ГЛАВА 4. ЗВЕЗДА
ГЛАВА 4. ЗВЕЗДА
…ТОТ САМЫЙ ДИДИ
Ужасно не люблю в ходе интервью задавать вопрос о «творческих планах». С одной стороны, для полноты информации вроде бы полагается поинтересоваться, чем собирается заняться твой собеседник в обозримом будущем. Однако веет от этого вопроса формализмом и некоторой бестактностью. Не каждый ведь согласится поделиться с тобой и со всем миром своими личными, может быть, даже сокровенными планами. Но и отказать в такой «исповеди» собеседнику бывает иногда неудобно. Вот и складывается неловкая ситуация…
А в данном случае, увидев, с каким трудом передвигается этот почти семидесятилетний человек, как он чуть ли не со стоном попытался встать со стула, но тут же без сил рухнул обратно, я про себя решил, что такой вопрос в данном случае прозвучит просто кощунственно. Ну, какие могут быть «творческие планы» у старика, только что перенесшего тяжелейшую операцию на позвоночнике? Поэтому, завершая беседу, я просто поблагодарил его за то, что он согласился принять меня в этот тяжкий для него час. И пожелал скорейшего выздоровления, подумав с жалостью про себя, что шансов на выздоровление у него, видимо, не так уж и много.
И вдруг в ответ на это он, все-таки, встал, держась за стенку, поднял голову, расправил плечи, вновь обрел свою знаменитую гордую осанку, за которую еще в ранней юности его прозвали «Черным принцем», улыбнулся и заговорил о… своих творческих планах. Да каких! Он сказал, что намерен реформировать мировой футбол, предложив ему совершенно новые принципы игры!
…Я давно знал его, следил за его жизнью последних лет сорок, не меньше, собрал об этом человеке богатейшее досье. Я встречался и часа два беседовал с ним еще в шестидесятые годы, когда он работал тренером сборной Перу. Теперь, в девяносто шестом, я снова встретился с этим легендарным рыцарем футбола. Да, я имел все основания считать, что прекрасно знаю и понимаю его. Но все равно, был ошеломлен объявленным им проектом.
Но прежде, чем оценивать сенсационность услышанного мной заявления великого футболиста, стоит вспомнить о его долгом, увенчанном заслуженной и громкой славой, усыпанном розами, но не лишенном и терний пути в большом мировом футболе.
…Впрочем, терниями был усыпан и мой путь к нему сейчас, в девяносто шестом, когда я снова попытался разыскать его.
Любая встреча в сегодняшней Бразилии начинается с телефонного звонка. Набрать 295-32-97: телефон клуба «Ботафого», где он провел лучшие годы своей футбольной жизни, не составляло труда. Однако откликнувшаяся в трубке милым щебетом девушка удивленно спросила:
— «Диди? Он же Валдир Перейра? У нас такого в компьютере нет. А он кто: член клуба или нет?
— Простите, сеньорита, — сказал я, крепко сжав трубку, чтобы не выдать раздражения. — Он ветеран, причем заслуженный ветеран вашего клуба.
— Минуточку! Сейчас я посмотрю среди ветеранов.
В трубке послышался шелест, она легла на музыкальную подставку. И пока девушка бегала своими пальчиками по компьютерным файлам ветеранов, я слушал записанный на кассете под жизнерадостную мелодию клубного гимна речитатив о том, сколь велик «Ботафого»— национальный чемпион 1995 года, как он прославил своими победами великую Бразилию и как желательно, чтобы вы, уважаемый собеседник, вступили бы в этот клуб, и приумножили тем его процветание и славу.
Музыка исчезла, в трубке снова возник девичий голос:
— Как вы, сеньор, говорите его имя?
— Валдир Перейра. Футбольное имя — Диди! «Диониза, Инес, и еще раз «Диониза — Инес», — по буквам расшифровал я.
— Он действительно ветеран?
— Он двукратный чемпион мира! Играл вместе с Пеле и Гарринчи и был их старшим товарищем.
— Минуточку…
Из трубки снова полилась мелодия гимна, и по второму разу я узнал о том, что «Ботафого» — чемпион-1995 нуждается во мне, в моей энергии и предприимчивости…
— Да, да, вы правы. У секретарши президента я нашла его телефон. Пишите…— и она продиктовала мне семь цифр. — А потом добавила: — Мне сказали, что он тяжело болен, только что перенес серьезную операцию, и никого не принимает.
Я поблагодарил, положил трубку и, тут же сняв ее, набрал найденный номер. Набрал, волнуясь и мысленно подбирая слова, которые помогут убедить Диди в том, что со мной стоит поговорить. Об операции, о том, что он никого не принимает, я уже слышал и от других людей, к которым обращался в поисках тропки к этому человеку. Как-то сложится мой разговор с ним? И состоится ли он вообще?…
Гудок, другой, пятый, десятый…
Неужели никого нет дома? А может быть, там вообще выключили телефон?
Когда я уже собрался положить трубку, хрипловатый голос, как выяснилось потом, служанки, поинтересовался, кто мне нужен.
После долгих объяснений трубка была передана, как я догадался, супруге Диди доне Гиомар.
— Но он же болен! У него недавно была операция, и он никуда не выходит и никого не принимает. Позвоните через месяц!
Скороговоркой, боясь, что эта всегда отличавшаяся крутым нравом и хищной любовью к своему благоверному дама повесит трубку, я затараторил о том, что приехал из России всего на неделю, через три дня мне нужно вылетать обратно, что я — не просто любопытствующий репортер, а футбольный обозреватель, изучаю бразильский футбол, являюсь давним поклонником «Ботафого», «нашего с Диди, клуба». Что уже встречался с ее супругом четверть века назад здесь же, в Рио, потом напечатал в Москве большое интервью с ним, оно у меня в руках, я могу его показать. Сегодня мне обязательно нужно хотя бы на пять минут встретиться с ним. И обещаю доне Гиомар, что не буду утомлять его.
В конце концов Гиомар сжалилась, и через полминуты я услышал знакомый низкий хрипловатый голос.
Опять скороговоркой пришлось повторить, кто я такой есть. Упомянуть о дружбе с Жоаном Салданьей, который привил мне любовь к «нашему «Ботафого»» и сделал меня болельщиком этого клуба. По-моему, именно упоминание о нем окончательно сломило сопротивление Диди.
Он согласился встретиться со мной, если я приеду к нему «завтра, часов в 11-12 утра», но предупредил:
— Я живу очень далеко. Фактически за городом. На острове Говернадор.
— Давайте адрес, Диди, и не беспокойтесь. Я найду Вас! Даже если придется отправиться в Антарктиду.
Он продиктовал адрес, потом долго объяснял, как добираться:
«За международным аэропортом по авенидо Галеао доехать до супермаркета «Плаза-Шопинг», от развилки по улице Маэстро Пауло Силва принять влево, затем у автозаправочной станции направиться вниз, на третьей поперечной улице Тито Ливио де Кастро найти дом номер… А еще лучше: спросить у прохожих, где живет Диди. Все соседи знают…».
Увы, назавтра во всем Рио и в пригородах зарядил проливной дождь, и когда в сопровождении двух друзей из России, болельщиков, мечтавших увидеть живого гения футбола, я все-таки добрался до «Плаза-Шопинг», затем до автозаправки и отправился «вниз» по этому тихому провинциальному кварталу с загадочным названием Гуарабу, никаких «соседей» и вообще прохожих на улицах не оказалось, да и не могло быть под этим мерзким всепроникающим ливнем.
Домики стояли наглухо закрытые, запертые, зашторенные, и за каждым забором нас встречали гневным лаем собаки.
Пришлось долго шлепать по лужам, пока не нашелся маленький домик под указанным нам номером с крохотным палисадником под окнами. Потом были долгие и ожесточенные нажатия на казавшуюся обесточенной и безжизненной кнопку звонка, пока наконец за стеклом не возникла фигура мальчишки, который и провел нас в дом.
ЖИВАЯ ИСТОРИЯ ФУТБОЛА
Преодолевая эту долгую, больше часа, дорогу: сначала на 132-м автобусе от Копакабаны, где я жил в гостинице «Осеано-Копакабана», до Центра, затем за 236-м от Центра мимо Сан-Кристована, «Мараканы» и Бонсуссесо, по нескольким мостам через остров Фундао, мимо международного аэропорта, готовясь мысленно к встрече с этим великим бразильцем, я вспоминал о его долгом пути в футболе.
О том, как начинал он в сорок седьмом году в третьеразрядном клубе «Мадурейра», как в сорок девятом был куплен уже хорошо знакомым нам клубом «Флуминенсе» и стал с этой командой чемпионом Рио в 1951 году.
Уже в 1950 году (ему тогда было двадцать два) Диди включили в молодежную сборную страны. Именно он в самом первом матче на «Маракане», посвященном открытию этого величайшего на земле стадиона, забил первый в его истории гол. Через два года дебютировал в составе национальной сборной на панамериканском чемпионате 1952 года и даже забил свой первый гол за эту команду 16 апреля в матче против сборной Уругвая, выигранном 4:2.
В пятьдесят четвертом он участвовал в чемпионате мира в Швейцарии и забил там два гола командам Мексики и Югославии, а затем вдохновенно участвовал в, ставшей знаменитой, драке с венгерской сборной, после которой питомцы Зезе Морейры, проиграв со счетом 2:4 легендарной команде Кочиша, Грошича, Божика и Хидегкути, возвратились домой, посыпая голову пеплом.
В пятьдесят шестом он был куплен «Ботафого». Сделка с клубом Салданьи и Гарринчи наделала много шума. Еще бы: 1 миллион 850 тысяч крузейро — это была самая большая сумма, уплаченная в те годы за футболиста!
Торсида «Ботафого» собирала ее, как говорится, всем миром. Правление клуба влезло в долги: брало кредит, где только можно. И где нельзя, тоже брало. И, как мне расказывали ветераны, стремясь побыстрее наскрести требуемую сумму, тогдашний директор департамента футбола Жоан Салданья выскреб даже какие-то, отложенные на аварийную заправку, монетки из «бардачка» своей машины.
Когда я однажды попросил его подтвердить эту красивую версию или объявить ее легендой, Жоан рассмеялся, отмахнулся и сказал: «Не приставай. Не помню…».
Как бы то ни было, но утром картолы «Ботафого» понесли своим собратьям-чиновникам «Флу» целый мешок мелких купюр, и те с утра до вечера считали и пересчитывали астрономическую сумму. После чего величайший бразильский футболист конца пятидесятых годов пришел в «Ботафого» и навечно связал свою судьбу и свое великое имя с этим клубом.
Именно в «Ботафого» Диди познал высшую свою славу. Отсюда он поднялся на околосолнечные орбиты, которых достигали немногие. Таких футболистов, как он, за всю историю футбола можно насчитать по пальцам всего одной руки даже в самой сверхбогатой футбольными талантами стране, как Бразилия.
КОМПЬЮТЕР ИЛИ ДИРИЖЕР. НО БЕЗ ПАРТИТУРЫ…
На Мундиале 1958 года в Швеции он стал негласным, но общепризнанным лидером команды. К нему уважительно прислушивались и молодежь и ветераны, его мнение не оспаривалось никем, семнадцатилетний мальчишка Пеле ходил за ним, как завороженный.
Именно Диди вместе с капитаном Беллини и Нильтоном Сантосом категорически потребовал от тренера Висенте Феолы поставить в основной состав команды в третьем матче чемпионата, который Бразилия должна была играть против сборной СССР и от исхода которого зависел выход в четвертьфинал, двух новичков: Пеле и Гарринчу. Терзаемый сомнениями Феола согласился. Что было потом, знает и помнит весь футбольный мир.
Там, в Швеции, Диди по всеобщему убеждению стал главным героем чемпионата, был признан его лучшим игроком и удостоился персонального поздравления со стороны короля Густава, о чем пресса сообщила коротко и выразительно: «Рукопожатие двух королей!»
Тренер чемпионов мира-1954 «Немецкий Лис» Зепп Гербергер сказал тогда:
«Если бы мозгом моей команды, организующим ее игру и высвободившим для атак Фрица Вальтера и Рана, был такой игрок, как Диди, не сомневаюсь, что мы и в Швеции стали бы чемпионами».
А итальянская «Гадзетто делло Спорт» написала о нем: «Это — артист, обладающий неисчерпаемым арсеналом. И самое главное: это великий дирижер прекрасно отлаженного бразильского оркестра. Всемогущий хозяин средней зоны, способный вместе с тем время от времени посылать и свои ядовитые мячи в ворота соперников».
Но лучше всех его охарактеризовал знаменитый мсье Габриэль Ано, крупнейший французский футбольный обозреватель той поры: «Это фантастично! Таких, как он, больше нет! Этот человек в финальном матче с командой Швеции выполнил 52 паса и все они до одного, короткие или длинные, были точны, все прибыли по назначению! Помимо этого он весь матч диктовал нужный ритм игры своей команде. Диди, как никто, заслуживает звания «игрок номер один» этого чемпионата, потому что равных ему в мире нет!».
В словах тончайшего знатока футбола выражена лаконично и точно та роль, которую сыграл Диди. И не только в финальном матче чемпионата мира-1958, не только в сборной, но и в клубах: он был Лидером. Хозяином игры, ее Творцом. За сборную, если учитывать только матчи против национальных команд, Диди сыграл 68 раз и забил 20 голов. Но главный его вклад в игру национальной команды и тех клубов, за которые он выступал, были, разумеется, не голы (а всего он их забил за 17 лет профессиональной карьеры, будучи, напомню, не форвардом, а игроком средней зоны, более трехсот!), а интеллект, которым он насыщал действия своей команды, будь то «Мадурейра» или сборная, «Флуминенсе» или «Ботафого» — его самый главный, и родной клуб.
Я уже подробно писал о нем в книге «Чаша Мараканы». Лучше, чем было сказано о нем тогда, пожалуй, сказать не смогу.
Диди был диспетчером команды. Сказав это, слышу разочарованные вздохи: «Ну и что? Подумаешь, диспетчер? В каждой команде есть диспетчер».
Увы, не в каждой. И если есть, то далеко не всегда такой, как Диди. И дело не в индивидуальном мастерстве этого футболиста. Не в его знаменитом «сухом листе», не в умении послать мяч через все поле в самую опасную для противника точку, где назревает острейшее развитие атаки? Диди был не просто диспетчером, распределяющим мячи, организующим игру своей команды. Он был (не являясь капитаном!) единодушно признанным и неоспоримым лидером команды, сплавляющим в единый порыв одиннадцать разных темпераментов, настроений, характеров, индивидуальностей. А ведь, замечу мимоходом, в бразильском футболе добиться такого «сплава» гораздо труднее, чем в любом другом: бразильские футболисты обладают куда более ярко выраженными игровыми индивидуальностями, да еще плюс к этому нервным, легко воспламеняющимся темпераментом.
Эту роль лидера Диди не получил от тренера. Да ее и невозможно «дать» кому-то или «получить» от кого-то. Он стал «диспетчером», лидером сборной команды с той же естественностью, как и во «Флуминенсе», а затем в знаменитом «Ботафого», где рядом с ним играли Нильтон Сантос и Мане Гарринча, а тренером был Жоан Салданья.
Появление Диди, а точнее говоря, появление в бразильских командах игроков-лидеров нового типа, игроков-диспетчеров, лучшим из которых являлся Диди, и ознаменовало рождение нового бразильского футбола. Явилось его не менее важной находкой, чем воспетая в стихах и прозе математическая формула «4-2-4». И было связано неразрывными узами с рождением этой формулы, этой тактической схемы. Появление на поле четырех защитников (вместо прежних трех) и четырех нападающих (вместо пяти — по прежней схеме «дубль-ве») отнюдь не означало ни просто смену расстановки игроков, ни формальное перераспределение функций, возлагавшихся на них. Нет, эта футбольная, не побоюсь этого слова, революция внесла новые функции в футбол, новую систему игры не только команды в целом, но и каждого игрока в отдельности.
Эти четыре защитника стали отныне ИНЫМИ защитниками. Они стали «держать» не определенных игроков противника, как это было раньше (левый крайний защитник «держит» правого крайнего нападающего), а свою зону, свой участок поля, и, следовательно, игрока противника, появляющегося в этой зоне. Футбольное поле, оставаясь прежним по размерам и разметке, вдруг обрело новые свойства, обнаружило неожиданно богатые золотоносные жилы, которые были скрыты от нелюбопытного глаза, и какие можно было разрабатывать в течение долгих последующих лет.
Итак, игроки получали функции и задачи новые, но всегда конкретные. А «диспетчер» Диди стал выполнять весьма необычную для традиционного футбола функцию «свободного охотника»: он не имел ни определенного игрока противника, которого он должен был «держать», ни четко очерченного участка поля, на котором должен был играть. Он стал «вольным стрелком», «свободным художником», который делал на поле то, что ему вздумается. В общем-то, так, пожалуй, оно и было: Диди и должен был играть так, как ему вздумается, в рамках, разумеется, разработанной тренером тактической идеи или рисунка игры. Он должен был контролировать, в основном, среднюю зону поля, и его главной задачей был «свободный поиск» наиболее выгодных «продолжений» (выражаясь шахматным языком) как в обороне, так и в атаке. Само собой разумеется, что такую роль мог выполнять только игрок, обладающий не только высокой индивидуальной техникой, но и умением видеть поле, владеющий математически выверенным пасом, отличающийся выносливостью, авторитетом и, самое главное, творческим игровым мышлением. Четкая схема 4-2-4, расчертившая взаимосвязи игроков с пунктуальностью геодезического планшета (вспомним, что даже мятежный Гарринча занимался своей черной магией в сравнительно узком «коридоре» поля), получила в лице Диди то самое «чуть-чуть», тот самый завершающий мазок, который превращает застывший холодный пейзаж во вдохновенную симфонию красок.
Диди стал мозгом команды, ее «компьютером», он играл так, как этого требовала ситуация, и менял ситуацию так, как ему казалось нужным. Неожиданным пасом он мог перевести игру от своих ворот к штрафной площадке противника, бросая в прорыв Ваву или Пеле, выводя по флангам Гарринчу или Загало. «Сухой лист» щедро использовался им не только для забивания фантастических голов, но и для пасов — иррациональных, сводящих защитников с ума, повергающих соперников в смятение и вызывающих на трибунах такую же буйную реакцию, как и веселые демонические финты Мане Гарринчи.
Вспомним, что на чемпионате мира 1958 года один из таких его пасов принял Пеле в штрафной площадке сборной Уэльса, после чего будущий «король» футбола, стоя спиной к воротам, обыграл молниеносными финтами защитников, перебросив через них мяч, и, повернувшись, забил свой первый гол в матчах чемпионатов мира, который он считает самым памятным, самым важным и, пожалуй, самым красивым в своей долгой биографии, где счет забитых голов перевалил, как известно, за тысячу. Тот гол был единственным в матче и принес бразильцам трудную победу, выведя их в полуфинал.
Итак, резюмируя, Диди всю свою футбольную жизнь был душой и мозгом команды. А может быть, правильнее сказать, ее сердцем. Или точнее, хотя и приземленнее: ее диспетчером, дирижером. Причем выполнял эти функции не как уткнувшийся в партитуру дирижер, а как лидер, который вообще не обращает внимания на лежащие перед ним ноты, который и свою партию виртуозно ведет, и одновременно задает ритм всему оркестру, импровизирующему в зависимости от соперника, состояния поля, складывающейся игровой ситуации, погоды, а также всех остальных, как важных, так и второстепенных обстоятельств, имеющих прямое или косвенное отношение к игре.
Я уже писал обо всем этом после первой моей встречи с Диди в 1971 году. И сегодня снова так много говорю об этом не случайно. Видимо, именно такая роль, такое амплуа «свободного художника», в котором он прожил всю свою «футбольную» жизнь, сформировали у Диди особое отношение к этой игре. И дала ему моральное право заявить, как он это сделал в последней встрече со мной:
«Я хочу реформировать мировой футбол!»
Впрочем, до этого мы еще доберемся, а пока продолжим рассказ о роли и месте Диди в мировом футболе.
ОДНИ И ТЕ ЖЕ СТРАСТИ ПРАВЯТ МИРОМ
В августе 1959 года его, как говорится, «попутал бес». Точнее говоря, жажда новых футбольных приключений: овеянный славой состоявшегося год назад чемпионата мира, он отправился в мадридский «Реал», хозяева которого сумели убедить, уговорить, точнее говоря, соблазнить картол «Ботафого»: за Диди была выплачена рекордная по тем временам сумма в 80 тысяч долларов.
Он был встречен громом оркестров и толпами, осаждавшими здание аэропорта. Предоставленный ему в Мадриде дом был завален подарками, а каждый его шаг сопровождали толпы зевак и репортеров. Почтальоны несли мешки писем от поклонниц и фанатов.
Эта волна обожания достигла апогея в первые же недели, когда «Реал» во многом благодаря его самонаводящимся, как баллистические ракеты, передачам и двум голам, забитыми знаменитым «сухим листом», выиграл престижный и знаменитый турнир Рамон де Каранса в Кадисе, где в финале был повержен постоянный и самый именитый соперник мадридского клуба на европейских полях — «Милан» со счетом 3:0.
Так вписаться в один из редкостных по подбору футбольных звезд ансамблей, в команду, где играли тогда венгр Пушкаш, аргентинец Домингес, француз Копа и уругваец Сантамария, мог только такой же великий, как они, мастер.
Впрочем, в этой команде был, к несчатью для Диди, и еще один футболист высочайшего класса: Альфредо ди Стефано…
Миром правят одни и те же страсти. Неважно где: в школьном классе или в кабинете министров, в салонах королей или в усадьбе провинциального фермера, в акционерном обществе или футбольном клубе. Среди вечных и общеизвестных наших пороков зависть и ревность занимают одно из первых мест. Феерический взлет «Черного принца» и любовь к нему, которой воспылала торсида «Реала», пришелся не по душе этому лидеру, который вдруг почувствовал, что его непререкаемому авторитету, его положению гегемона и хозяина команды угрожает пришелец из-за океана. Тем более, что «великий Альфредо» именно за собой всегда оставлял ту роль «мозгового центра», на которую теперь самонадеянно и нагло пытался претендовать бразилец!
И начались интриги и свары, сплетни и доносы. Высокая зарплата Диди подогревала не самые высокие страсти его напарников. Его тонкий, интеллектуальный стиль игры, столь отличный от того, к чему привыкли темпераментные испанцы, его стремление не столько бегать сломя голову по полю, сколько руководить игрой, бросая своими выверенными до сантиметра пасами товарищей по команде в атаку, все это изумляло торсиду, но и вызывало раздражение у тех, кто не умел так играть, кто не всегда понимал эту манеру игры. И этим умело и хитро пользовался коварный Ди Стефано.
И когда в начале сезона 1960 года извечный соперник «Реала» — не менее именитая «Барселона», в которой тогда играли венгры Кубала, Кошич, Цибор и бразилец Эваристо де Маседо, смогла уйти вперед, захватить лидерство в национальном чемпионате, интригами и коварством Ди Стефано великий бразилец и чемпион мира Диди был посажен на скамейку запасных.
Естественно, он не хотел смириться с этим, начал писать письма в «Ботафого». Слал отчаянные прошения своему другу Салданье, и, в конце концов, к великой радости торсиды «Ботафого» блудного сына в октябре 1960 года удалось вернуть. (Нужно отдать ему должное: на своих «боевых товарищей» по «Реалу» он зла не держал. И когда много лет спустя его спросили, какую команду он считает лучшей в мире: «Сантос» или «Ботафого», Диди ответил: «Ни «Сантос» времен Пеле, ни «Ботафого» моего времени. Лучшая команда, из всех которые я видел, это мадридский «Реал» начала шестидесятых»).
Для «Ботафого», ставшего теперь родным клубом Диди, эти годы были, пожалуй, самыми славными в его истории. Клуб так и называли: «Команда Диди и Гарринчи». Элегантный и неповторимый в своем стиле «Черный принц» вместе с несравнимым ни с кем Мане Гарринчей, прозванным «Радость народа», плечом к плечу со своими боевыми товарищами переживали золотую эру: «Ботафого» не без успеха оспаривал тогда у «Сантоса» право именоваться лучшей командой страны. Кстати, к концу ХХ века «Ботафого» занимал первое место в стране по количеству выступлений его игроков за национальную сборную.
В 1961—1962 годах Диди помог «Ботафого» стать «бикампеоном» Рио-де-Жанейро (национального чемпионата в те годы еще не существовало, и потому звание чемпиона Рио было почетнейшим в бразильской футбольной табели о рангах), а в 1962 году стал в составе сборной «бикампеоном» мира в Чили. Он вновь проявил себя там как вдумчивый организатор игры, мозг команды, душа и сердце ее действий.
…Диди ушел из футбола во время. Не стал дожидаться естественного угасания. Не цеплялся за второстепенные клубы. Ушел с достоинством и гордостью. Ушел, казалось, в небытие, неизбежное для большинства футбольных ветеранов.
Но его имя вновь появилось на первых полосах бразильских газет в ходе подготовки к чемпионату мира 1970 года в Мексике: стало известно, что Диди приглашен тренировать участвующую в этом чемпионате сборную команду Перу.
ДИДИ И ПЕРУ: «ДАВАЙ, ПОРВЕМ ПАСПОРТ!»
Впрочем, прежде чем рассказать о том, как это у него получилось, следовало бы для начала упомянуть, что история «взаимоотношений» Диди с Перу была весьма давней, долгой и непростой. Первая встреча Диди с перуанским футболом состоялась еще в 1953 году и явилась, по правде сказать, далеко не самым радостным эпизодом его футбольной биографии. На проходящем тогда в Лиме чемпионате Южной Америки бразильская сборная потерпела поражение от перуанцев со счетом 0:1.
В конце матча, проходившего в присутствии президента страны генерала Одриа, на поле разыгралась жестокая драка. Диди получил от судьи приглашение покинуть поле. Не подчинился, чуть было не набросился на арбитра. Страсти разбушевались до такой степени, что выскочившие на поле представители полицейского корпуса Лимы в сверкающих галунами и бляхами мышиных мундирах выволокли с поля будущего тренера перуанской сборной за руки и за ноги.
Несмотря на этот инцидент, турнир в Перу оставил у Диди приятные воспоминания: именно там он окончательно вошел в основной состав бразильской сборной, заняв место знаменитого полузащитника Зизиньо.
Вторая встреча Диди с перуанским футболом случилась в ходе подготовки бразильской команды к чемпионату мира 1958 года. Она оказалась гораздо более счастливая для самого Диди и весьма горькая для перуанцев: в двух отборочных матчах сборные Бразилии и Перу боролись за путевку в Швецию. 13 апреля первый, очень трудный, напряженный, вымотавший души и силы игроков матч в Лиме закончился вничью: 1:1.
21 апреля 1957 года на «Маракане» состоялся второй поединок. К концу второго тайма, при зловещем счете 0:0, пробивая метров с сорока штрафной, Диди послал мяч своим ставшим впоследствии знаменитым «сухим листом». Мяч взвился вверх, проходя над «стенкой» защитников, перуанский вратарь вздохнул с облегчением, увидев, что он уходит выше ворот. И вдруг, словно притянутый каким-то магнитом, мяч опустился под штангу, укладываясь в верхний угол.
…После этой предыстории становится более понятным и колоритным дальнейший рассказ о работе Диди в Перу. Вскоре после того, как в середине шестидесятых он расстался с футболом, ему пришло приглашение из Перу. Речь шла о работе со скромной, не увенчанной пышными лаврами столичной командой «Спортинг-Кристалл». А вскоре последовала и просьба возглавить первую сборную. Перед Диди была поставлена задача, которая на первый взгляд могла бы показаться невыполнимой: вывести Перу в число шестнадцати финалистов намеченного на 1970 год чемпионата мира в Мексике.
Он колебался, взвешивал все «за» и «против».
«Против» было куда больше, чем «за». Задача вообще казалась не слишком-то выполнимой: перуанский футбол был в то время совершенно не подготовлен к сражениям подобного уровня. И соглашаясь на просьбу перуанских футбольных чиновников, великий «бикампеон» рисковал своим престижем и авторитетом.
Ссылаясь на загадочные рисунки, найденные в поселениях древних индейцев кечуа и изображающие игры с предметами, похожими на мяч, некоторые перуанские историки, видимо, сгораемые на костре патриотического мазохизма, берут на себя смелость утверждать, что футбол в Перу родился едва ли не раньше, чем в Англии. Даже если и предположить, что это и в самом деле так, то послужной список потомков средневековых кечуа отнюдь не был отмечен в наше время никакими заслуживающими упоминания свершениями. Если еще в доколумбову эпоху древние подданные инкского государства и пинали ногами некое подобие резиновых шаров, изготовленных из дикого каучука, то в XX веке их наследникам довелось лишь однажды вкусить сладость участия в чемпионате мира по футболу, да и то в самом первом, в 1930 году, когда число участников было столь невелико, что брали, так сказать, всех желающих, не взирая на лица и на умение или неумение играть.
Впрочем, для того чтобы выиграть «Золотую богиню» даже в тот раз, нужно было обладать, помимо энтузиазма, чем-то еще, чем не обладали перуанцы, и их краткое участие в том давнем турнире было отмечено меланхолическим нулем в графе «завоеванные очки» и скандальной дракой, развязанной в первом же матче, проигранном 1:3 румынской команде, которая потеряла одного из защитников. Ему перуанцы сломали ногу.
Второй матч, проигранный команде Уругвая (0:1), поставил крест на робких надеждах наследников инков и положил начало их долгим и бесплодным попыткам пробиться ежели не на вершину футбольного Олимпа, то хотя бы в число шестнадцати финалистов чемпионата мира. Сборная Перу регулярно, с упорством, достойным лучшего применения, билась за достижение заветной цели, но все эти попытки проваливались раз за разом. Не дорос, видать, перуанский футбол до таких высот… И именно эта гиблая, изначально обреченная на провал, задача и была поставлена перед Диди.
Засучив рукава, он взялся за дело, подогреваемый не только обещанными десятками тысяч долларов, но и чисто спортивным азартом: с такой же отвагой (или безумием?!) бросается какой-нибудь искуситель судьбы с обрыва, не зная, найдет ли он глубину или врежется в камень, предательски скрытый под водой.
Нужно было все начинать сначала: показывать, как должен играть центральный защитник, что необходимо делать игрокам средней линии или вратарю. Нужно было объяснять, почему не следует опаздывать на тренировки и задерживаться по вечерам в баре на углу. Нужно было говорить о дисциплине и распорядке дня, о питании и умении владеть своими нервами в трудных случаях. А подобных ситуаций предвиделось много: ведь главным соперником перуанцев в отборочной группе стала грозная аргентинская команда, значительно превосходившая во всех отношениях и всегда ранее выигрывавшая у перуанских команд с подавляющим преимуществом.
Постепенно скуластые парни стали понимать, чего от них хочет этот стройный, спокойный, неторопливый в словах и движениях, но последовательный и настойчивый в делах и поступках человек. Его прозвали «Учителем». И самое высшее удовлетворение он получил после запомнившемуся ему на всю жизнь эпизода с Фуэнтесом. Накануне товарищеского матча с Уругваем у Фуэнтеса умер отец. Сборная уже была в тот момент на режиме «концентрации»: отгороженная от внешнего мира стеной молчания и покоя. Диди сообщили об этом утром. Он сам решил рассказать игроку о постигшем его несчастье. Вошел к нему в комнату, сел рядом с ничего не подозревавшим Фуэнтесом и завел долгий разговор «за жизнь». Он говорил о подобных же случаях, рассказывая о том, как тяжело отражается смерть близких на человеке, как она может выбить из колеи кого угодно, если ты не обладаешь волей, характером… Если ты не настоящий мужчина…
И где-то в ходе беседы сказал парню о смерти отца и сообщил, что Фуэнтес, естественно, освобождается от «концентрации» и от предстоящего вечером матча.
Кусая губы, тот отправился на похороны отца. А вечером вдруг появился на стадионе и попросил, чтобы ему дали возможность сыграть.
Сказать по совести, эта ситуация может показаться какой-то странной. Играть в футбол в день смерти отца?! Трудно залезть в чужую душу. Может быть, Фуэнтесу легче было забыться таким образом?..
Я рассказал о данном эпизоде только для того, чтобы показать, как бережно относился к своим питомцам Диди, и упомянуть, что этот случай был переломным в жизни команды. После него авторитет тренера, доверие к нему, вера в него стали абсолютными.
Впрочем, вернемся к чемпионату мира в Мексике, точнее, к очередной попытке пробиться в число шестнадцати финалистов, которые делала под руководством Диди перуанская команда… О том, какое значение придавалось в стране достижению этой цели, свидетельствует тот факт, что накануне первого матча с Аргентиной команду принял в своем дворце президент Перу генерал Веласко Алварадо.
Церемония была краткой и волнующей: глава государства собственноручно вручил одиннадцати «титуларес» футболки, в которых они должны были завтра выйти на матч с аргентинцами. «Победить или умереть!» — таков был лозунг. Все понимали, что только выигрыш на своем поле даст какой-то шанс на победу в группе и на путевку в Мексику. И они добились этой победы: впервые в истории сборная Аргентины была повержена перуанцами со счетом 1:0.
Потом были новые матчи: и перуанцы, и аргентинцы проиграли сборной Боливии в заоблачном Ла-Пасе и выиграли у нее у себя дома. Эти поражения были запланированы, ибо никто не может надеяться выиграть у боливийцев на их стадионе, расположенном на высоте, на которой человек, приехавший «с равнины», не может не то что играть в футбол, но даже и ходить-то быстрым шагом, в чем я сам неоднократно убеждался на собственном опыте.
К финальной встрече в Буэнос-Айресе сборная Перу, благодаря той первой — «домашней» победе над аргегнтинцами пришла с двумя очками разницы, вследствие чего ее устраивала ничья.
Этим желанным результатом и закончился матч, повергший Аргентину в траур, Перу — в водоворот восторга и окончательно превративший Диди в «идола», в кумира, более обожаемого и почитаемого, чем древние императоры Куско. Словом, как видите, история Гуса Хиддинка в 2002-м году в Корее не была такой уж оригинальной.
Рассказывают, что встреча возвратившейся из Аргентины команды превратилась в праздник, каких не помнила история этой страны. И когда, пробившись сквозь нескончаемые толпы рыдающих от счастья и пляшущих соотечественников, футболисты ввалились в президентский дворец, президент обнял босого, потерявшего галстук, потного, растрепанного Диди и шепнул ему на ухо: «Послушай, где твой бразильский паспорт? Давай порвем его, и ты станешь перуанцем».
Так спустя тринадцать лет Диди «реабилитировал» себя в глазах перуанцев за тот злосчастный «сухой лист» 1957 года, преградивший им дорогу в Швецию.
И вот теперь, по трагической для него иронии судьбы он сам становился на пути своих товарищей, на пути Пеле и Загало, которым говорил тогда, в Швеции: «Нужно думать не о себе. О Бразилии. О нашем народе, который ждет эту победу — единственную радость, отпущенную ему судьбой».
Вскоре после победы перуанской команды в отборочных играх кто-то из местных журналистов спросил его:
— Ну, а если нам придется играть с Бразилией?..
В тот момент эта гипотеза была сугубо теоретической. Абстрактной и далекой. Еще не была проведена жеребьевка. Тонкая ручка девочки Моники вытаскивавшей из чаши листочки бумаги с названиями команд, еще не определила судьбы и пути шестнадцати участников чемпионата. Диди улыбнулся и ответил:
— В этом случае я выведу команду на поле, закрою глаза, и пусть случится так, как угодно Всевышнему.
1971: ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ С ДИДИ
Спустя полгода после окончания мексиканского чемпионата мне довелось интервьюировать Диди. Эта беседа подробно изложена в книжке «Чаша «Мараканы»», и сейчас я долго думал: стоит ли вновь публиковать его суждения четвертьвековой давности. Но решил, что нужно: во-первых, изданная четверть века назад книжка давно уже стала раритетом и сегодня она практически исчезла из оборота. Во-вторых, самое главное: это были, все-таки, мысли Диди, одного из величайших футболистов в истории. Каждое его слово, каждая мысль, каждая фраза представляют интерес, независимо от того, когда они высказаны.
И еще: Диди в той нашей давней беседе сделал некоторые прогнозы, и теперь любопытно посмотреть, какие из них оправдались…
Итак, разговор с Диди, состоявшийся в 1971 году.
Разумеется, прежде всего я попросил его рассказать о том, как он себя чувствовал накануне и во время матча, в котором встретились сборные Бразилии и Перу.
— Конечно, я понимал, что наша команда…
— Простите, Диди! Что значит «наша»?
Он засмеялся, закурил очередную сигарету, откинулся на спинку плетеного кресла и крикнул жене, чтобы принесла кофе.
— Буду говорить откровенно. Как профессионал, я гордился тем, что мне доверено руководить национальной сборной Перу. И старался сделать все возможное, чтобы оправдать это доверие. Похоже, мне это удалось. Но, разумеется, когда пришел черед встречаться с бразильской командой, я понял, что наша — ПЕРУАНСКАЯ — команда уступает ей. Тут не могло быть никаких иллюзий. Но и я, и все мои игроки решили сыграть как можно лучше. Чтобы, даже проиграв, нам не пришлось бы впоследствии краснеть перед миллионами перуанцев, которые послали нас в Мексику и ждали от нас достойной борьбы.
Это кажется просто, но… как бразилец, как сын своего народа я чувствовал, конечно, что оказался в очень трудном положении. В конце концов, я ведь совсем недавно был игроком нашей сборной.
— Бразильской?
— Да, НАШЕЙ, бразильской. Мы дважды побеждали — в Швеции и Чили. И все знают, чего нам это стоило. Разве можно такое забыть? Я видел здесь, на чемпионате в Мексике, матч бразильцев с англичанами, и едва не закричал от радости, когда Жаирзиньо забил гол. И когда начался матч нашей команды…
— Какой «нашей»?
— Перуанской… Когда мы начали матч с бразильцами. Когда я увидел, как наши парни, то есть бразильцы, выходят на поле в желтых футболках, в этих футболках, которые принесли нам столько славы, я…сознаюсь…в глубине души «болел» за моих соотечественников. За бразильцев. Но, как тренер, как профессионал футбола, я сделал все возможное для достойного выступления моей, перуанской команды.
Я спросил его, сколь интересен был мексиканский чемпионат с творческой точки зрения: появились ли там новые идеи?
— Я считаю, — сказал Диди, — что с организационной точки зрения этот чемпионат был лучшим из всех. Да и чисто игровой аспект турнира обрадовал любителей спорта: ряд команд, в частности сборные Бразилии, ФРГ, Перу, показали интересные тактические новинки и творческие находки, даже если учесть, что большинство команд придерживалось уже известных схем: 4-3-3 и 4-4-2. Наша, перуанская команда слегка модернизировала их, играя 4-1-2-3.
— Можно ли и сегодня продолжать делить футбол на «европейский» и «латиноамериканский»?
— Мне кажется, что грань между этими двумя «школами» быстро стирается. Многие европейские команды, в частности команды ФРГ, Чехословакии, Югославии и Советского Союза, стали в последние годы демонстрировать футбол эластичный, игру, отличающуюся «мыслительной быстротой», то есть умением игроков все быстрее и быстрее оценивать игровые ситуации и отыскивать наиболее рациональные продолжения и ходы.
— А могли бы Вы попытаться сделать прогноз развития футбола на ближайшие годы? Ведь совсем недавно говорилось, что ему угрожает «ничейная смерть» вследствие бурного размножения всевозможных «замков», «бетонов», «задвижек» и прочих защитных систем. Похоже, что мексиканский чемпионат вселил в наши сердца оптимистические надежды, не так ли?
— Я верю, что мы начинаем возвращаться к футболу эпохи двадцатых и тридцатых годов. Разумеется, я имею в виду не тактические схемы, не реставрацию «дубль-ве», а сам дух игры. Тогда, лет сорок назад, футбол был ярким, увлекательным зрелищем, доставлял зрителям куда больше удовольствия, чем нынешний: рациональный и сухой. Впоследствии футбол профессионализировался, и в погоне за очками тренеры стали думать не о том, как, выиграть матч, а о том, как его не проиграть. Игра стала скованной, осторожной… А сейчас, мне кажется, начинается обратный процесс раскрепощения игроков.
— Если проследить развитие тактических схем, то можно заметить, что в течение последних полутора десятилетий количество нападающих, точнее говоря, количество выдвинутых вперед игроков, которых принято относить к категории «чистых» нападающих, все время уменьшалось. Схема «дубль-ве» с пятью форвардами была вытеснена бразильской новинкой 4-2-4, затем появились 4-3-3 и 4-4-2. Не означает ли это, что вскоре на переднем крае атаки мы увидим в командах всего лишь одного футболиста?
— Не думаю. Я могу только предположить, что футбол станет более агрессивным, более «свободным». Нельзя выигрывать, нацеливаясь на ничью или на победу с минимальным счетом. Именно мы, тренеры, были виноваты в появлении скованного футбола, когда игроки и тренер заботятся прежде всего об обороне своих ворот. И именно мы, тренеры, обязаны сейчас раскрепостить творческую инициативу футболистов. Ведь они, спортсмены, всегда любят играть интересно и остро. Вот и надо предоставить им возможность играть так, как им нравится.
— В Бразилии накануне чемпионата велась острая полемика по поводу двух различных игровых концепций, которые предлагали сборной Салданья и Загало: Салданья предпочитал игру с двумя выдвинутыми вперед крайними нападающими и одним центральным. А Загало изменил эту схему, сосредоточив двух форвардов в центре и одного — Жаирзиньо — на правом фланге, в то время как левый крайний нападающий (Ривелино) был у него оттянут назад. Как Вы относитесь к этому спору?..
— Хотя Загало и стал чемпионом мира, но мне больше импонирует схема Салданьи: он стремился использовать всю ширину поля, в то время как у Загало фронт атаки был сужен: ее левый фланг как бы пропадал.
— Сейчас ведется спор о судьбе «либеро», «чистильщика», игрока защиты, являющегося своего рода «свободным охотником». Многие утверждают, что «либеро» отмирает, что необходимость в игроке такого рода постепенно отпадает. Вы согласным с этим?
— Нет, я продолжаю считать, что роль «либеро» весьма важна. Но нужно уметь играть на этой позиции. Так, как это делает, например, Беккенбауэр: он не только организует действия защиты и подстраховывает товарищей, но умеет неожиданно и остро подключаться к атаке.
— Не могли бы Вы проанализировать выступления команды Загало в Мексике? Что явилось главным в достижении победы?
— Прежде всего, нужно сказать, что на сей раз команда была очень хорошо организована: в ней царила атмосфера спокойствия, уверенности в своих силах веры в победу. Что касается самой команды, то, на мой взгляд, сборная Бразилии на чемпионате-1970 обладала лучшей в мире линией атаки и полузащиты. Что же касается защиты и вратаря, то они были далеко не самыми сильными. Впрочем, это — вечная наша проблема.
— Кого из бразильских участников чемпионата Вы смогли бы выделить?
— Троих: Пеле, который не нуждается в похвалах, Жаирзиньо, молодой, выносливый и напористый футболист, и Жерсон, спокойный и хладнокровный диспетчер.
— Могли бы Вы сравнить Пеле «образца 1970 года» с тем юношей, которого Вы когда-то напутствовали в его первом матче шведского чемпионата мира против нашей, советской команды?
— Разница огромная: тот Пеле был мальчик, талантливейший и одаренный, но лишенный — и это естественно — опыта, чувства ответственности, зрелости. Сегодня мы видим Пеле в расцвете сил. Он понимает важность ноши, лежащей на его плечах, сознает свою роль в команде, свое особое положение.
— Вы упомянули об атмосфере спокойствия и уверенности, царившей в бразильской команде в Мексике. Очевидно, она явилась следствием хорошей психологической подготовки футболистов. Помнится, в 1958 году в составе бразильской делегации был даже специальный врач-психолог, доктор Карвальяэс. Потом он больше не приглашался для работы со сборной. Означает ли это, что тот опыт не был оценен положительно?
— Я считаю, что значение психологической подготовки трудно переоценить, и с этой точки зрения высоко оцениваю роль Карвальяэса в нашей команде 1958 года. Когда я получил перуанскую команду и начал готовить ее к отборочным играм, мне пришлось многое использовать из нашего, бразильского опыта.
…Диди стал первым тренером в Перу, организовавшим систему «интегральной» подготовки к чемпионату: если раньше и клубы, и сборная тренировались два-три раза в неделю, то Диди стал работать с командой два раза в день — утром и вечером. Разумеется, это потребовало перестройки всей жизни спортсменов; за полгода до чемпионата они были созваны на сбор и стали жить на тренировочной базе. Разрешались «увольнения» для свидания с семьями и друзьями. Обычно это было по воскресеньям. Сначала кое-кто запаздывал к отбою, кое-кто возвращался навеселе. Без криков и истерик, без суровых наказаний Диди сумел добиться того, что накануне чемпионата в команде уже не было никаких нарушений режима и дисциплины. Футболисты поняли и почувствовали, чего добивается тренер.
Диди сказал мне тогда, что является безоговорочным сторонником такого метода тренировок не только в сборной, но и в клубах. Он высоко оценил опыт бразильских команд «Сан-Пауло», «Флуминенсе» и «Интернасионаля», которые во время региональных чемпионатов держат игроков на режиме постоянной концентрации, отпуская их домой после матча в воскресенье лишь на два дня.
— Игрок-профессионал, если он хочет добиться чего-то, обязан отдавать спорту всего себя, — заметил Диди. И правоту его слов подтвердил тот факт, что именно три вышеназванные команды в 1970—1971 годах добились наиболее заметных побед, став чемпионами своих штатов, а «Флуминенсе», помимо этого, выиграл Серебряный кубок Бразилии.
…Эти воспоминания о первой моей встрече с Диди закончу рассказом о том, как выступили ведомые им перуанцы в Мексике. Досталась им не самая легкая группа с ФРГ, Болгарией и Марокко. В первом матче с болгарами команда Диди попала в крайне сложную ситуацию: первый тайм она проиграла 0:1, на 12 минуте второго тайма Бонев довел счет до 2:0.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.