Пионеры

Разместить бразильского футболиста в гостинице "Советская", расположенной там же, где и штаб-квартира ЦСКА, на Лёнинградском проспекте, не составило труда: мне десятки раз приходилось это делать, работая с иностранными делегациями. А рабочие будни начались на следующий день - с диспансеризации, которая, как выяснилось, является абсолютно необходимым мероприятием для новичков любого профессионального клуба.

Между прочим, второй день тоже надолго врезался в мою память. Может, оттого, что мне посчастливилось встретиться сразу с двумя легендами отечественного спорта.

Сопровождать Леонидаса на диспансеризацию было поручено тогдашнему второму тренеру ЦСКА Владимиру Федотову, сыну великого футбольного бомбардира. Григорич минута в минуту подогнал свой ухоженный "мерседес" к входу в "Советскую" и разговор начал так тепло и душевно, что сразу сложилось впечатление, что мы давно знакомы.

Вообще Тарханов принял очень разумное решение, поручив опеку и первые тренировки с иностранцами Федотову - человеку интеллигентному, по-житейски мудрому и самому прошедшему долгий, тернистый путь в футболе, что сразу располагало к нему новичков. Не случайно именно Григорич отвечал в клубе, так сказать, за "внешнюю политику", выезжая с видеооператором за границу для просмотра будущих соперников по еврокубкам и принимая самое деятельное участие во встречах иностранных гостей дома.

В физкультурном диспансере ЦСКА Григорич не погнушался лично провести Леонидаса по всем врачебным кабинетам, тем более что вскоре к нам присоединился патриарх отечественной спортивной медицины Олег Белаковский. Шутник и балагур, "академик-практик" подробно живописал свою встречу с Пеле на чемпионате мира чуть ли не 1958 года, рассказал несколько забавных историй, всячески напутствовал молодого бразильского футболиста и в конце (видно, как крупный специалист по венерическим заболеваниям) почему-то призвал его держать ухо востро с русскими девушками.

По протекции Белаковского медосмотр был существенно упрощен и укорочен, так что Леонидас успел к вечерней тренировке на армейской базе в Архангельском. Не сказать чтобы ребята приняли его очень дружелюбно, но и прямого отторжения не было. Как и следовало ожидать, первыми интерес к экзотическому футболисту проявили опытные Тяпушкин и Мамчур (к сожалению, ныне покойный), а также недавние новобранцы Семшов, Мовсесьян, Пестряков. Остальные отнеслись к появлению "Лёни" - а именно так прозвали бразильца уже на первом занятии - либо равнодушно, либо с настороженностью, видя в нем в первую очередь потенциального конкурента.

Впрочем, так принимают почти каждого новичка в команде. Разница в том, что у каждого российского футболиста или легионера из ближнего зарубежья при переходе в другой клуб, как правило, находятся старые знакомые, с которыми футбольные пути-дорожки пересекались в прошлом - в других коллективах или в разного рода сборных. Тогда "вживание" происходит динамичнее.

И все-таки определяющим в конце концов, как и в случае с Лёней, становится ценность футболиста на поле, его КПД, если хотите. После того как бразилец с первого матча начал забивать и приносить ЦСКА дополнительные очки и премиальные, его круг общения стал заметно расти. Проснулось-таки естественное любопытство: а как там у вас в Бразилии? Много ли там диких обезьян? И так далее - в меру нашего узкого обывательского кругозора относительно этой крупнейшей страны Южной Америки.

Между прочим, сам я, как и Лёня, тоже во многом оказался в роли пионера (в смысле - первопроходца). Знаю, что в других командах кое-где тоже работали переводчики, но это были внештатники, приезжавшие к подопечному от случая к случаю, а в основном в клубе с иностранцем общались языком жестов или с помощью небогатого словарного запаса лингвистически наиболее одаренного игрока. В то время в ЦСКА довольно сносно говорили на английском Сергей Семак и Денис Машкарин, но что толку, если сам Леонидас не знал ни слова из языка Шекспира?!

Вскоре у меня вошло в привычку выбегать с командой на тренировку в спортивном костюме, чтобы объяснить Лёне суть того или иного упражнения. Я садился рядом с ним на теоретических занятиях и тренерских установках, чтобы бубнить на ухо, не мешая другим, растолковывая слова "главного". Я занимал свое место на скамейке запасных во время игры, чтобы суфлировать бразильцу ценные указания тренера.

Последнее, пожалуй, было самым трудным. Поначалу я просто стеснялся выбегать к кромке поля под взорами тысяч и тысяч людей и объективами фото- и телекамер, чтобы прокричать какую-нибудь эмоциональную фразу тренера, которая, как правило, мало что значила и на треть состояла из бранных слов. В этот момент сам футболист подчас находился в пылу борьбы, и ему было не до реплик со стороны. Поэтому спустя некоторое время я научился "держать удар", на секунды как бы сам воплощаясь в своего подшефного, и только когда в игре наступала пауза, спешил донести до него очередную тренерскую директиву.

Самое смешное, что, когда игра у команды не клеилась, Тарханов в сердцах вполне мог бросить в мой адрес фразу типа: "Володь, может, ты ему чего неправильно переводишь?…" В первый раз, помню, я оскорбился, но потом, будучи уже в совсем дружеских отношениях с Федорычем, я ему как-то дословно повторил реплику, адресованную во время игры Леонидасу. Главный тогда согласился, что не следовало переводить ее буквально, и с тех пор перестал сомневаться в моих профессиональных способностях.

К счастью, на футбольном поле Леонидас был прилежным учеником и почти не давал повода для критики. А вот проблемы неожиданно подступили совершенно с другой стороны.