Хоу как игрок
Хоу как игрок
Для Хоу-подростка в жизни оставалось мало места для чего-нибудь кроме хоккея. Чуть ли не со времени, когда он научился ходить (а некоторые его биографы лирики утверждают, что он научился кататься на коньках раньше, чем ходить), им овладело страстное желание преуспеть в хоккее. Он был одержим этим всю жизнь. Когда он начал выступать в профессиональном хоккее, он вырезал из газет любую статью, в которой упоминалось его имя, наклеивал вырезки в альбом, чтобы показать их дома приятелям и доказать, что он не зря провел год в большой лиге.
Поначалу пределом его мечтаний было отыграть год в Национальной хоккейной лиге. Затем, когда год шел за годом, он начал думать о десяти годах. Достигнув этой вершины, он размечтался о пятнадцати. И неожиданно ему пришло в голову, что можно подумать и о двадцати.
«Я намерен оставаться в хоккее так долго, как смогу, – говорил Хоу. – Это единственное дело, которое я знаю. Это моя жизнь. В любом другом деле я пропаду».
Карьера Хоу в Детройте делится примерно на три периода. Первый – это годы «конвейера», между 1947 и 1952 годами, когда тройка Горди Хоу – Сид Эйбл – Тед Линдсей вызывала восхищение болельщиков на всех ледовых аренах лиги. Второй называют «годами величия», между 1952 и 1957 годами, когда Детройт доминировал в Национальной хоккейной лиге и ударной силой команды был дуэт Хоу – Линдсей, (после того как Эйбл покинул лед и стал тренером клуба в Чикаго). И, наконец, это условно называемое «десятилетие старейшины хоккея», когда Хоу, как никогда до этого, был движущей силой «Ред уингз» – забивал голы, руководя игрой в защите и атаке в этой долгой вечерней работе на льду. Он продолжал все эти годы совершенствовать свое мастерство, давая товарищам дружеский совет, когда его просили или когда он чувствовал, что это необходимо.
Огромные способности, которые у него были и есть, делают его излюбленной мишенью для сильнейших защитников лиги. Таков же был удел Мориса (Ракеты) Ришара, великого правого крайнего из «Монреаль канадиенс», чья хоккейная карьера часто сравнивалась с хоккейной жизнью Хоу. Тренеры посылали на лед разрушителей с единственной краткой инструкцией: «останови Хоу» или «останови Ришара», «мне плевать, как ты сделаешь это, но останови его».
Это было основным заданием для целой большой группы игроков, и если у них не хватало мастерства, в ход шли другие средства, чтобы избежать ссьтки в клуб низшей лиги за неспособность «разменять» или «подавить» грозного оппонента. Задержки, подножки, удары клюшкой – чего только не использовалось против двух величайших правых крайних, которые когда-либо выступали на хоккейных площадках! Реакция обоих на это была совершенно различна.
Галльский характер темпераментного Ришара вскипал даже при низкой температуре, и малейшая удача его «опекуна» – будь то задержка или разрушение комбинации – часто вызывала у форварда взрыв негодования, переходящий в драку с последующими бесчисленными удалениями и даже пропусками целых игр. Хоу, со своей стороны, решал проблему ответа обидчику с хладнокровием и утонченностью, хотя иногда и давал волю эмоциям и подвергался наказаниям. Парадоксально, что он часто, ссылаясь на собственный опыт, учит молодых хоккеистов, что матчи не выигрывают сидя на скамье штрафников. И тем не менее годы его самой высокой результативности были годами, когда он провел на этой злополучной скамье очень много времени.
Спокойный, сдержанный и даже застенчивый вне хоккейной площадки, он становился злобным и жестоким на льду. По крайней мере, так отзывались о нем некоторые из противников, кто не смог устоять на коньках после встреч с Хоу. Их личная оценка его как игрока весьма неприязненна. Однако даже в ней всегда сквозит уважение. Если свести все мнения этой части игроков команд противников в одно, то выйдет примерно следующее: «Хоу знает, как подчинять себя правилам. Он движется на самой грани свода правил. Сделай что-нибудь ему, и он не даст себе волю и не бросится на тебя. Только после следующей встречи с ним на льду у тебя появятся невесть откуда пять шрамов».
Один игрок, который, очевидно, часто был жертвой обманчивой внешности Хоу, так оценивает его с оттенком невольного изумления: «С этим Хоу трудно. Ты катишься рядом с ним, а у него вид такой, что невольно ожидаешь, что он спросит, как жена или дети. Вдруг ты получаешь локтем по физиономии, клюшкой в ребро и коленом в пах». Оппоненты утверждают в один голос, что у Хоу самые большие и твердые локти в хоккее. В его комнате, набитой хоккейными трофеями и призами, он хранит подарок с ироническим подтекстом, полученный от одного приятеля, – красные налокотники несусветного размера. Они такие, что могли бы служить щитками для ног вратаря семилетнему сыну Хоу.
С другой стороны, у Хоу есть искренние защитники, к числу которых относится, например, Бобби Халл, знаменитая «золотая ракета» из Чикаго. Он отметает доводы критиков: «Хоу не демон на льду, как говорят некоторые. Если ты хочешь играть в хоккей, он тоже будет играть в хоккей. Однако если какой-то парень задумает фолить, то в поединке он всегда будет только вторым. С Горди шутки плохи».
В один из февральских вечеров 1959 года Хоу и Лу Фонтинето сошлись в одной из самых жестоких драк за всю историю профессионального хоккея на льду «Мэдисон сквер-гарден». Фонтинато, который сам себя назначил «грозным мстителем» клуба «Нью-Йорк рейнджерс», налетел на Хоу за то, что тот якобы грубо обошелся с Эдди Шэком. Он сбросил перчатки и приблизился к Хоу, размахивая руками, как пловец кролем. Коньки Хоу в тот момент запутались в сетке ворот.
«У меня не было иного выхода, кроме драки», – сказал потом Хоу, удивленный тем, что противник напал на него, не думая прикрываться. Целую минуту Горди лупил его наотмашь, пользуясь тем, что судьи позволили им подраться. Хоу обрушивал страшные удары на лицо Лу, подобно дровосеку. Нос Фонтинато был сломан в пятый раз за его хоккейную карьеру.
«Рейнджерс» укрыли Фонтинато от посторонних взоров сперва в кабинете первой помощи, а затем переправили его в больницу. Но и там суровый и гневный защитник продолжал бушевать: «Пусть Хоу не думает, что он Джек Демпси (чемпион мира по боксу в тяжелом весе – Д. В.), только потому, что он упрятал меня сюда».
«Я пришел играть в хоккей, а не драться», – сказал на это Хоу. Лу не знал, что Хоу играл в тот вечер с поврежденными ребрами. Один удар в область грудной клетки – и лучший хоккеист был бы отправлен в больницу.
Возможно, самый большой комплимент мастерству владения клюшкой и бега на коньках, которым обладал Хоу, был отпущен центральным нападающим Сидом Эйблом, который сказал, что у него в целом есть претензии к стилю игры его правого крайнего. Это было вскоре после создания «конвейера». Эйбл как-то заметил: «У меня нет особых возражений против его обводки, но зачем обводить одного и того же игрока три раза подряд?»
Главное оружие Хоу – его быстрый кистевой бросок. Он наиболее опасен в радиусе от 15 до 20 футов (от 3,5 до 6 метров) от ворот. Врожденные способности и выработанная сноровка позволяют ему самые трудные приемы выполнять так, что со стороны это выглядит легко и просто. Его огромная физическая сила сосредоточена глазным образом в плечах, мышцах корпуса и мощных кистях, которые у него такие большие, как у иного атлета верхние части рук. Хоу скользит по льду длинным, плавным, накатистым шагом. Он может без видимого усилия резко ускорить бег, так что избегает столкновения с противником, решившим применить силовой прием. Когда он как бы с ленцой, раскачиваясь движется с шайбой в зоне команды соперников, трудно представить, что на самом деле он замышляет свой коварный бросок, выбирая лишь, с какой стороны бросить – справа или слева.
За 26 лет, что Хоу выступал за «Ред уингз», команда имела всего пятерых капитанов. Каждый игрок «конвейера» провел на этом мостике свой срок. Горди нравилась политика Эдамса, который передавал звание капитана и лидера команды хоккеистам старшего поколения по очереди и делал это через каждые четыре-пять лет, Эйбл был первым капитаном, за ним последовали Линдсей, Келли, Хоу и Дельвеккио.
Главной обязанностью капитана профессиональной команды является обеспечение связи между игроками и администрацией. Проблемы возникают часто, и дело капитана помогать в поисках решений. Если он сам не может принять решения в одиночку, он выносит его на обсуждение с администрацией. Капитан и три его помощника в команде носят на свитерах буквы «С» или «А». Они – и только они – имеют право обращаться к рефери во время матча.
Хоу был назначен капитаном в 1957 году. На следующий год, однако, «Ред уингз» не попали в финальные серии игр на Кубок Стэнли, впервые с тех пор, как он стал профессионалом. Тренер Сид Эйбл высказал весьма нелестное для Хоу предположение, что тому недостает качеств капитана, в частности страсти, огня. Эдамс не согласился с такой оценкой. «Вы должны четко определить, что значит „страсть, огонь“, – сказал он. – Хоу вдохновляет всю команду своей игрой. Мне не нужен капитан „сорвиголова“, постоянно торчащий на скамье для оштрафованных, каким был Линдсей. Я думаю, что, например, Проново был бы хорошим лидером. Он может вступать в объяснение с судьями и биться за интересы команды, не получая за это наказания. Но капитан все-таки Хоу, и я не намерен вносить в это какие-либо изменения».
В конце концов Хоу сам попросил освободить его от ответственности капитана, с тем чтобы сконцентрировать внимание на игре.
Горди Хоу всегда старался приободрить юных новобранцев команды. Возможно, здесь играют роль воспоминания о жутком одиночестве, которое он, подросток из маленького города, испытывал во время своего первого тренировочного сбора. Его товарищи часто говорят о том, что он старается помочь другим, стремится дать почувствовать новичкам, что они здесь, в команде, не чужие. Он, хотя никто ему этого не поручал, обычно встречает и приветствует новобранцев, и особенно полезна для них его, тоже добровольная, роль посредника в первых контактах с администрацией.
Хоу готов спорить до бесконечности, опровергая расхожую теорию, согласно которой «Ред уингз» – команда одного человека. «Этого не было, нет и никогда не будет, – говорит он. – Хоккей – игра командная, коллективная. Люди часто говорят, что у меня есть чутье – это странное слово, означающее лишь одно: расчет. Я всегда оказываюсь там, где шайба. Но я не делаю это один. Я вижу своего партнера в движении, и я уверен в том, что если он сделает все как надо, то игра получит дальнейшее развитие. Если так и выходит, то мне приятно, и я в самом деле выгляжу молодцом. А если не получается, то, поверьте, и на мою долю приходятся гнилые апельсины в раздевалке во время перерыва.
Команда одного человека – это вздор. Как может существовать такая команда, когда в ней семнадцать игроков, которые сменяются на льду каждые две минуты?»
К концу каждого сезона у Горди появляются новые заботы – беспокойство о личных премиях других хоккеистов.
– Кому нужны голь!? – спросил однажды Горди.
– Мне, – сознался Билли Дэй.
– Не знаю точно когда, но наверняка я тебе в ближайшее время сделаю голевую передачу. Старайся подольше дежурить прямо перед воротами. Не волнуйся, рано или поздно я дам тебе шайбу.
И Дэй забил гол, которого ему не хватало для премии.
Хоу всегда каким-то образом удается провести на льду дополнительное время в составе разных троек, и именно с его подач забиваются голы, оборачивающиеся дополнительными суммами на банковских счетах его товарищей по команде.
Хоу многократно и от души освистывали на всех ледовых аренах лиги, кроме «Олимпии». Поначалу это его беспокоило. «Но не сейчас, – признается он. – Когда болельщики прекратят освистывать меня, станет ясно, что я не способен продолжать свое дело, пришло время уйти».
У каждого игрока есть периоды взлетов и падений. Самая тяжелая депрессия Хоу пришлась на 1966 год, когда в двенадцати матчах подряд ему не удавалось забросить шайбу. С каждой новой игрой без гола газетные материалы о незавидной участи Хоу становились все длиннее. Он забил свой четвертый гол в шестом с начала сезона матче Детройта 21 октября и не забивал до 17-й игры 20 ноября.
В 1957 году один хоккейный журнал попросил менеджеров шести клубов Национальной хоккейной лиги назвать самого жесткого игрока. Хоу был первым, а за ним следовал Ферн Фламан, защитник из «Бостон Брюинз». Третьим шел Лео Лабин, Тед Линдсей был четвертым, Морис Ришар – пятым и Лу Фонтинато – шестым.
Тренеры Детройта иногда использовали Хоу в защите при чрезвычайных обстоятельствах. Он замечает, что в таких случаях ему бывает трудно удержаться от перехода синей линии и не погнать шайбу на другой конец площадки. Типичный случай такого рода произошел в Нью-Йорке. Боб Маккорд был удален до конца встречи за драку с Джимом Нильсоном. У защитников Гэри Бергмана, Берта Маршалла и Боба Уолла были повреждения. Причем Маршалл и Уолл были травмированы настолько серьезно, что играть уже не могли.
«Сид Эйбл был в отчаянии и командировал меня в защиту, – рассказывает Хоу. – Это была какая-то сумасшедшая игра, и странные вещи происходили со мной. Я получил верный шанс забить гол в третьем периоде, когда, забыв, что я защитник, я рванулся в зону ньюйоркцев с шайбой. Я летел к их воротам, но при броске ручка моей клюшки сломалась. Это весьма необычное место перелома клюшки – между руками. Я не выпустил ее, хотя мог получить наказание за игру сломанной клюшкой. К счастью, мне как-то удалось скрыть перелом сдвинутыми перчатками».
Горди Хоу вообще не везет с клюшками. Среди игроков команды он чаще всего ломает это хоккейное оружие – почти сотню штук за сезон. Чаще всего клюшки ломаются, когда он наносит встречный удар после сильного паса. Однажды, споткнувшись, он упал, и весь вес его тела пришелся на крюк, который разлетелся, к счастью не поранив хоккеиста.
Недавние постановления лиги, ограничивающие изогнутость крюка клюшки, не затрагивают Хоу, так как он по-прежнему играет клюшкой с совершенно прямым крюком. В ранние годы он предпочитал большой широкий крюк, но постепенно перешел на узкий и, стало быть, более легкий. Он допускает, что изменение модели клюшки в сторону ее облегчения – уступка возрасту. Сейчас его легкие клюшки все-таки имеют едва заметное искривление, которое он сам называет ложкой. Хотя он может бросать и с правой, и с левой стороны одинаково быстро и точно, он все же предпочитает держать клюшку правым хватом. А свое нынешнее предпочтение облегченным клюшкам он объясняет тем, что тяжелое оружие придает броску лишь грубую силу, убавляя точность.
«Для меня, – говорит он, – идеальная клюшка – это та, которая отзывается в момент броска. Это как в гольфе, где гибкий черенок клюшки добавляет силу удару».
Хоккейные клюшки, как и клюшки для гольфа, различаются по номерам. Хоу пользуется номером семь, подобно своему старому партнеру Алексу Дельвеккио. Номер указывает на допустимую длину клюшки и угол, под которым крюк крепится к рукоятке. Чем этот угол острее, тем выше номер и тем ближе к телу следует держать клюшку.[1] У вратарских клюшек всегда большие номера. Например, Терри Савчук играл клюшкой под номером 12.
Номера для клюшек в соответствии с их длиной были введены в тридцатые годы. До этого покупающий клюшку в магазине спортивных товаров был вынужден вытягиваться на носках, изображая себя на коньках и подбирая удобный снаряд.
Хоу презрительно отзывается о сильно изогнутых крюках клюшек Бобби Халла, Энди Бэтгейта или Стэна Микиты как о «больших ложках». Он не любит такие клюшки, которые лишают его возможности полностью контролировать шайбу внешней стороной крюка. Он попробовал однажды, запутался и чуть не свалился на лед. Однако Хоу не встречает в этом сочувствия со стороны сыновей. Однажды Халл подарил Марку одну из своих гнутых клюшек, и юный Хоу тут же забил три гола в одном матче. «Теперь ни под каким видом Марк не хочет слушать мои суждения о гнутых клюшках», – вздыхает Горди.
Однажды (в памятный всей команде день) во время тренировки в «Олимпии» Эдамс вдруг сорвался со своего места на трибуне и выскочил на лед, понося на чем свет стоит Билли Макнила за то, что тот продолжает играть клюшкой, по мнению менеджера слишком короткой. Желая подтвердить свои слова примером, Эдамс подозвал Хоу и выхватил у него клюшку. Он сложил два снаряда и только тут осознал, что совершил промах. Клюшка Хоу была на целых три дюйма короче макниловой. В сердцах Эдамс швырнул обе клюшки на трибуну и убрался со льда.
Хоу, который играет одной из самых коротких клюшек в команде, только посмеивается. Бесконечное подпиливание клюшек раздражало Эдамса, и он начал внимательно инспектировать их длину на стенде во время матчей. «Я полагаю, – говорит об этом Хоу, – мы одурачили мистера Эдамса. Я, к примеру, всегда клал на стенд несколько кусков древесины требуемой им длины поверх клюшек, которыми играл».
Излюбленный прием опытного хоккеиста – отправить шайбу в ворота одним движением, подставляя клюшку под бросок партнера и лишь изменяя направление полета. Тактика здесь сводится к тому чтобы находиться прямо перед воротами и суметь дождаться момента, когда партнер оторвет шайбу ото льда и пошлет ее в направлении ворот. Игрок, ждущий этого паса, подставляет клюшку, и шайба отскакивает от нее в другой угол. «Ред уингз» наигрывали такие комбинации часами.
Особый успех в этом пришелся на долю Сида Эйбла. Он занимал позицию вблизи площади ворот, предупредив Линдсея и Хоу: «Вы, ребята, бросайте, и все. А уж я ее добью!» Таким путем «конвейер» забросил много шайб.
8 конце 22-го сезона Хоу «Ред уингз» прилетели в Торонто после долгой серии игр на выезде. Запас клюшек истощался, и Горди не очень нравились те две, что остались в его распоряжении. Он спросил Кента Дугласа, который раньше выступал в «Мэйпл лифс», не знает ли он кого-нибудь из игроков Торонто, кто использовал бы такую же клюшку. Дуглас предположил, что это может быть Рон Эллис. На тренировке в «Мэйпл лиф гарденс» Хоу сказал кому-то, что он был бы счастлив одолжить у Эллиса пару его клюшек. Рон немедленно прислал две. «Они были просто прекрасны, – вспоминает Горди. – Я играл ими все оставшиеся семь матчей, забил семь голов, включая „хет-трик“ в игре с Сент-Луисом».
Хоу всегда относился с антипатией к новому снаряжению, будь то коньки или ботинки. Он позволял другим обновлять, разнашивать или обживать хоккейное снаряжение для него. Большинство клубов перед началом сезона выдает игрокам по две пары коньков. У всех это новые коньки, но «Ред уингз» предпочитают выдавать одну пару новых и одну пару старых коньков. И Хоу принадлежит к числу их главных потребителей. Были сезоны, когда он истачивал по пять пар, а однажды пара коньков была изношена за две недели.
У Горди никогда не было недостатка б добровольных помощниках в деле обновления его новых коньков. Менеджер клуба Сид Эйбл носит обувь, и стало быть коньки, того же размера, что и Хоу. Он иногда находил новые коньки своего старого товарища лежащими в раздевалке на его хоккейной форме в знак того, что их было бы неплохо надеть руководителю команды, когда тот будет с ней заниматься. Много раз разнашивание поручалось Россу Уилсону, сыну массажиста команды Лефти Уилсона. В последнее время обновление коньков Хоу стало привилегией его старшего сына Марти. «Единственная проблема, – по словам Горди, – это следить, как бы Марти не улизнул в моих коньках на собственную игру».
На тренировочных сборах зачастую Хоу и Дельвеккио непроизвольно менялись коньками. «Толстый (прозвище Дельвеккио) сидит подле меня, а у обоих нас одинаковые номера обуви, – рассказывает Горди. – Иногда он возьмет мой левый ботинок и наденет, иногда правый. В конце концов мы обнаружили, что его левый ботинок подходит мне даже больше, чем ему».
Хоу не играл в шлеме никогда, однако настоял, чтобы его сыновья носили их. «Я был не прав, – признает он. – Мне следовало бы носить шлем, но когда я поступил в НХЛ, хороших шлемов просто не было. Я рад, что теперь лига обязывает молодых игроков носить шлемы. Без них нельзя играть в детских и юношеских командах, и хоккеист, взрослея, просто не представляет себе игру без шлема».
Хоу отлично знает счет своим годам. Однажды вечером после матча он с несколькими друзьями сидел в ресторане, болтая о том о сем. Довольно быстро его узнали. Какой-то человек, выглядевший много старше Хоу, подошел к нему и сказал:
– Горди, ты величайший игрок на свете. Я помню, как восхищался тобой, когда был еще мальчишкой!
Хоу повернулся к нему и сказал, усмехнувшись:
– Вам, кажется, хорошо известно, как обидеть человека, не правда ли?
Человек извинился и отошел. Горди вновь улыбнулся:
– Думаю, парни вроде этого знают, что я стар. И верно, я чувствую себя стариком по вечерам, подобным нынешнему. Мой организм нуждается в жидкости и сахаре сразу после игры. Я бы с удовольствием прошелся бы сейчас пешком в гостиницу, где мы остановились, как в былые годы я возвращался домой. Но я зачастую не могу – ноги сводит судорогой. Еще недавно я ходил по две-три мили, а сейчас не могу пройтись до отеля, находящегося совсем рядом. Чувствую, что ноги откажут.
Лишь седина и залысины на лбу выдают в нем ветерана самого беспощадного командного спорта, а не молодого атлета, приближающегося к зениту славы. Книга рекордов показывает, что зенита он достиг много лет назад, но от вершины протянулась вперед горизонтальная линия, которая долгие годы упорно не желает клониться вниз.