Глава 12 Дипломатическое эхо олимпиады

Глава 12

Дипломатическое эхо олимпиады

Зарубежная пресса по-разному реагировала на Олимпиаду 1936 года. В то время как в самой Германии подконтрольные Геббельсу средства массовой информации сообщали о том, что якобы за рубежом царило единодушное восхищение играми, в действительности общая ситуация была много сложнее. Конечно, были и положительные отзывы. Но были и весьма критичные замечания. Иностранные журналисты критиковали «нацистскую манию величия». Не имея возможности не отметить воодушевления немцев, они сравнивали его с обожествлением Гитлера. В любом случае эти едкие отзывы не могли быть услышаны большинством немцев. Национал-социалистический режим не стеснялся использовать олимпийское движение для собственных внешнеполитических планов. В данном случае весьма активно использовались идеи, некогда неосторожно предложенные Карлом Димом. Произошло это во время поездок Ганса фон Чаммера по семи европейским столицам, в которых Имперского спортивного руководителя сопровождал Карл Дим. Целью этих визитов была агитация в пользу Берлинских игр. Во время посещения Афин Дим рассказал об идее, которую вынашивал очень давно. Он предложил Гансу фон Чаммеру провести раскопки античного стадиона в Олимпии — во время предыдущих археологических исследований до этого объекта, что называется, «не дошли руки». На самом деле это была не просто идея. Карл Дим уже давно составил детальный план, отдельные части которого были даже согласованы с профессором Каро, директором Немецкого археологического института, расположенного в Афинах. Гансу фон Чаммеру не пришлось объяснять, какой мощный пропагандистский потенциал содержался в этом проекте. 11 декабря 1935 года, то есть сразу же по возвращении в Берлин, фон Чаммер рассказал об этом плане Гитлеру. Имперский спортивный руководитель смог заинтересовать фюрера. По словам фон Чаммера, «завершение археологических раскопок вызвало бы восхищение у всех культурных народов, и обнаруженные находки навсегда могли бы восприниматься как заслуга Третьего рейха». Гитлеру потребовалось две недели, чтобы внести поправки в предложенный план. Если ранее Карл Дим мечтал о сугубо культурно-спортивном мероприятии, то Гитлер рассматривал археологические раскопки как маскировку к подготовке военной агрессии.

Как видим, интерес Карла Дима был вполне безобидный, но он все-таки решил заинтересовать национал-социалистический режим пропагандистским потенциалом своего проекта. В итоге между собой оказались перемешаны спорт и пропаганда, наука и политика. Гитлер же настолько воодушевился перспективами раскопок, что даже не стал озадачивать организационный комитет поиском финансирования. На эти цели было выделено 300 тысяч рейхсмарок со специального банковского счета, так называемого счета фюрера. Официальное уведомление о возможности начала раскопок было сделано 1 августа 1936 года. Именно в этот день Карл Дим передал членам Международного олимпийского комитета послание Гитлера. В нем сообщалось: «Чтобы увековечить память XI Олимпийских игр 1936 года, которые будут проходить в Берлине, я намерен возобновить начатые в 1875 году раскопки Олимпии с целью их завершения». Для Дима это была давнишняя мечта — он уже давно грезил тем, чтобы сооружения Олимпии были явлены всему свету. Но теперь эта мечта должна была претвориться в жизнь под строгим надзором Гитлера. Несколько лет подряд Карл Дим выезжал в Олимпию, чтобы убедиться в том, что исследования шли полным ходом. Заслуги Дима оценили не только национал-социалистические власти. 30 октября 1940 года он единодушным решением был назначен ординарным членом Археологического института Немецкого рейха.

Несмотря на то что Гитлер проявлял повышенный интерес к античным сооружениям, данные раскопки имели для него отнюдь не искусствоведческое, но политическое значение. Исследования античных сооружений Олимпии позволяли ему продемонстрировать мнимую приверженность принципам олимпийского движения, что, в свою очередь, могло использоваться для собственной пропаганды. Организационный комитет по проведению Олимпийских игр 1936 года предложил Карлу Диму обратиться к Пьеру де Кубертену как почетному председателю МОК с просьбой основать Олимпийский исследовательский центр, в рамках которого должно было бы осуществляться обобщение наработок французского барона, равно как и обобщение олимпийских идей. Когда об этой идее стало известно Гитлеру, то он в конце 1936 года направил в Женеву тайное послание, в котором предлагал создать на территории Германии поддерживаемый властями на государственном уровне Олимпийский институт. Эта уловка сработала — уже несколько дней спустя в рейхсканцелярию пришло письмо, в котором Пьер де Кубертен не только соглашался с этой идеей, но и просил Гитлера, дабы тот приложил максимум усилий к основанию указанного института. Для национал-социалистической пропаганды это был прекрасный информационный повод. Общественности дело было представлено так, будто бы Кубертен по собственной инициативе просил немецкие власти основать Олимпийский институт, хотя на самом деле инициатива исходила от имперского правительства. В своих воспоминаниях Карл Дим пытался представить третью версию. Он утверждал, что Кубертен давно вынашивал этот план, но только в Германии эти идеи нашли полное понимание. Якобы Кубертен поделился своей задумкой с Гансом фон Чаммером, а тот лишь проинформировал об этом Гитлера.

Во время своего посещения Женевы Герман Эссер, являвшийся президентом Имперского объединения иностранного туризма, передал Кубертену приглашение посетить Берлин. В столице рейха планировалось обсудить детали и уладить формальности, касающиеся основания института. Встреча основателя олимпийского движения и фюрера немецкого народа была почти идеальным предлогом, чтобы национал-социалистическая пропаганда вновь заявила всему свету о «мирных намерениях Третьего рейха». Однако, сославшись на тяжелую болезнь, Пьер де Кубертен вежливо отказался от посещения Германии (состояние барона ухудшалось с каждым днем, и он скончался в сентябре 1937 года). Чтобы ускорить основание института, в начале 1937 года было принято решение направить в Женеву Карла Дима. Именно ему предстояло вести все переговоры. Выбор пал на Дима сразу же по нескольким причинам. Он не был членом национал-социалистической партии, а потому мог произвести впечатление непредвзятого человека. Кроме этого после окончания Берлинских игр Дима едва ли можно было как-то с пользой для властей использовать в министерстве внутренних дел, за которым он был закреплен. А также от Ганса фон Чаммера он получил задание заниматься общим управлением Имперской спортивной площадки в Берлине. Все это указывало на то, что именно Дим был идеальной кандидатурой для ведения переговоров по поводу основания в Германии Олимпийского института. Ну и опять же не надо было забывать, что Дим уже не одно десятилетие был дружен со многими представителями олимпийского движения и был лично знаком с Кубертеном. Их новая встреча состоялась 8 мая 1937 года. В тот день разговор коснулся в том числе самочувствия Кубертена. Тот не строил иллюзий и знал, что в ближайшее время должен был умереть. И тут Диму удалось невероятное — он смог убедить Кубертена, чтобы тот завещал все свои документы, архивы и письма Олимпийскому институту. Якобы это могло помочь воплотить в жизнь до сих пор нереализованные идеи основателя олимпийского движения. Более того, Кубертен завещал национал-социалистической Германии, чтобы она являлась хранительницей олимпийской идеи, тем самым способствуя сохранению мира и взаимопонимания между народами.

Казалось бы, Карл Дим полностью справился со своей миссией и после ее выполнения мог вновь приступить к управлению гигантским спортивным комплексом Берлина. Однако участие Дима в пропагандистских играх на этом не закончилось. В августе 1937 года Карл Дим вновь оказался в Женеве. На этот раз он привез с собой послание от Имперского спортивного руководителя, в котором содержались гарантии имперского правительства, касавшиеся поддержки Олимпийского института. Также Ганс фон Чаммер в своем письме предлагал поставить во главе института Карла Дима. Кубертен полностью согласился с этими предложениями, что стало его последним принципиальным решением в жизни. Смерть Кубертена едва ли могла как-то повлиять на создание Олимпийского института, так как все детали были уже заранее согласованы. Осенью 1937 года все оставшиеся нерешенными вопросы касались исключительно имперского правительства Германии. 19 октября 1937 года министр внутренних дел Вильгельм Фрик не только подписал документы о выделении 50 тысяч рейхсмарок, но и сформировал круг задач, которыми должен был заниматься институт. Перечислим их: «1. Научное обобщение главных олимпийских принципов и обмен мыслями с носителями олимпийской идеи всего мира. 2. Учреждение олимпийского архива, который должен стать международным справочным бюро олимпийского движения и олимпийского искусства. 3. Выпуск ежеквартального журнала «Олимпийское обозрение», который должен быть преемником выпускаемого Пьером де Кубертеном «Олимпийского ревю». Карл Дим должен был стать управляющим делами Олимпийского института, облеченным директорскими полномочиями. Нельзя не отметить, что после окончания Берлинских игр его заработная плата в очередной раз уменьшилась, а потому дополнительная работа была как нельзя кстати. Вильгельм Фрик, в свою очередь, отмечал, что «Дим, являясь лучшим экспертом по вопросам олимпийского движения, мог способствовать росту международного авторитета Германии».

Официально новое учреждение именовалось Международным олимпийским институтом (МОИ), а журнал «Олимпийское обозрение» считался вестником Международного олимпийского комитета. Но все это не помешало первый выпуск журнала открыть программной статьей Ганса фон Чаммера. В ней Имперский спортивный руководитель рассуждал о предназначении нового института: «Этим шагом Германия еще раз продемонстрировала мирные намерения Германии и немецкого народа, о чем не раз заявлял фюрер». На фоне откровенных рассуждений Вильгельма Фрика высказывания Чаммера выглядели как издевательство.

После того как 16 декабря 1937 года Имперское министерство финансов утвердило размеры финансирования института, Карл Дим направился в Лозанну, чтобы перевезти в Берлин первую часть архивов Кубертена. Для этого не потребовалось вести длинные переговоры, так как завещание Кубертена было для МОК обязательным к исполнению документом. В итоге официальное открытие Международного олимпийского института без каких-либо проблем произошло 9 февраля 1938 года. Теперь от МОК требовалось согласие на то, чтобы национал-социалистическая Германия являлась официальной преемницей всего духовного наследия Кубертена. Речь шла не о документах, а об общей совокупности идей, положенных в основу олимпийского движения. Выполнение этого задания в очередной раз было поручено Карлу Диму, которого в марте 1938 года послали на заседание МОК, проходившее в Каире. На этот раз успех не во всем сопутствовал ему. Поначалу тон на заседании задавала прогерманская группировка, в которую входили граф Байе-Латур, Зигфрид Эдстрём, Эйвери Брэндедж и т. д. Но в итоге удалось добиться только формального разрешения на издание «Олимпийского обозрения». Поскольку как раз во время заседания МОК произошел аншлюс Австрии, то Карлу Диму не удалось убедить абсолютно всех, что «Германия с се миролюбивыми целями должна стать центром всего олимпийского движения». Но национал-социалистической прессе это обстоятельство не помешало подать информацию исключительно в выгодном для себя свете.

Международный олимпийский институт начал свою деятельность в апреле 1938 года. В то же время Карла Дима официально назначили директором этого учреждения. Несмотря на то что финансирование института происходило но линии имперского правительства, предпринимались многочисленные попытки изобразить его как совершенно независимую от национал-социалистов структуру. Если говорить о конкретной деятельности Дима на посту директора института, то она в основном сводилась к выпуску журнала «Олимпийское обозрение», большую часть статей в который он сам и писал. Эти материалы были посвящены истории спорта, спортивно-практическим темам, популяризации наследия Кубертена. До апреля 1943 года журнал выходил раз в квартал. Затем раз в полгода. Последний его выпуск увидел свет в октябре 1944 года. На тот момент здание Международного олимпийского института очень сильно пострадало от воздушных налетов. В огне погибли многие рукописи Кубертена, документы и фотографии, относящиеся не только к Олимпиаде 1936 года, по и другим играм. В своей послевоенной книге «Жизнь, посвященная спорту» Карл Дим сообщал читателю, что, «продолжая олимпийскую деятельность даже в годы войны, я предпринимал множество зарубежных поездок». Эта информация не совсем соответствовала действительности. Да, Дим в годы Второй мировой войны много раз бывал за пределами Германии. Но ни в одной из этих поездок он не был в качестве директора Международного олимпийского института. Представляется весьма интересным, как и почему Карл Дим выезжал за рубеж.

В период между тем, как Карл Дим стал директором института и началась Вторая мировая война, очень сильно поменялся внешнеполитический статус Германии. Произошла также радикализация внутренней политики. Национал-социалистический режим взял курс на складывание «великогерманского рейха», что означало присоединение части европейских территорий. Аншлюс Австрии, присоединение Судетской области, аннексия остатков Чехословакии, которые в рамках рейха стали протекторатами Богемия и Моравия сопровождались усиленным преследованием евреев. Казалось бы, Германия вновь оказалась в международной изоляции. В этой ситуации как гром среди ясного неба вновь было заявлено о возможности проведения Олимпийских игр на территории Германии. Спорт вновь предполагалось использовать для внешнеполитических целей.

Проблема заключалась в том, что 9 июня 1937 года Международный олимпийский комитет постановил провести зимние Олимпийские игры 1940 года в японском городе Саппоро. Однако Япония оказалась втянутой в продолжительные и кровопролитные военные действия, которые она вела против Китая. Когда вооруженый конфликт принял форму войны, то олимпийские представители Японии отказались быть страной, принимающей игры. Сразу же после этого было решено, что зимняя Олимпиада будет проводиться в Санкт-Морице (Швейцария), который уже давно рассматривался в качестве «запасной площадки». Но тут начался конфликт, который ранее не имел аналогов в истории Олимпиад. На повестке дня оказался вопрос о «любителях» и «профессионалах». Здесь столкнулись интересы Международного олимпийского комитета и Международного лыжного союза. Многие лыжники, которые могли принять участие в Олимпиаде, работали либо преподавателями физкультуры, либо воспитателями в спортивных клубах, а потому их нельзя было рассматривать в качестве спортсменов-любителей. Швейцарские устроители Олимпиады прекрасно понимали, что лыжный спорт был основой всех зимних игр, а потому предложили все-таки провести соревнования, но не выдавать по их итогам именно олимпийских медалей. Как оказалось, этот компромисс никого не устраивал. И меньше всего он устраивал Третий рейх, спортсмены которого могли претендовать на определенное количество медалей именно в лыжных видах спорта.

Как результат Германия пригрозила бойкотом зимних игр. Отсутствие сборной Германии, которая провозгласила себя «мировым центром всего олимпийского движения», фактически означало срыв всех игр. В этих условиях граф Байе-Латур направил 21 апреля 1939 года в Швейцарию письмо, в котором сообщал, что если в Санкт-Морице не будет проведено полноценных лыжных соревнований, то не исключалась возможность переноса места проведения зимних игр. Из Швейцарии не слишком-то спешили с ответом. Он пришел только две недели спустя. В нем сообщалось, что Швейцария была готова отказаться от приема зимней Олимпиады. Граф Байе-Латур пребывал в растерянности — он ожидал совершенно другого ответа. Чтобы хоть как-то исправить ситуацию, он обратился к Карлу фон Хальту с просьбой рассмотреть возможность проведения Олимпиады на территории Германии. Фон Хальт в срочнейшем порядке информировал об этом предложении имперскую канцелярию и Имперского руководителя спорта. Гитлер воспринял это как «подарок небес». С одной стороны, новая Олимпиада (пусть только зимняя) позволяла выйти из изоляции, так как британское правительство Чемберлена объявило об окончании «политики умиротворения». Шансы на успех были весьма велики, так как в Международном олимпийском комитете, как никогда, были сильны уже не скрывавшие своих симпатий к Германии Байе-Латур, Эдстрем и Брэндедж. Они даже были готовы отказаться от гуманистических принципов олимпийского движения в пользу складывания нового движения, контролируемого «олимпийской Германией».

Но даже в этой обстановке игры 1940 года могли быть проведены на определенных условиях. Гитлер никак не хотел, чтобы на них в качестве самостоятельной команды была представлена чешская сборная. Однако МОК настаивал на противном. Окончательное решение по «чешскому вопросу» (в его спортивном разрезе) намеревались вынести в июне 1939 года на заседании МОК, которое должно было проходить в Лондоне. До этого же казалось, что Гитлер не был готов пойти на компромисс. Как не покажется странным, но позицию фюрера смог изменить генерал Вальтер фон Райхснау, который в тот момент был членом МОК. Именно он уговорил Гитлера хотя бы на время предоставить чешской команде внешнюю независимость. После этого немецкая делегация могла спокойно направляться на переговоры в Лондон.

Карл Дим уже давно вынашивал планы относительно того, чтобы перенести зимние Олимпийские игры из Санкт-Морица в Гармиш-Партенкирхен. Хотя бы по этой причине жесткие требования Байе-Латура, равно как и весь конфликт, в который оказался втянут МОК, можно рассматривать как цепи одной хорошо спланированной операции. На то, что немецкие спортивные функционеры вели очень хитрую дипломатическую игру, указывает несколько фактов. Когда они уже находились в Лондоне, то до них дошли сведения, что Гитлер отказался от своих слов. Поводом для этого послужило убийство немецкого полицейского. Если бы эти сведения были оглашены, то, вне всякого сомнения, члены МОК не стали бы избирать местом проведения зимней Олимпиады 1940 года Гармиш-Партенкирхен. Немцы решили прибегнуть к обманному маневру. Чтобы отвлечь внимание от Гармиш-Партенкирхена, они стали настаивать на переносе штаб-квартиры Международного олимпийского комитета из Лозанны в Берлин. Это предложение не было принято, но по вопросу о Гармиш-Партенкирхене фактически не было никаких обсуждений. Все это позволяет говорить о том, что к началу 1939 года Карл Дим было не просто спортивным функционером, не просто пропагандистом — он стал своеобразным дипломатом, который проводил линию, выгодную национал-социалистическому режиму.

Сразу же из Лондона Карл Дим направился в Париж, где хотел несколько дней посвятить научным исследованиям.

Однако все его мысли были заняты предстоящими зимними играми в Гармиш-Партенкирхене. Дим рассчитывал, что получит должность генерального секретаря организационного комитета по подготовке игр. 14 июня 1939 года его в срочном порядке из Парижа вызывают в Берлин. В столице рейха Дима уведомляют, что предстоит совещание у Гитлера, на котором будет рассматриваться вопрос о предстоящей Олимпиаде. Для обсуждения Диму пришлось направиться в Оберзальцберг. На совещании кроме него и Гитлера также присутствовали: Имперский спортивный руководитель Ганс фон Чаммер, представлявшие интересы Германии в МОК фон Хальт и фон Райхенау, Герман Эссер и уполномоченный по делам зарубежного спорта граф Вольф фон Шуленбург (не путать с послом в Москве графом Вернером фон Шуленбургом). Дим прибыл на эту встречу исполненный самых смелых ожиданий. В своем дневнике он записал: «Наверное, это самый важный день в моей жизни». Ход этого совещания известен в основных своих чертах, а потому можно приблизительно восстановить перечень обсуждавшихся вопросов. Гитлер в очередной раз решил временно предоставить чехам спортивную независимость. По крайней мере в Гармиш-Партенкирхене чешской команде было разрешено иметь свой собственный флаг, а при необходимости мог исполняться национальный гимн. На дополнительное строительство новых объектов было запланировано выделить 6 миллионов рейхсмарок (затем эта сумма увеличилась до 10 миллионов). Это было приблизительно в четыре раза больше, нежели потрачено на зимнюю Олимпиаду 1936 года. А это указывало, что игры 1940 года были очень важны для рейха. Кроме этого Гитлер выдвинул ряд новых идей, а именно: учреждение почетных медалей имени Кубертена, а также организация «лыжного дня», в ходе которого проходили бы массовые заезды.

Казалось, мечты Карла Дима сбывались. Он был назначен генеральным секретарем организационного комитета, в то время как президентом Олимпийского комитета являлся Карл фон Хальт. Дим решил привнести в церемониал игр новые, им самим выдуманные элементы. По образцу с олимпийским огнем, доставлявшимся из Олимпии, он решил провести аналогичный ритуал, за тем лишь исключением, что огонь должен был доставляться в Гармиш-Партенкирхен из Шамони, где состоялась первая зимняя Олимпиада. Массовый заезд на лыжах должен был превратиться во что-то фантастическое. По сигналу в десяти различных направлениях и по разным трассам должны были одновременно стартовать 10 тысяч человек. Конечно, собрать такое количество одних спортсменов было затруднительно, а потому планировалось привлечь части вермахта. Но всем этим планам пе было суждено сбыться. 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу — началась Вторая мировая война.

Вовлеченный в дипломатические игры Третьего рейха Карл Дим был вынужден поставить на карту свою многолетнюю репутацию. Когда в первых числах августа 1939 года в Гармиш-Партенкирхен прибыл граф Байе-Латур, желавший лично убедиться в том, как идет подготовка к Олимпиаде, то Дим продолжал свою миссию. Тогда уже ни для кого в Европе не было секретом, что отношения между Польшей и Германией были предельно натянутыми. Однако на вопрос графа о возможности начала войны Дим ответил: «Едва ли фюрер стал бы приглашать в страну зимнюю Олимпиаду, если бы планировал начать военные действия». Сейчас такой аргумент кажется наивным. Но Дим был настолько искренним, что Байе-Латур все-таки поверил в «миролюбие» рейха. Три недели спустя бельгийский граф поймет, что стал жертвой пропагандистского обмана и что Карл Дим больше ценил преданность своей стране, нежели следование олимпийским принципам.

Несмотря на то что Германия начала войну против Польши, строительные работы в Гармиш-Партенкирхене продолжались еще не одну неделю. Судя по всему, Гитлер надеялся на скорейшее заключение мира с западными державами. После того как Польша пала под ударами германской армии, прибегнувшей к тактике «блицкрига», Гитлер немало поразил многих, когда 12 октября 1939 года выступил с предложением заключить мир. В первую очередь это предложение было адресовано западным странам, но оно было решительно отвергнуто. И только после этого строительство в Гармиш-Партенкирхене стало сворачиваться. К тому моменту на возведение новых спортивных объектов уже было потрачено более 4 миллионов рейхсмарок. Чтобы стройка не превратилась в разрушающийся долгострой, было принято решение пригнать в это баварское местечко 230 чешских рабочих. Их принудительный труд использовался для того, чтобы по возможности завершить некоторые из строений И законсервировать те, чье окончательное возведение не представлялось возможным. Если эти объекты не могли использоваться для Олимпиады, то это вовсе не значило, что они не имели никакого значения для национального спорта.

Окончательно Германия отказалась от проведения зимних Олимпийских игр только в конце осени 1939 года. Несмотря на то что уже в октябре 1939 года было ясно, что западные державы не будут заключать мира с рейхом, целый месяц длилось ожидание официального уведомления об отказе. Это делалось отнюдь не в надежде, что Англия и Франция внезапно изменят свою позицию. Время тянулось для того, чтобы игры не могли провести в какой-нибудь из нейтральных стран (для этого, например, почти идеально подходила Швеция). Лишь 22 ноября Карл фон Хальт информировал графа Байс-Латура об официальном отказе Германии принимать у себя игры 1940 года. В конце ноября Международному олимпийскому комитету не оставалось ничего другого, кроме как вообще отменить предстоящую зимнюю Олимпиаду.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.