Мир силы

Мир силы

Звали его Клим Иванович. Старший сын в богатой крестьянской семье, человек обеспеченный и независимый, он тем не менее жестоко страдал от хрупкости сложения. Младшие братья его – богатыри как на подбор, спорые в любой работе: и в поле, и в плотницком деле, и в кузнечном мастерстве. А вот Клим фигурой не вышел. Бледный, худой, с нездоровым цветом лица, он не только что поднять большой молот в кузне, мешка с зерном сдвинуть не мог. Старик Иван Фадеич, глядя на своего старшого, только вздыхал – не работник, нет, не работник.

И пошел Клим Иванович учиться на бухгалтера. Выучился. Жил неплохо, но обиду на судьбу затаил и решил перехитрить ее. Выписал всяких спортивных книжек и журналов, накупил гирь и станков для развития силы и потихоньку тренировался в своей комнатушке. Частенько падал он в изнеможении на пол, случалось, хлынет кровь носом, не остановить. Но Клим занятий не бросал, хотя пользы от них особой не ощущал.

Вот этот человек, горько переживающий свою немощь, и обнаружил Шуру в подвале. На смену первому удивлению пришло взаиморасположение. Странная была это пара – худой, болезненный тридцатилетний мужчина и маленький двенадцатилетний крепыш. По вечерам они теперь почти не расставались. Среди хаоса спортивной литературы, кучей сваленной в комнате бухгалтера, Шура нашел множество журналов и всяческих наставлений «по развитию силы и совершенствованию фигуры». Клим Иванович со смешанным чувством разочарования, зависти, доброго участия помогал своему новому приятелю разобраться в премудростях цирковой и спортивной терминологии, разучивал вместе с мальчиком атлетические упражнения, рассказывал истории о силачах, гимнастах, борцах, которые ему приходилось читать и слышать. Перед Шурой открылся целый мир, населенный сказочными силачами.

Нужно сказать, что увлечение Клима Ивановича не было чем-то исключительным в тогдашней России. Борьба, поднятие тяжестей, акробатика в то время пользовались популярностью необычайной. Боролись всюду: в роскошном петербургском цирке «Модерн» и пуританском саду общества «Попечительства о народной трезвости», в городских театрах Одессы и Ставрополя, в парках Пензы и Оренбурга. Не только мужчины, но и женщины отдавали дань всеобщему увлечению. Сильная половина рода человеческого относилась к участию женщин в соревнованиях борцов весьма скептически. Так, журналы печатали такого рода информационные заметки «Архангельск. На смену мужскому чемпионату прибыли борчихи: Эттингер, Сокольская, Морозова, Поддубная и др. Дела – не таё…», «Кишинев Скоро приезжает дамский чемпионат в составе 12 борчих. Не так это нам интересно, потому что мы ждали борцов, а не борчих». Несмотря на столь скептическое отношение к дамской борьбе, она тем не менее продолжала существовать.

Трудно сказать, велика ли была польза от такого рода «спортивных» мероприятий. Однако сам факт существования женских «чемпионатов» убедительно свидетельствует, сколь распространен был силовой спорт в России в начале XX века.

В те годы были тесно связаны цирк и спорт, популярные зрелища и серьезная тренировочная работа. Можно с уверенностью сказать, что именно цирк был первым пропагандистом спорта сильных. Конечно же сотни не слишком разборчивых антрепренеров наживались на организации чемпионатов борцов и гиревиков. Конечно же зрелища эти были очень далеки от подлинной физической культуры. Но одно важное дело они делали с успехом – пропагандировали силу и красоту человеческого тела.

Пропаганда эта была столь успешной, что некоторые просвещенные умы России даже начинали сомневаться в ее целесообразности. А один из сотрудников знаменитого «Сатирикона» Валентин Горянский вопрошал.

Куда идем? Куда? – скажите!

Направо – спорт, налево – спорт.

Мне кажется, какой-то черт

Вмешался в логику событий…

Иван Иваныч до сих пор

На службе первым был по рвенью.

Имел жену, детей, запор,

Лечился исподволь ревенью…

Ну, словом, был как человек.

И вдруг – о, знамение века! —

Недели две назад изрек:

«Хочу похожим быть на грека,

На сына Спарты и Афин —

(Статуи их я видел часто)

Пускай мой дедушка был финн,

Я буду Эллином и… баста!!!..

Зашел к Скворцову ввечеру,

И как же он меня встречает?

Затылком ездит по ковру, —

Мосты, бедняга, изучает…

Иду к Григорьеву… Вот он

Далек от спорта – франт бонтонный,

Но – ужас мой! – двойной нельсон

В трико Григорьев облаченный

На шее брата изучал.

Семья кругом давила «грифы» [1] …

Обезумевши, я удрал

И проклял «Трои» все и мифы…

И, умирая от тоски,

Следя, как месяц плыл двурогий,

Я путь направил на Пески,

Где жил наш экзекутор строгий. —

Ну, вот – он радостно вскричал,

Со мной готовый целоваться, —

А я почти весь день скучал,

Что не с кем мне тренироваться…

«В партер!» – он дико завопил,

Хвала и слава тур де тету [2] ,

И тем же мигом прилепил

Меня к холодному паркету…

Потом, задавши «макарон» [3]

И прохрипев: «Все для идеи»,

Меня встряхнул солидно он

И занялся массажем шеи…

Он был своим искусством горд

Но я до дому – дай бог ноги!

Я проклял греков, проклял спорт,

Гантели, штанги и бульдоги…

Однако смех фельетониста не мог остановить победоносного шествия культа силы. Культ силы победоносно шествовал по стране. И на то были свои причины. Россия, страна крестьянская, выходила на путь капиталистического развития с огромным бюрократическим аппаратом, с чудовищно расплодившимися конторами, банками и другими непроизводящими учреждениями. Множество людей были оторваны от привычного сельского быта, от повседневной работы, требующей физических усилий. Между тем по складу своему, по настроениям и склонностям они по-прежнему тяготели к труду, в котором сила имела первостепенное, если не решающее значение. И как реакция на новые, противоестественные для больших масс населения условия жизни вспыхнуло увлечение силовыми упражнениями.

Увлечение это подогревалось и иными причинами. Если интеллигенция видела в нем возврат к «золотому веку» античности, к культу красивого тела, то беднейшие слои населения рассматривали спорт с точки зрения практической. По деревням ходили легенды о крестьянских парнях, ставших мировыми чемпионами, вернувшихся в родные села с большими деньгами, на которые можно и корову купить, и хозяйство поправить. Наивные эти истории гнали деревенских юношей на цирковые подмостки, где они становились легкой добычей дельцов. Мало кто из богатырей вернулся в родной дом – опутанные контрактами, они до последних дней, до «выхода в тираж» добывали деньги для своих хозяев. И все-таки новые и новые русские Геркулесы шли на цирковые арены – надежда выгодно продать единственное свое достояние, единственное, что выделяло их среди других, – физическую силу, была слишком привлекательна.

Всего этого, конечно, не знал Шура, листающий книжки в комнате Клима Ивановича. Со страниц книг к нему сходили фигуры легендарные… Илья Муромец побеждал Соловья-разбойника и пришедшего из Золотой Орды «злого Калина царя»; былинный Святогор-богатырь состязался с Микулой Селяниновичем-землепашцем. Никита Кожемяка преодолевал силу лучшего бойца печенегов – в честь его победы киевский князь Владимир основал город Переяславль. Александр Невский одолевал барона Биргера, слывшего великим рыцарем – «возложи ему печать на лицо его острием копья своего».

Все эти предания «старины глубокой» Шура проглатывал с жадностью. Особенно восхищал его царь Петр I: он совершенно свободно ломал подковы, свертывал в трубочку серебряные тарелки, связывал в узел кочергу. Однажды Петр и король польский Август, отличавшийся также громадной силой, поспорили – кто из них сильнее. Петр приказал принести штуку солдатского сукна и, подбросив ее в воздух, перерубил надвое одним ударом своего кортика. Август повторить это не смог.

Дальше – больше! Петр ехал верхом. По дороге его конь потерял подкову, и Петр остановился у первой попавшейся ему на пути деревенской кузницы. Кузнец не узнал царя. Петра сопровождали несколько солдат Преображенского полка в скромных темно-зеленых мундирах, сам царь был одет в такой же мундир. Кузнец принял царя за солдата. Когда кузнец развел огонь, достал подкову и, подняв ногу коня, хотел уже приступить к работе, Петр остановил его:

– Подожди, кузнец. А ну-ка, покажи…

Кузнец протянул ему подкову. Петр взял ее в руки, переломил пополам и швырнул половинки в открытые двери кузницы.

– Нет, кузнец, эта подкова не годится!

Удивленный силой «солдата», кузнец достал другую подкову потолще. Петр сломал и ее.

– И эта не годится, кузнец!

Молча отковал кузнец новую подкову и уже такую крепкую, что, сколько ни старался Петр, сломать ее не мог.

– Вот это настоящая подкова! – одобрительно сказал Петр.

Закончив работу, кузнец получил от Петра медный пятак. Но теперь удивляться пришла очередь царю. Кузнец одним движением пальцев переломил пятак пополам.

– Нет, солдат, эта монета не годится! – сказал он. Петр подал ему серебряный рубль, но кузнец также легко сломал и рубль.

– И эта не годится, солдат!

Восхищенный силой кузнеца Петр вынул золотой.

– Вот это – настоящая монета! – засмеялся кузнец.

Прощаясь с кузнецом, Петр сказал ему:

– А ты мне в силе ничуть не уступаешь.

– Я думаю, это потому, – ответил кузнец, – что мы с тобой оба люди русские. У меня, к примеру, весь род такой: и отец, и дед, и сыны…

Отзвуки легенд слышал Шура в подвигах сегодняшних силачей. В августе 1885 года доктор В.Ф. Краевский организовал в Петербурге кружок любителей атлетики – о нем много писали и в России, и за границей. Среди участников кружка были Георгий Гаккеншмидт, Иван Поддубный, Иван Заикин, Петр Крылов и многие другие силачи. Краевский писал: «Я уверен, что за тяжелой атлетикой в России – большое будущее. Такой массы исключительно сильных людей, мне кажется, нет ни в одной другой стране». Прочитав это, Шура почувствовал себя так, будто слова Краевского были адресованы прямо ему, Александру Зассу, будущему Железному Самсону.

Перед глазами Шуры кружились медали и жетоны, победные призы и кубки силачей. Иногда, правда, мелькала и оборотная сторона медали. Вот как писал о себе знаменитый Петр Федотович Крылов, известный «король гирь» (он в 1895 году получил место в балагане Лихачева на Девичьем Поле в Москве, удивив хозяина своими 41-сантиметровыми бицепсами).

– Пощупал меня Лихачев со всех сторон, – вспоминал Крылов, – и произнес: 65 целковых в месяц, мусью, и чтоб ежедневно несколько раз работать…

Соглашение состоялось. Начались поездки по ярмаркам провинциальных городов. Чуть ли не каждый час приходилось ворочать гири, а то и бороться на поясах с любителями. Затем «король гирь» перешел в цирк Камчатского – «чином выше». Вспоминая работу в этом цирке, Крылов рассказывал, что 12–15 раз в день приходилось ему выступать, а в промежутках стоять на «раусе» (балкон цирка) и вместе с клоунами публику зазывать…

«Король гирь» в роли балаганного зазывалы… Это озадачило мальчика. Но не надолго. Любимым его героем стал Евгений Сандов. Этот атлет в те годы, как, впрочем, и много лет спустя, волновал воображение тысяч людей. Изустные и опубликованные рассказы о его удивительно красивой силе составили целую литературу об основах атлетизма. И до сих пор, так же как больше полувека назад, о Сандове спорят, на него нападают, им восхищаются так, будто речь идет о нашем современнике, будто и не было в октябре 1925 года роковой автомобильной катастрофы, погубившей замечательного спортсмена.

Мальчик в далекой заволжской деревеньке боготворил Сандова. Его книга «Строительство тела» стала для Шуры тем, чем для верующего Библия. Затаив дыхание, он следил за спортивной биографией своего любимого героя.

Болезненный студент-медик был страстно увлечен анатомией. Он решает стать профессиональным борцом, хочет применить свои знания не столько для лечения, сколько для совершенствования человеческого тела. «Вы можете быть лучше, сильнее и красивее», – говорил Сандов людям. И доказал это всей своей жизнью.

Одна за другой сенсационные победы на ковре. Сенсационные, потому что публика в то время привыкла к атлетам гигантского веса – по 150 и более килограммов.

Сандов был иным. Средний рост, вес, немного превышающий 80 килограммов, казалось, не оставляли ему никаких шансов на успех в поединках с циклопами, чьи тела напоминали неуклюжие, но непробиваемые несгораемые шкафы. За Сандовым признавали изящество поз, красоту тела. И только…

Но этот атлет умел не только позировать. Он побил мировой рекорд в жиме одной рукой. Стоя на носовом платке с полуторапудовыми гантелями в руках, делал сальто назад и точно вставал ногами на носовой платок. Сандов рисковал даже бороться со львом. Необыкновенное сочетание ловкости, силы и красоты тела при весьма скромном весе сделали его любимцем цирка.

Казалось, непреодолимая пропасть лежит между мировым чемпионом и мальчонкой из глухой деревушки, затерянной в бескрайних просторах России. Шура думал иначе. Он решил не только учиться у Сандова, но и достичь такого же совершенства тела. (Забегая вперед, отметим: двадцать лет спустя журнал «Здоровье и сила» напечатал их портреты рядом на специальном цветном развороте.)

И разгорелся невидимый поединок. Шура теперь начинал свой ранний день с гимнастики и пробежки. Каждую свободную минуту он проводил на заднем дворе дома, где соорудил своеобразный манеж с трапецией, самодельными каменными гирями, подкидной доской и другими снарядами. Мальчик чувствовал, как крепнет, наливается силой его тело.

А Сандов… Сандов поехал в Америку. Как-то там его обследовал врач. Атлет попросил служителя Эскулапа встать одной ногой ему на ладонь. Затем поднял доктора на вытянутой руке и поставил его на стол.

Шура, прочитав эту историю, духом не пал. Кроме книги Сандова, он успел уже познакомиться с работами русских атлетов Анохина, Дмитриева-Моро и других. Упрямый подросток совершенствует свой манеж: сооружает два турника для перелетов с одной перекладины на другую, мастерит из камней и палок все более тяжелые штанги. И как награда за упорный труд приходят первые успехи – Шуре удалось «прокрутить солнце» на перекладине, подтянуться на одной руке, поймать камень, брошенный с подкидной доски.

Последним трюком он особенно гордился. Выглядело это так. Поперек большого бревна укладывали доску. На одном ее конце – полупудовый булыжник, на другой, свободный, прыгал Клим Иванович. Камень взлетал ввысь, и маленький Засс ловил его на лету.

Смотрел на эти упражнения старый конюх Григорий (единственный человек, разделявший привязанность двух друзей к цирковым номерам) и неодобрительно качал головой. «Разобьете вы себе лбы, честно говорю – покалечитесь», – увещевал он самодеятельных циркачей. Не раз и вправду камень срывался, не раз пролетал на миллиметр от головы Шуры. А однажды накликал беду старый солдат – не удержал Шура каменный снаряд, упал с поломанной ключицей. Месяц ходил с рукой на перевязи. Потом начал все сначала. И не зря – через много лет на цирковых аренах мира Александр Засс будет удивлять публику двумя «смертельными» номерами. Сначала он поймает 90-килограммовое ядро, выпущенное специальной пушкой, затем еще более усложнит номер, назвав его «человек-снаряд»: партнерша атлета будет вылетать из жерла огромного орудия и, пролетев через весь манеж, окажется в «железных» руках Самсона.

Но это все еще будет, будет… А пока мальчишка заочно состязается с мировым чемпионом. Силы не равны – у чемпиона специальные снаряды, тренеры, врачи, опыт, знания. У Шуры Засса неуклюжие самодельные штанги, кривые турники да болезненный Клим Иванович – и тренер, и напарник. Но мальчишка упрям, очень упрям.

Вскоре дошла до будущего Самсона новая весть о его кумире. Сандов организовал в Лондоне первый конкурс атлетического сложения. Парад богатырей принимали известнейшие в Англии люди, и среди них популярный писатель Артур Конан Дойль. Конкурс прошел с большим успехом.

Конкурс так конкурс. И Шура решился на предприятие рискованнейшее – добраться до Саранска, а там вызвать на соревнование, уж если не Сандова, то по крайней мере местного силача Ваню Пуда. Ведь Ваня сам предлагал любому желающему согнуть железный прут, даже 10 рублей обещал удачнику. Никто этого сделать не смог. А он сможет: он, Александр Засс, не уступит Ивану Пуду. И ему будет аплодировать публика, как Сандову в далеком туманном Лондоне.

Никого не посвятив в свои планы, Шура стал готовиться к выступлению. Железного прута не нашлось, пришлось заменить его толстыми ветвями тополя, который рос у дороги недалеко от усадьбы. По-прежнему проводя много времени с Климом Ивановичем в тренировках, маленький соперник Сандова по вечерам потихоньку убегал к одинокому дереву. По-обезьяньи забравшись к самой его вершине, Шура старался руками покруче согнуть толстые ветви степного великана. Такие упражнения требовали не только силы, но и ловкости, смелости, умения удерживать равновесие. Все это пригодилось Самсону позже. А пока – упрямая зеленая крона, мозоли на детских ладошках, ссадины на коленях…

Наконец Шура решил, что он готов к выступлению. Почему к нему пришла твердая уверенность в своих богатырских возможностях именно в то время, Самсон никогда объяснить не мог. Видимо, психологический сдвиг стал необратимым – отдав столько сил тренировке, мальчик не мог даже подумать о возможной неудаче. Да и в самом деле – разве не подчинился ему тяжелый летающий булыжник, разве не научился он «крутить солнце» на самодельном турнике, разве, наконец, не покорил он ветви степного дерева? Все это говорило о его силе, силе Александра Засса, готового вступить в единоборство с Ваней Пудом. А там и с Сандовым и со всеми силачами мира. Раздумывая о вещах столь приятных, наш герой отправился в цирк. Вышел пораньше: 15 верст – путь неблизкий. Никому в имении он не сказал ни слова – ни родным, ни Климу Ивановичу, ни дяде Грише. Слава о победе Александра Засса должна была опередить его возвращение. Мальчик готовил большой сюрприз.

Он успел к дневному представлению. Купив самый дешевый билет на галерку, Шура с замиранием сердца следил за акробатами, за наездницей-девочкой, за уморительным клоуном.

А когда на арену вышел иллюзионист, к восхищению стало примешиваться чувство страха: вдруг этот человек, со странным, неулыбающимся лицом, накроет его, Шуру Засса, своим звездным плащом и превратит в кролика? Ведь он только что проделывал такие фокусы со своими ассистентами…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.