Глава II   Что значит сверхщадящий режим

Глава II 

Что значит сверхщадящий режим

Раздумчиво лиричные глинковские «Воспоминания о летней ночи в Мадриде» не слишком хорошо вязались с нашими воспоминаниями — во времена великого композитора миру не был известен ни зажигательный футбол, ни его страдальцы, привержены и поклонники, которых называют в Бразилии «торсидорес», а в Италии — «тиффози». Поначалу итальянские футбольные паломники вели себя скромно. В самом деле, на что им было рассчитывать: попала «Скуадра адзурра» в одну подгруппу с чемпионами мира аргентинцами и бразильцами, а выходила из подгруппы в полуфинал лишь одна-единственная сборная. Разум человеческий и электронный выводил в чемпионы команды в такой последовательности: Бразилия, Аргентина, ФРГ, Испания… В пресс-центре, где перед началом второго этапа журналистов попросил и внести в специальную карточку свои прогнозы (победителю приз — двухнедельное путешествие по стране, давшей чемпиона), лишь два или три чудака-итальянца написали: «В финале встретятся команды Италии и ФРГ». Заполняя листки, они чуть прикрывали ладонями написанное, чтобы никто не заподозрил их в легкомыслии. И лишь один из известных мне журналистов с гордостью показал перед началом финала копию карточки, на которой действительно стояли команды Италии и ФРГ. Но, если мне не изменяет память, тот корреспондент был из Неаполя, а неаполитанцы, известно давно, любят иногда чуть прихвастнуть, иначе, мол, «мы не были бы неаполитанцами, а были бы «северянами», которые больше похожи на немцев, чем на итальянцев».

На матч Аргентина—Италия приехали часа за два до начала. Чтобы как-то скоротать время, я отправился в самый дальний конец галереи и, утонув в кресле, начал наслаждаться телевизионным репортажем с теннисного турнира в Уимблдоне. Минут через двадцать, однако, голос диктора заглушил рокот полицейских мотоциклов, начавших въезжать на площадку у неприметного, будто бы, потаенного хода. Раздались звуки сирен. И тут же появилась аргентинская команда. Игроки были серьезны, сосредоточены, не расточали ни улыбок, ни автографов, за которыми первыми потянулись мальчишки — ассистенты фоторепортеров. Коря себя за оплошность, с опозданием прибыли телерепортеры со своими камерами. Кто-то на ходу протянул тренеру Менотти, как эскимо на палочке, микрофон с просьбой сказать пару слов. Тот отрицательно качнул головой и, будто не замечая никого, двинулся вслед за командой к раздевалке.

А потом прибыли итальянцы. Они выглядели весело! Их тренер Беарзот был похож на человека, которому предстоит пережить приятное событие. «Ручки в брючки», независимая походка, лучезарная улыбка, а при этом… при этом, даю честное слово, тренер насвистывал какую-то фривольную мелодию. Он не исполнял роль. Он был в эту минуту самим собой. Хотя, проиграй сегодня его команда, ему уже никогда не пришлось бы выводить ее на чемпионат. Итальянское терпение имеет свои, не такие дальние, как в других климатических поясах, пределы, до этих рубежей оставалась тонюсенькая полоска надежды — тренеру поражения не простили бы. А он… он насвистывал песенку, всем своим видом показывая окружающим, какое распрекрасное у него сегодня настроение.

Подумал я, грешным делом, делает хорошую мину при дурной игре. Первые три матча в подгруппе итальянцы завершили вничью. Со страниц римских, миланских, генуэзских, сицилийских и прочих и прочих газет раздавались упреки в адрес тренера и игроков — с такой-де игрой нечего рассчитывать на милость судьбы, почему взяли в команду этого, а не того, что будет делать «этот» в поединках с Кемпесом, Марадоной и Ардилесом?

И футболисты, и тренер терпели-терпели до поры до времени, а потом им все это надоело, и заключили они договор — бойкотировать прессу: ни одного интервью, ни одного высказывания, ни одной встречи с представителями отечественной журналистики. Вот почему стоят с опущенными микрофонами радиокомментаторы, вот почему не вынимают ручек из карманов подоспевшие к входу итальянские корреспонденты, знают — бесполезно. В чем в чем, а в отсутствии характера Беарзота и его воспитанников не упрекнешь.

Одному из известнейших наших футболистов А.П. Старостину принадлежит выражение, ставшее крылатым: «порядок бьет класс».

Но оказалось вдруг, что есть на свете нечто, способное побить и класс, и порядок, и наиболее точно выражается оно словом «страсть». Любо-дорого (и завидно, к тому же!) было смотреть, с какой страстью проводила ответственнейший матч команда Беарзота. Буд то с небес снизошло вдохновение. Задавал тон, показывал пример, звал за собой игрок с шестым номером I на футболке — Джентиле. Это имя звучит на итальянском символом доброты и достоинства. Джентиле был по-рыцарски суров и непреклонен. И полон достоинства, ему была поручена самая главная роль — не дать сыграть Марадоне, только при этом условии могла на что-то рассчитывать «Скуадра адзурра». Происходило то, что на тренерском языке носит название «размен». «Не сыграю сам, но не дам сыграть и тебе» — согласитесь, не самое привлекательное кредо. Но не дать сыграть такому первоклассному форварду, как Марадона, не просто, для этого самому надо быть игроком экстра-класса. И Джентиле показал именно такой класс. Потом в других матчах заблистает звезда других итальянских мастеров-созидателей, в этом же героем был самоотверженный оппонент, опровергатель, разрушитель, показавший, как надо выполнять четкую, недвусмысленную тренерскую установку. Марадона, безукоризненно проведший предыдущий матч, присутствовал на поделишь номинально. Он делал отчаянные попытки переиграть, перехитрить, перебегать своего соперника — не удавалось. Привычные связи и наигранные комбинации чемпионов мира нарушились, команда атаковала без системы, полагаясь на случай и удачу. Я был бы далек от истины, если бы написал, что во всех эпизодах борьбы Джентиле вел ее в строгом согласии с законами. Ноя не разделяю категоричности обозревателя-соотечественника, написавшего, что грубость была чуть ли не единственным оружием игрока под номером шесть: Джентиле, который был приставлен к Марадоне, без зазрения совести сбивал с ног соперника, как только чувствовал, что аргентинец может обойти его. Фактически Марадоне просто не давали играть».

С тем, что Марадоне не давали играть, спорить не пристало: факт подмечен точно. Но не найти для характеристики Джентиле других слов — это значит не заметить того, чего так недостает нашим футболистам — умения страстной и техничной игрой претворить в жизнь тактический замысел тренера.

Куда более точным и справедливым представляется высказывание вице-президента международной федерации футбола В.И. Колоскова, назначенного комиссаром двух ответственных игр: Италия—Аргентина и Аргентина—Бразилия:

— Нарушения Джентиле носили, можно сказать, игровой характер — они происходили в борьбе за мяч, не были злостными. Во всяком случае, так определил я.

Когда же итальянцы убедились, что «с Марадоной все в порядке, а за Джентиле можно быть спокойными», они отрядили в атакующие дивизионы дополнительные силы. И показали как азартно и неудержимо могут пробивать путь к чужим воротам. За девять минут Тарделли и Кабрини дважды поразили их после искрометно разыгранных комбинаций.

В промежутке между этими голами произошло событие, отозвавшееся стоном в рядах почитателей аргентинской команды: их любимец, их надежна, звезда предыдущего чемпионата мира и главный бомбардир Кемпес увидел свой номер, поднятый ассистентом судьи. Это значило, что его, Кемпеса, отзывал с поля тренер Менотти. Унизительней не придумать жребия для мастера, привыкшего к славе. Увы, футбольная слава кратковременней всех прочих. Она прихотлива, но и справедлива вместе с тем, высвечивая лики лишь тех мастеров, которые обладают способностью к совершенствованию. Много звезд закатилось на этом турнире, но зато сколько ярких взошло.

В составе итальянской команды пока не бросается в глаза Росси. Он скромно и честно делает свое дело — уходит из-под опеки, ассистирует партнерам, а вот единственной возможностью поразить ворота пользуется плохо. И это дает основание тому же, скорому на приговоры обозревателю написать: «По тому, как сыграл в этом эпизоде Росси, стало ясно, что некогда лучший бомбардир итальянцев находится в плохой спортивной форме». Думаю, что уже через неделю наш автор пожалел об этом торопливом суждении.

За семь минут до конца матча аргентинцы получили право на штрафной. Пока судья отодвигал стенку на положенное расстояние, капитан чемпионов мира Пасарелла ударил. Судья, полуобернувшись, увидел мяч в воротах и… засчитал гол.

Но неправедный этот гол настроения аргентинцам не прибавил. Чемпионы сдавали полномочия.

После матча произошел мимолетный, но надолго запомнившийся эпизод. По обычаю, игроки обеих команд начали меняться майками: второй номер со вторым, пятый с пятым, а восьмой с восьмым. Покидали поле в трусах, перекинув чужие футболки через плечо. И только Джентиле остался в итальянской форме. Но вот кто-то из аргентинцев протянул ему свою, сделав рукой недвусмысленный жест, поменяйся, мол.

Джентиле посмотрел колко. Приложил обе руки к груди, всем своим видом говоря: нет, это моя футболка, на ней эмблема моей страны, и я с ней не расстанусь. Был ли этот жест демонстративным? Возможно. Но у меня нет никакого сомнения в том, что он был искренним. И еще более симпатичным показался мне Джентиле. Забегая вперед, скажу, что в конце чемпионата я, отвечая на анкету, предложенную пресс-центром, включил Джентиле в первую символическую сборную команду мира. И был рад, что не ошибся. Итальянский защитник действительно оказался в ней.

После матча Италия—Аргентина (а я рассказываю о нем столь подробно потому, что он оказался решающим, ключевым для определения будущего чемпиона — итальянцы поверили в себя!) стала известна любопытная деталь. Оказалось, что, готовясь к игре, Менотти чуть ли не в полном смысле посадил свою команду под усиленную стражу — никаких контактов, никаких отвлечений от мыслей о будущей игре и будущей победе. Не он первый, не он последний. Подобной «педагогической концепции», как помнит читатель, придерживались и руководители нашей сборной в семидесятом, в Мехико, перед важным матчем с командой Уругвая. Вспоминаю постные лица футболистов и жалобы на «многосерийные футбольные сны» и тяжелую, как в плохом сне, никак не желавшую задаваться игру. Слишком много разговоров об ответственности наслушались тогда наши.

А итальянцы? Как настраивали на поединок их?

Вопреки установившимся канонам, жили они в обстановке сверхщадящего режима. Подумать только, накануне игры итальянских футболистов видели на улицах. Каждый мог распоряжаться свободным временем по своему усмотрению. Им доверяли! Давали возможность раскрепоститься так, как привык это делать каждый сам по себе. Тренер верил в свою команду, в каждого ее игрока. Команда отвечала взаимностью.

Послушаем Энцо Беарзота:

— Сила нашей команды в ее духовном единстве. Мы были компактной и объединенной группой, несмотря на всю критику в наш адрес и все сложные моменты розыгрыша Кубка мира. Какой смысл иметь двадцать две сверхзвезды, которые не в силах объединиться и вместе бороться за цель? Мы — иное дело. Конечно, если бы наши игроки конфликтовали вне поля, то они бы эти взаимоотношения перенесли и на игру. Но они были едины всюду, вот почему у нас получилась монолитная команда. И в этом вся суть.

* * *

Перед началом чемпионата были сомнения: ехать на первую половину его или на вторую.

Поехать на первую — значит увидеть визуально матч в Севилье СССР—Бразилия. Согласитесь, сильнодействующий стимул. Чем черт не шутит, ведь выиграла же не так давно наша команда «у них» на знаменитом стадионе «Маракана», матч был связан не помню уж с каким юбилеем бразильского футбола, и омрачать его хозяевам поля, конечно же, не хотелось.

Мы двадцать один год (после того как выиграли в шестидесятом Кубок Европы) ждали такую команду, какую получили в восемьдесят первом. Собранно, уверенно, красиво провела игры в отборном турнире к первенству мира, опередила сборные Чехословакии, Уэльса, Исландии и Турции, забила двадцать мячей, а пропустила всего-навсего два. Разве не стоило посмотреть на такую команду в матче с трехкратными чемпионами мира? Был и интригующий повод — наши вылетали из Москвы за день до ответственнейшей той игры. Человека, интересующегося психологией спортивного противостояния, не может не привлечь неожиданный ход, придуманный тренерами и врачами. Команда избавит себя от дополнительного груза переживаний, от изнуряющей жары и вступит в бой с места в карьер. Хорошо ли это?

Был большой соблазн поехать на первую половину чемпионата, посмотреть своими глазами на две других игры советской сборной с командами Шотландии и Новой Зеландии. А разве

мало обещал такой, скажем, матч, как Бразилия—Шотландия? Лучше синица в руках, чем журавль в небе.

Только те рассуждения были с изъяном. А вдруг наша команда пробьется в следующий этап? Как будешь чувствовать себя, если вынужден будешь в разгар чемпионата, двадцать шестого июня, махнуть на прощание ручкой и Мадриду, и всему чемпионату?

… Разве можно сомневаться в том, на какую половину турнира следует лететь? Ясно, на вторую.

Уже в Барселоне поймал себя на крамольной мысли: а может быть, следовало все-таки согласиться на первую?.. Хотя бы для того, чтобы на расстоянии, которое сглаживает переживания, посмотреть на матч с бельгийцами… на матч с поляками? Такие уж были это игры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.