Беритека лучше пример со своих европейских коллег. Ведь все европейцы буквально нарасхват тащат наших знаменитостейпрофессионалов, уже закончивших свои выступления…

Мой собеседник улыбался и с какимито особыми, воркующими нотками убеждал переводчика и меня:

– Нет ни одной страны, где не работали бы канадские специалисты… Возьмите и вы к себе нашего тренера года эдак на два, на три, и он научит вас играть по-настоящему.

Не помню точно, что я ответил этому господину. Но про себя твердо решил, что этого делать ни в коем случае нельзя. Ведь приглашенный из Канады тренер будет создавать команду по своему вкусу, по канадскому образцу, и потому мы вечно будем нагонять канадцев…

И еще одно. Как может учить нас иностранец, если он не знает нашего народа, его характера, склонностей, особенностей национального поведения.

Сейчас, когда прошло десять лет со времени той нашей беседы, анализ развития не только советского, но и европейского хоккея подтверждает правильность избранного нами пути, верность, наших суждений. Сравните хотя бы две немецкие команды. Два коллектива, два разных подхода к пониманию хоккея, и – . разный класс игры. Команда ГДР зарекомендовала себя в последние годы как талантливый, творческий, коллектив, где есть хоккеисты европейского класса, например вратарь Петер Кольбе, защитник Манфред Будер, нападающий Иоахим Цише. Команда ФРГ производит значительно менее яркое впечатление, и не случайно, в Вене матч между этими командами закончился победой спортсменов ГДР с убедительным счетом 8:1.

Причину такой разницы в классе этих двух команд я вижу в том, что наши друзья из ГДР идут своим путем, а хоккеисты ФРГ пошли на выучку к канадцам, их сборную возглавляет канадский тренер Э. Рейгле, и, как я и ожидал, канадская школа хоккея плохо прививается на немецкой почве.

Самобытностью нашего хоккея, так удивившего спустя много лет величайшего канадского хоккеиста Мориса Ришара, мы обязаны хоккеистам старшего призыва, особенно спортсменам думающим, ищущим, творчески беспокойным, которые годами складывали оригинальную хоккейную мелодию из совершенно новых игровых мотивов.

Нам здорово помогли хоккей с мячом, скорость, приобретенная в этом хоккее, принципы коллективности, почерпнутые из него.

Конечно, в условиях такого обособленного, ведущегося наобум, на ощупь обучения немало было и всяких казусов.

Я вспоминаю сейчас одного из наших первых вратарей, Дмитрия Петрова, игравшего в ЦДКА. Он ничего и никого в игре не боялся, обладал превосходной реакцией, хотя и был человеком высокого роста, тяжелым, сильным, на первый взгляд неповоротливым.

Он играл в воротах и в хоккей с мячом. Привык к маленькой клюшке, действовал ею легко и небрежно и, как нынешней ракеткой для настольного тенниса, парировал с лета все мячи.

Естественно, что большая клюшка для хоккея с шайбой показалась ему непривычной и неудобной. Со временем она стала вызывать у него прямотаки отвращение.

Новая клюшка раздражала его и мешала ему. Частенько, чтобы поймать летящую или скользящую шайбу, он отбрасывал клюшку в сторону, и ловил шайбу рукой. За это он наказывался двухминутным штрафом (тогда с поля удаляли и вратарей), как за умышленный бросок клюшки.

И вот однажды конфликт между Дмитрием и клюшкой достиг апогея.

Едва начался матч, как капитана армейцев Владимира Никанорова подзывает судья и объявляет, что он удаляет с поля Петрова, потому что вратарь армейцев вышел на поле играть… без клюшки.

Капитан подъехал к Дмитрию и начал его стыдить, что он снова подвел коллектив. Вместо того чтобы оправдываться, вратарь вдруг вспыхнул и, видимо едва сдержавшись, зловеще проговорил:

– Нука позови сюда судью, я ему сейчас все здесь разъясню…

Судья подъехал, и тогда Петров показал ему… клюшку.

Эта малюсенькая клюшка, привязанная шнурком к кисти руки, была спрятана за перчаткой. Не клюшка, а обозначение клюшки, ее символ, что ли.

Это не было оригинальничаньем или попыткой к остроумию. Просто большая настоящая клюшка уж очень мешала Дмитрию.

Судья удивленно покачал головой и, видимо растерявшись, отменил свое решение. Петров остался на поле.

Вот так и доиграл наш вратарь игру с этой клюшкойминиатюрой.