Пролог

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пролог

Я получил свободу от «Динамо», из которого в течение нескольких лет пытался перейти в «Спартак», после партийного собрания. Если кто забыл, Коммунистическая партия Советского Союза была «умом, честью и совестью эпохи». Все самые важные вопросы решались на партийных собраниях и в партийных кабинетах. В том числе и вопрос о моральном облике игрока московского «Динамо» Александра Бубнова. Руководство клуба было категорически против моего перехода в «Спартак», куда я стремился и куда меня звал Константин Иванович Бесков.

Меня обвинили во всех смертных грехах и решили добить на партийном собрании Центрального совета «Динамо», высшего руководящего органа всего спортивного общества. Но собрание пошло далеко не так, как хотелось главному тренеру футбольного «Динамо» Вячеславу Соловьеву. В итоге мне объявили выговор, что было равносильно отпущению грехов.

Из КПСС меня не исключили, но отправили служить в воинскую часть. Хотели еще помурыжить. Но все равно это была победа. Исключение означало бы конец моей карьеры, волчий билет. Сегодня многие осуждают коммунистов советского времени. Но тогда в партию принимали лучших из лучших, если не брать в расчет проходимцев, которые через КПСС делали карьеру.

В данном случае партия меня спасла. Не будь я партийным, меня бы уничтожили в войсках. Как говорил мне один генерал: «Мы таких борзых, как ты, на Колыме раком ставили!» Тогда в спортивных структурах армии и МВД все было жестко — спортсмены носили воинские звания и подчинялись уставам. В профсоюзах, к которым относилось общество «Спартак», было иначе: хочешь, переходи в любую команду. И никто не делал из этого истории, хотя и принято было говорить о неблагодарности, измене и даже предательстве, потому что переходы ведущих футболистов еще не стали тогда столь же рядовым явлением, как сегодня.

Это была победа. Но она не давала мне свободы сразу. До свободы оставалось еще полгода, и, как ни странно, ее принесла мне смерть генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, чей зять Юрий Чурбанов занимал пост заместителя министра МВД СССР и который лично был против моего ухода из «Динамо».

Забегая вперед, скажу, что из части меня выпустили буквально на следующий день после смерти Брежнева в ноябре 1982 года. Чурбанова вскоре арестовали. Не из-за меня, конечно, а по другим делам. Но даже после этого я не мог играть из-за пожизненной дисквалификации. Нужно было ее отменить. И здесь уже подключился Бесков. Константин Иванович развил бурную деятельность. Мне он ничего не говорил, это был не его стиль. Он не любил показывать, что к кому-то хорошо относится или что-то для кого-то делает.

В «Динамо» меня посадили на минимальные деньги — 80 рублей в месяц. Приходилось каждый день ездить на службу к 8 утра. Единственное, что смог сделать, начал тренироваться со «Спартаком». Ближе к вечеру в часть за мной приезжала машина и везла в Сокольники в спартаковский манеж. Бесков даже время начала тренировки перенес на более позднее, чтобы я мог работать вместе со всеми.

Кроме того, Бесков устроил меня на автобазу, чтобы была возможность выступать хотя бы за нее. Мне же нигде не разрешали играть! Чтобы, на худой конец, профессию получил. Это была автобаза Госбанка. Ее директор очень любил футбол и не пропускал ни одного матча. Все игроки ездили на «Волгах». Все — бывшие футболисты.

Тренировал команду знаменитый спартаковец Николай Паршин. Бесков попросил его ставить меня не только в оборону, но и на место опорного полузащитника, чтобы я получал игровую практику именно на этой позиции. Мы побеждали с крупными счетами, конкурентов не было. Правда, играли на отвратительных полях, но для меня это значения не имело. Главное было играть.

На автобазе я пошел изучать устройство автомобиля и учиться вождению. Вызубрил всю матчасть, до винтика мог разобрать двигатель, но до вождения дело не дошло, потому что мне разрешили играть за «Спартак». Николай Петрович Старостин, начальник команды «Спартака», и Бесков подключили к моему делу Виктора Гришина, первого секретаря Московского горкома партии, который был болельщиком «Спартака» и через которого Дед и Бесков решали многие вопросы. «Дед» — было прозвище Старостина, которого также называли Чапаем. Первое прозвище мне нравилось больше.

Мне не хватило месяца, чтобы получить права. Даже немного сожалею, что так мало играл за автобазу. Да и среди работяг было интересно. Они знали меньше меня о футболе, но здорово разбирались в автомобилях, так что порой я чувствовал себя среди них дурак дураком.

На автобазе я много сам тренировался, делал зарядку, бегал кроссы. Лишнего веса не набрал. Поэтому, когда пришел в «Спартак», времени на адаптацию с точки зрения «физики» не потребовалось. Самым сложным оказалось перестроить мозги на спартаковский стиль игры, который создал и развивал Бесков. Но я шел именно к Бескову и был готов пахать день и ночь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.