Дмитрий Рыжков, обозреватель газеты «Советский спорт»

Дмитрий Рыжков, обозреватель газеты «Советский спорт»

Ориве Аббад Хермане – таково полное имя матери Валерия, но она просит называть ее Бегония. Так звали ее в Испании, откуда она девочкой была привезена в Советский Союз в конце тридцатых годов, когда на Пиренейском полуострове после мятежа генерала Франко вспыхнула гражданская война.

Она и сейчас пряма – без всяких полутонов и компромиссов – в своих суждениях. И, разговаривая с ней, понимаешь, почему Валерий Харламов был именно таким, каким он был.

«Сынок, разве ты не видишь, что женщине тяжело нести сумку?! Помоги ей…» – не отсюда ли начиналось то постоянное стремление Валерия помочь каждому – другу, партнеру, просто человеку, встретившемуся на его жизненном пути – нести его ношу. Особенно если она, эта ноша, была тяжелой.

«Валера, Таня, вот все деньги, что есть в доме. На две пары ботинок не хватит. Решайте, кому из вас ботинки нужнее…» Ответ радовал ее материнское сердце. Сын отвечал: «Конечно, Тане! Она – девочка. Должна быть красивой…» Дочь возражала: «Конечно, Валерке! У него от футбола ботинки совсем развалились. А я еще в старых могу походить…»

Взрослели дети, серьезнее становились проблемы. И уже сами дети начинали разговор с матерью. «Мам, я после школы пойду работать – пусть Валерка учится и играет в хоккей», – говорила дочь. «Нет, – возражал сын. – Деньги в дом должен приносить мужчина. Работать пойду я, а Татьяна пусть продолжает учиться…» И семейный совет решал…

Иной читатель скажет: а какая связь между покупкой ботинок и блестящими выступлениями Валерия Харламова на хоккейных площадках? Вот если бы мать так или иначе помогала сыну стать хоккеистом, это было бы к месту…

Нет, не помогала – так, как требует прямолинейный читатель – сыну. Более того, отец, Борис Сергеевич, и сын ходили на занятия в детскую хоккейную школу ЦСКА тайком от матери – у сына в детстве пошаливало сердце. А когда через год узнала об этом, у нее самой стало плохо с сердцем. Кстати, врачи к тому времени признали Валерия абсолютно здоровым.

Не стала мать и постоянной болельщицей Валерия, если под этим понимать постоянное место на трибуне, в котором бы ей, матери Харламова, конечно бы, никто не отказал. Она бывала на хоккее очень редко – лишь тогда, когда вопрос о победе в чемпионате ли страны, в международном ли турнире уже не стоял. В остальных случаях мать предпочитала следить за сыном сидя у телевизора, может быть, потому, что помнила, каким курьезом обернулось ее первое посещение матча с участием Валерия.

– Играли они, – рассказывает Бегония, – на открытой площадке. Вокруг бортов такие снежные валы, а на них люди стоят, смотрят. Взобралась туда и я. Вдруг вижу несколько игроков столкнулись и упали. Потом все поднялись, а Валера лежит. Перенести это я не могла. Перелезла через борт и – к этому человеку со свистком: «Судья, куда вы смотрите?! Ребенок лежит…» Остальное можете представить себе сами. Вот с тех пор я на хоккей почти и не ходила…

Опять «не к месту» получается – мать, как видите, почти и не ходила на хоккей. Однако разве можно втиснуть жизнь в схему? Разве можно поставить разделительную черту между чисто хоккейными достоинствами Валерия Харламова и тем, что он с детства не мог безучастно смотреть на женщину или пожилого человека, несущего тяжесть?

Спорт – своеобразная сфера человеческой деятельности. Наблюдая, скажем, за работой слесаря, не сразу определишь – добрый человек этот слесарь или злой, честный он или лживый. Спорт же человека словно рентгеном просвечивает – на площадке не скроешь ни достоинств, ни недостатков. И уж коли не только партнеры, но и соперники – постоянные и желанные гости в доме, это говорит о многом. А в доме Харламовых кто только не бывал – и динамовцы, и спартаковцы, и, само собой разумеется, цеэсковцы. И многие из них обращались к Бегонии коротко и выразительно: «мать».

В атмосфере такой семьи талант, если он есть, не мог не найти выражения. А Валерий был талантлив. Талантлив, как художник, – в широком смысле этого слова.

Но вскоре, как известно, на нашу страну тоже обрушилась война, и в 1942 году Бегония пошла на завод, чтобы помочь своей новой родине. Сначала она работала в Саратове, потом в Тбилиси, а в конце войны ее перевели в Москву, на тот же «Коммунар», где работал Борис Харламов. Но завод был большой, так что познакомились они лишь спустя пару лет на танцах в заводском клубе.

Любопытная деталь, которую в советское время, конечно, замалчивали, – на самом деле Валерий родился не после того, как его родители поженились, а за три месяца до официального заключения брака. Что поделать, Бегония была иностранкой, у нее даже не было вида на жительство, поэтому и замуж выйти она не могла. Потом эти формальности удалось уладить, но уже после рождения сына.

Впрочем, сами они себя считали мужем и женой, пусть и жили порознь – он на Соломенной сторожке, а она – в заводском общежитии на Тверской-Ямской улице. На собственную комнату им, пока они не были расписаны, естественно, даже рассчитывать не приходилось.

В ночь с 13 на 14 января, когда у Бегонии начались схватки, Борис был у нее в общежитии и сразу же вызвал заводскую машину «скорой помощи», которая забрала ее в роддом. Но доехать туда они не успели – роды оказались стремительными, и Валерий Харламов появился на свет прямо в автомобиле.

Борис Харламов оставил жену в роддоме, а сам забрал ее вещи и отправился домой. На дворе была ночь, метро не работало, но молодому отцу было не до таких мелочей. В результате его задержал милицейский патруль, которому показалось странным, что кто-то гуляет в четыре часа утра, в январе, с отсутствующим видом, да еще и с узелком в руках. А уж когда оказалось, что в узелке у молодого человека женская одежда, а вот документов нет (он в спешке забыл их дома), его задержали и препроводили в отделение до выяснения личности. Правда, надо сказать, Борис был этому даже рад, поскольку январский мороз уже помог ему несколько прийти в себя, и он сообразил, что где-нибудь погреться будет вовсе не лишним.

Сына они с Бегонией назвали Валерием, в честь Валерия Чкалова. Хотя некоторые биографы утверждают, что это имя было выбрано потому, что так звали младшего брата Бориса. Впрочем, одно другому не мешает, и он мог быть назван в честь обоих.

В 1949 году в семье Харламовых родился второй ребенок – девочка, которую назвали Татьяной.