ПРИЗНАНИЕ

ПРИЗНАНИЕ

Трудные дни

В конце 1921 года министерство просвещения предупредило нас о том, что будущей весной в столице намечается проведение показательных выступлений мастеров всех древних японских боевых искусств. Все выступления должны были проходить в помещении женской средней школы в Отяномидзу, одном из районов Токио. Префектура Окинава получила приглашение участвовать в этом большом празднике.

После этого местный департамент просвещения обратился ко мне с просьбой показать столичным жителям наше окинавское искусство каратэ. Понятно, что я тут же согласился и немедленно начал готовиться к предстоящему выступлению.

В то время за пределами острова каратэ было практически неизвестно. Японцы, которым мы собирались показывать его в Токио, знали об этом национальном боевом искусстве Окинавы очень мало или не знали вообще ничего. Для первого выступления необходимо было придумать что-то необычное и хорошо запоминающееся. Я изготовил три больших стенда со множеством Фотографий, на которых были засняты различные стойки, ката, удары руками и ногами. Эти стенды я привёз в столицу.

Все боевые искусства, представленные в Отяномидзу, произвели большое впечатление на зрителей, но главный успех, как мне тогда казалось, имело моё выступление и демонстрация окинавского искусства каратэ.

Я собирался вернуться домой сразу же после выступлений, но мне пришлось отложить свой отъезд, потому что Кано Дзигоро, знаменитый руководитель центра дзюдо Кодокан, попросил меня прочитать небольшую лекцию об искусстве каратэ. Сначала я колебался, считая себя недостаточно компетентным для этого, но мастер Кано был так настойчив, что я согласился показать некоторые ката лично для него. Местом проведения этой лекции был зал Кодокан, и я думал, что присутствовать на ней будет лишь небольшая группа старших учеников. К моему величайшему изумлению, собралось более сотни зрителей, ожидающих моего выступления.

Партнёром для этого выступления я выбрал Гика Синкзн, который учился тогда в Сёка Дайгаку (ныне университет Хитоцубаси) в Токио. Гима Синкэн был отличным каратэка и много тренировался перед отъездом с Окинавы. Мастер Кано, для которого наше показательноеo выступление представляло профессиональный интерес, спросил меня, сколько времени потребуется на изучение ката, которые мы показали.

– По меньшей мере, год – ответил я.

– Ах, это слишком долго,– сказал он.– Не могли бы Вы обучить меня хотя бы нескольким основным приёмам?

Простой провинциальный школьный учитель, я почувствовал огромную гордость от этой просьбы великого мастера дзюдо и, конечно же, я не мог ему отказать.

Прошло довольно короткое время, и я снова начал готовиться к возвращению на Окинаву, но так и не уехал. Однажды утром меня пригласили к известному художнику Косуги Хоан, который рассказал мне, что недавно побывал в этнографической экспедиции на Окинаве, и его глубоко поразило искусство каратэ. Косуги Хоан очень хотел бы изучать каратэ, но в Токио невозможно найти ни учителей, ни учебников. Художник просил меня остаться в столице на некоторое время, чтобы давать ему частные уроки каратэ. Я согласился на его предложение и начал проводить регулярные занятия с членами общества художников «Клуб Тополей Табата», которое Косуги возглавлял.

После нескольких таких занятий я подумал, что, если я хочу широкого распространения каратэ в Японии, то я – именно тот человек, который мог бы сделать эту работу, а Токио – самое подходящее место для начала этого дела. Я написал письма своим учителям Адзато и Итосу, рассказал им о своей идее, и оба мастера письменно выразили мне своё полное одобрение. В то же время, в своих письмах они предостерегали меня, что работа по распространению каратэ будет очень трудной, и меня ожидают трудные времена. К сожалению, именно в этом они оказались более, чем правы.

Я переехал в Мэйсэйдзюку, общежитие студентов с Окинавы, расположенное в токийском районе Суйдобата, где мне разрешили использовать лекционный зал общежития в качестве моего временного додзё, когда там не было занятий. Главной моей проблемой стали деньги: накоплений у меня не было, моя семья на Окинаве не могла высылать мне денег, и я не мог тогда использовать деньги каких-нибудь меценатов, потому что о каратэ ещё почти никто не знал.

Чтобы заплатить за крошечную комнатку, где я спал, мне приходилось браться за любую работу в общежитии: мыл посуду, был сторожем, садовником и даже убирал в комнатах. В то трудное время у меня было лишь несколько учеников, поэтому платы, которую я от них получал, не хватало, чтобы свести концы с концами. Чтобы решить хотя бы проблему с питанием, и уговорил повара общежития брать у меня уроки каратэ. За это он делал мне скидку в ежемесячных расчётах за питание. Мне было тяжело, но теперь, много лет спустя, я думаю, что моя жизнь тогда была не такой уж плохой.

И в этой трудной жизни бывали весёлые минуты. Мне запомнился случай с газетным репортером. В те дни персональное интервью и газетах и журналах было большой редкостью. И вот, однажды в общежитии появился газетный репортёр. Когда он пришёл, я подметал дорожки в саду, и репортёр, как я думаю, принял меня за садовника.

«Где мне можно найти мастера Фунакоси, учителя каратэ?»– спросил он. «Одну минуту, господин!»– ответил я и бросился к дому. Я быстро поднялся в свою комнату, переоделся в кимоно и бегом спустился вниз, где меня терпеливо ждал репортёр. «Здравствуйте, я – мастер Фунакоси»,– представился я ему. Никогда не забуду выражение изумления на лице своего собеседника, после того, как он понял, что бедный садовник и учитель каратэ – один и тот же человек!

В другой раз меня нашёл один из слуг барона Мацудайра Ясуо, дом которого был расположен рядом с нашим общежитием. Барон и его жена были важными персонами и родственниками принцессы Титибу.

«Я пришёл,– сказал слуга,– поблагодарить пожилого человека из этого общежития, который каждое утро подметает дорожки перед нашими воротами. Мой хозяин прислал ему небольшой подарок в знак благодарности.» С этими словами он вручил мне коробочку конфет. Эта история имела продолжение и закончилась несколько лет спустя, когда тот же самый слуга вновь пришёл ко мне, чтобы извиниться за то, что он назвал меня «пожилым человеком, подметающим улицу.» Он сказал: "В то время мы и подумать не могли, что вы и есть знаменитый мастер каратэ Фунакоси Гитин.

В самом деле, дорожки возле общежития требовали к себе постоянного внимания: там часто играли дети. По вечерам, убирая за ними мусор, я иногда бранил детей и говорил, что им лучше играть в саду, чем устраивать беспорядок на дорожках.

Однажды один из них, маленький языкастый дьяволёнок, назвал меня «карасуури» («злая тыква»), а все остальные дети стали хором повторять это прозвище. Я не мог понять, чем же я похож на «злую тыкву», пока вечером не посмотрел в зеркало и не понял сходства. Я рассмеялся. Хотя я никогда не употреблял алкоголя, цвет лица у меня был слегка красноватым, а кожа смуглая. Я понял, что в сознании маленького мальчика возникла ассоциация с тыквой, которая становится красноватой от спелости.

Итак, для моих учеников я был мастером каратэ, для домашних слуг барона Мацудайра – пожилым дворником, а для детей, игравших в саду, «злой тыквой». Сегодня всё это кажется весьма забавным.

Менее забавными были дни нищеты, когда я не мог наскрести денег, необходимых для существования. Однажды я понял, что должен что-то заложить, но что именно? Я долго искал, что-нибудь ценное и, наконец, нашёл старый котелок, который я носил ещё на Окинаве, и окинавское кимоно ручной работы. Тщательно упаковав эти вещи, я потащился в отдалённый ломбард, потому что не хотел, чтобы студенты в общежитии узнали об этом. Мне стыдно было даже показать свои вещи приёмщику в ломбарде, настолько они были старые и поношенные. Я был уверен, что они ничего не стоят. Приёмщик почему-то унёс вещи в заднюю комнату, с кем-то там пошептался и, вернувшись через несколько минут, дал мне за них невероятно большую сумму денег. Я сначала очень удивился, но потом узнал, что младший брат этого приёмщика был одним из учеников в моём додзё.

Даже сегодня, мысленно возвращаясь в то далёкое прошлое и вспоминая те трудные дни, я испытываю глубокую благодарность к моим благодетелям и прежде всего к Косуги Хоан и другим художникам из «Клуба Тополей Табата».