Бананы. «Арсенал» против «Ливерпуля» 15.08.87

Бананы.

«Арсенал» против «Ливерпуля»

15.08.87

Мой компаньон был мал ростом и плохо видел из-за спин других болельщиков на террасе, поэтому я отложил свой сезонный билет и на первую игру чемпионата купил места на западную трибуну. В тот день Смит дебютировал за «Арсенал», а Варне и Бердсли – за «Ливерпуль», было жарко, и «Хайбери» сочился потом.

Мы находились на уровне одиннадцатиметровой отметки со стороны табло и поэтому сверху прекрасно видели, как Дэвис сквитал гол Элдриджа, а затем на последних минутах еще один мяч влетел в наши ворота, и болельщики «Ливерпуля», сидевшие чуть ниже и правее нас, буквально взбесились от восторга.

В книге «Из кожи вон», посвященной Барнсу и расистским проблемам в «Ливерпуле», Дэйв Хилл лишь мимоходом упомянул о той первой игре («Фанаты „Ливерпуля“ пришли в восторг и оставили все сомнения по поводу разумности летних приобретений команды»). Гораздо больше внимания Хилл уделяет встрече с «Эвертоном», которая состоялась на «Энфилде» через несколько недель в рамках розыгрыша Литтлвудского кубка. Тогда приезжие болельщики вопили: «Ниггерпул! Ниггерпул! „Эвертон“ для белых!» (Кстати, «Эвертон» до сих пор не подыскал себе подходящего черного игрока.)

Но та первая игра могла бы дать материал Хиллу: мы прекрасно видели, как во время разминки команд из загона для приезжих фанатов на поле один за другим летели бананы. Так террасам давали понять, что по полю бегает обезьяна, и поскольку болельщики «Ливерпуля» никогда раньше не привозили с собой бананов (хотя с начала десятилетия в «Арсенале» всегда числился хотя бы один черный игрок), оставалось предположить, что обезьяна – это Варне и именно ему предназначались заморские фрукты.

Тот, кто видел, как Джон Варне – симпатичный, элегантный мужчина – играет в футбол, дает интервью или просто выбегает на поле, оценит потрясающий комизм ситуации, постояв хоть раз рядом с хрюкающим, донельзя разжиревшим расистом-орангутаном, который издает обезьяньи вопли и швыряется бананами (расисты тоже бывают симпатичными и элегантными, но такие никогда не приходят на стадион). Хотя не исключено, что бананы – отнюдь не проявление расизма, а гротескная форма приветствия: возможно, славившиеся скорым умом и сообразительностью ливерпульцы таким образом здоровались с Барнсом, считая, что он их поймет, ведь встречали же болельщики «Сперз» Ардайлза и Виллу в 1978 году серпантином по-аргентински (в мою теорию трудно поверить, но еще труднее поверить, что среди фанатов так много людей, которые исходят злостью, потому что в их клуб пришел один из лучших игроков мира). Но какой бы истерически смешной ни казалась эта сцена и что бы там ни подразумевали болельщики «Ливерпуля», зрелище получилось тошнотворно отвратным.

В «Арсенале» подобной грязи вроде бы не наблюдалось, но существовали другие проблемы – с антисемитизмом. На террасах и на трибунах болели черные ребята, и наши лучшие футболисты – Рокасл, Кэмпбелл и Райт, тоже черные – пользовались большой популярностью. Но до сих пор время от времени можно услышать, как какой-нибудь идиот смеется над черным из команды противника. (Однажды я обернулся, чтобы осадить человека, который вздумал дразнить обезьяной Пола Инса из «Манчестер Юнайтед», и с удивлением обнаружил, что собирался наорать на слепого. Вот тебе на: слепой расист!) А иногда, когда черный совершает промах, упускает шанс, либо, наоборот, не упускает шанса, или начинает спорить с судьей, мое свободное от предрассудков либеральное "я" в панике трясется от дурных предчувствий, и я шепчу: «Пожалуйста, не надо ничего говорить… Пожалуйста, не портите мне все» (заметьте, мне, а не тому бедолаге, который вынужден играть на виду у очередного злобного фашистского штурмовика – вот ведь как современный, свободомыслящий человек потакает жалости к себе). А затем поднимается на ноги какой-нибудь неандерталец, тычет пальцем в Инса, или Уоллеса, или Барнса, или Уокера, и у меня перехватывает дыхание: он обзывает его мудилой, дрочилой или того хуже, но я испытываю нелепое чувство столичной гордости, поскольку при ругательстве отсутствует определение – ведь если бы я смотрел игру где-нибудь в Мерсисайде, на западе или на севере Англии, где нет многорасового сообщества, все было бы совсем по-другому. Не правда ли, странно испытывать благодарность за то, что один человек ругает другого человека мудилой, а не черномазым мудилой?

Не стоит говорить, что я ненавижу, когда на некоторых стадионах травят черных игроков. Будь я посмелее, то либо а) схватился бы с особо заядлым обидчиком, либо б) перестал бы ходить на футбол. Перед тем как осадить того слепого, я долго прикидывал, насколько он крут. Насколько круты его кореши? И насколько круты мои? И дернулся только тогда, когда услышал в его голосе плаксивость и понял, что мне не грозит взбучка. Но тот случай – редкость. Обычно я предпочитал думать, что подобные типы сродни тем, кто курит в метро, унижая и белых и черных – всех, кому это неприятно. Что же до того, чтобы не ходить на стадион… скажу так: футбольные арены для всех, а не только для расистских придурков, и если перестанут ходить приличные люди, игра окажется в опасности. Отчасти я верю в это (лидские болельщики потрясающе справились с грязью, которая захлестывала их стадион), к тому же не ходить на футбол я все равно не смогу – не позволит сила моего увлечения.

Я хочу того же, чего хотят похожие на меня болельщики: чтобы комментаторы проявляли больше непримиримости, чтобы «Арсенал» настоял на удалении зрителей, которые распевают песни о том, как Гитлер сжигал евреев, чтобы все игроки – и белые и черные – решительно продемонстрировали расизму свое отвращение. (Вот если бы вратарь «Эвертона» Невилл Саутхолл в знак протеста против гнусных выкриков каждый раз уходил с поля, все проблемы решились бы через две недели, но я понимаю, что этого никогда не будет.) Как бы я хотел стать большим и сильным, чтобы самому разбираться с возникающими вокруг проблемами соразмерно своему гневу.