БЕССМЕРТИЕ

БЕССМЕРТИЕ

Справедливости ради стоит сказать, что 31 августа состоялся еще один прощальный матч Льва Яшина. Произошло это в Риме, где встретились ветеранские сборные Италии и остального мира. Правда, во имя той же справедливости нельзя не добавить: в обеих командах на поле вместе с действительно повесившими бутсы на гвоздь мастерами (Сивори, Бониперти, вратарь Буффон — у итальянцев, австрийцы Коллер и Оцвирк у их противников) оказались и просто классные исполнители: Маццола, Доменгини, голкипер Альбертози — в составе хозяев; чемпион мира Тостао, португалец Колуна — у гостей. Впрочем, дело не в этом. Просто представьте картину: в некой стране проводятся проводы великого вратаря — только из вовсе другого государства. Допустим, у нас в России организуется прощальный поединок того же Джанлуиджи Буффона (родственника вышеупомянутого Лоренцо Буффона) с приглашением иностранных «звезд», и народ собирается на трибунах, а затем не отпускает любимого вратаря после дебютных 15 минут игры, как, в частности, и получилось с Яшиным.

С Буффоном или еще с кем в России ничего похожего произойти не могло и не произойдет. Обычно-то говорим: кто мог предположить безумные, чудесные достижения 40 лет назад. Те же телевизоры, телефоны, компьютеры — мало ли что. Здесь всё наоборот: смахни четыре десятка лет — и встретишься с невозможным ныне чудом.

Ну а после всех торжественных церемоний началась совсем иная жизнь. Новая. Поле он покинул навсегда, даже за ветеранов не выступал. А работу в обществе подыскали — начальником футбольной команды «Динамо» (Москва). Еще в декабре 1970-го Лев Иванович объяснял журналисту В. Н. Винокурову, как он понимает суть предстоящей деятельности: «Прежде всего, мне очень хочется помочь Константину Ивановичу Бескову, которого я очень уважаю как человека и как специалиста, в создании такой команды, чтобы все могли ею гордиться. За последние годы и особенно в этот год сделано много, но предстоит сделать еще больше».

Кажется, что это говорит скорее капитан команды, а не ее руководитель. В. Н. Винокуров сверхточно увидел «промежуточность» состояния Яшина в начале следующего, 1971 года: «Он приходит теперь на тренировку без спортивной сумки. Но он в раздевалке, когда ребята готовятся к занятиям, и тогда, когда они возвращаются с занятий. Он еще чувствует себя игроком, еще не залечена последняя травма. Но уже больше не стоит оглядываться назад. Он на том берегу, с которого надо брать новый старт, от которого начинается новый путь. И он наверняка найдет, с чем и как пройти его».

Да, у него палец тогда не сгибался из-за перелома. А всё равно автор прав, говоря о новом пути. Осенью Яшин окончательно перебрался «на другой берег». В смысле у московского «Динамо» появился полноценный начальник команды.

Необходимо подчеркнуть: руководство поступило по отношению к Яшину вполне достойно. Он отдал клубу два с лишним десятка лет, авторитет гигантский — и у игроков в том числе. Так кому, как не ему, занять эту должность?

Другое дело, что сами «начальственные» функции изначально весьма размыты. Он обязан заниматься в команде воспитательной работой — и выполнять хозяйственные обязанности одновременно. Выходит, грубо говоря, комиссар с завхозом в одном лице. Плюс добавляется и общение с непосредственным куратором. То есть всего много, а ухватить прочное и конкретное — нелегко. Получается, и должность нужная, и «широкий фронт работ» имеется, однако возможностей для творческого роста нет. Смотрите, сколько в СССР тренеров выросло! А как насчет начальников команд? Припоминается только Н. П. Старостин, но и это случай, когда не место красит человека, а человек место.

Возможна ли была какая-то иная работа для Яшина? Не удивляйтесь: Владимир Маслаченко еще в 1969 году заявил о необходимости тренера вратарей в каждой уважающей себя команде. В случае с лучшим футболистом Европы-63 заманчиво смотрелось открытие целой всесоюзной школы его имени. В конце концов, в Советском Союзе очень успешно функционировали шахматные школы М. М. Ботвинника, Т. В. Петросяна, В. В. Смыслова. С Яшиным на эксперимент в масштабах всей страны не решились. А должность клубного наставника голкиперов, полностью подчиненного главному тренеру, и впрямь виделась мелковатой для такого гиганта.

Тем не менее Яшин работал, делал, что возможно. Жить ведь футболистам «стало лучше, стало веселее». Запросы у мастеров кожаного мяча стали другие: квартиры новые, автомобили качественные, зарплата с премиальными, поездки зарубежные тоже необходимы. Любительский, одним словом, спорт. А кто же, как не знаменитый человек, те скромные блага обеспечит? Возникает и попутный вопрос: как же, пробив молодым людям означенные радости, заниматься затем их непосредственным воспитанием? Неувязка получается[22].

Что же до дел сугубо динамовских, то помогать Бескову Лев Иванович смог только до конца 1972 года. Потом Константина Ивановича убрали из команды. Причем после самого серьезного на тот момент успеха отечественных клубов на международной арене — выхода в финал Кубка обладателей кубков 1972 года. Одноклубники из Киева и Тбилиси, честь им и хвала, позднее сделают последний шаг и завоюют тот приз (украинцы — дважды), но москвичи были и остались первопроходцами. К тому же будущие победители не испытали такого кошмара в финале, как столичные футболисты.

Завершающий поединок Кубка кубков в Барселоне между шотландским «Глазго Рейнджерс» и нашими земляками проходил большей частью с преимуществом соперника.

Бесков позднее признал собственные ошибки при выборе состава. И к 49-й минуте британцы заслуженно вели 3:0. Однако игра продолжается 90 минут, старший тренер москвичей, бросив в бой Эштрекова и Гершковича, добился перелома. А за четыре минуты до финального свистка Маховиков сократил разрыв до минимума. Тут пьяные шотландские болельщики и вылезли на поле. Уже во второй раз. (Первый был после дебютного успеха «Глазго».) Полиция попыталась очистить газон. Начались столкновения. Когда же порядок не без труда восстановили, атакующая советская волна была сбита и «рейнджеры» спокойно довели финал до победы. «Мы добились бы успеха, — сказал Лев Яшин корреспонденту ЮПИ, — если бы болельщики не выбежали на поле. Эта толпа состояла из пьяных и не контролирующих себя людей» («Советский спорт», 26 мая 1972 года).

Динамовцы, отдадим должное воспитательной работе, вели себя по-мужски, не отвечая на провокации. А затем подали протест. То есть как раз начальник команды Лев Яшин его и подавал: матч предлагалось переиграть. Бесков не возражал и против Барселоны — при условии обеспечения элементарного порядка. Но Дисциплинарный комитет протест отклонил. Яшин обратился в Апелляционный комитет. Вновь отказ. «При этом „Глазго Рейнджерс“, — напоминает В. Ф. Асаулов в книге „Лев Яшин. Русский гений“, — на два года исключили из всех соревнований. Переиграть нельзя помиловать!»

История действительно возмутительная. Не умаляющая, подчеркнем, лучшего на тот момент результата советских клубов в еврокубках.

А Бесков все-таки покинул родной клуб. Яшин ничем не мог помочь: недовольство шло от значительной части футболистов, уставших от трудного характера мэтра и высоких тренировочных нагрузок. Ну и, совсем для очистки совести, стоит заметить: в чемпионате бело-голубые упали до десятой позиции. Понятно, за Кубок кубков боролись, на нескольких фронтах бились — так ведь и руководство можно понять. Даже в целом не соглашаясь с ним.

Яшин проработал начальником команды вплоть до октября 1976 года. Нельзя не отметить: в этот период динамовцы выглядели очень хорошо. В 1973 году — третье место, на следующий год — шестые, чтобы, чуть отступив, совершить решающий бросок. В 1976 году в так называемом «весеннем» однокруговом чемпионате страны москвичи под руководством сменившего Г. Д. Качалина (он трудился в 1973 и 1974 годах) А. А. Севидова и Л. И. Яшина завоевывают золотые медали!

Известно, что многие недооценивают тот усеченный турнир, мотивируя это участием в нем, например, фактического дубля киевского «Динамо», так как основа принадлежала сборной и, по мудрой идее, отдельно готовилась к чемпионату Европы и Олимпийским играм в Монреале.

Но при чем здесь москвичи? Всякий имеет право выставить хоть третий состав, хоть молодежный, если нет желания бороться за первое место. К тому же с таким раскладом любой отказавшийся от участия сможет затем рассказывать, как бы он всем показал, если бы захотел… Второй аргумент скептиков — дистанция в один круг коротковата. Пожалуй. Однако никто не мешает подсчитать суммарное количество очков в двух первенствах 1976 года — «весеннем» и «осеннем». Получаем: «Динамо» (Москва) — 38 очков, «Динамо» (Тбилиси) и «Карпаты» (Львов) — по 35, «Торпедо» (Москва) — 34 очка.

Конечно, чемпионом всего 1976 года мы бело-голубых назвать не имеем права. Но о превосходном сезоне надо заявить во всеуслышание. И главное: Яшину есть чем гордиться за время, проведенное в ранге начальника команды.

Несомненно, нельзя тут обойти вниманием ужасный случай с динамовским центрфорвардом Анатолием Кожемякиным. Талантливейший игрок безвременно погиб. Жуткая, бессмысленная смерть 21-летней надежды всего советского футбола.

«Первым, кого я увидел на следующий день, — рассказывал Олег Кучеренко в 1999 году (еженедельник „Футбол“), — войдя в подтрибунное помещение динамовского стадиона, был Лев Иванович Яшин, который к тому времени уже был начальником футбольной команды московского „Динамо“. Как сейчас помню, на нем лица не было. Поздоровались, а на дежурный вопрос: „Как дела?“ — ответил: „Плохо, всё очень плохо…“ И отошел, явно не желая продолжать разговор. А спустя каких-то два часа Яшин в раздевалке сообщил футболистам, что Анатолий Кожемякин погиб. Это повергло всех в шок. Оказалось, что в тот день он вместе с приятелем вошел в лифт, чтобы спуститься вниз. Лифт, однако, застрял между этажами. Он был старой конструкции, двери в нем открывались не автоматически, а рукой с помощью ручки. Стали нажимать на все кнопки, но лифт не двигался. Тогда решили выбираться самостоятельно. Приятель каким-то образом пролез через имевшееся пространство, а когда то же самое попытался сделать Кожемякин, лифт тронулся…»

Яшин всё сделал по-военному: зная о беде, молчал весь матч (а какими бы были Толины товарищи, узнав до) и сообщил молодежи об утрате через два часа, когда игра закончилась. И, конечно, нельзя считать гибель Кожемякина причиной ухода Яшина с поста начальника команды. Кошмарный эпизод произошел в октябре 1974 года, а на работу в Управление футбола он перешел через два года. Н. П. Симонян рассказывает, что, узнав о вакансии, сразу же предложил кандидатуру старого товарища еще по Мельбурну. Полностью должность называлась так: заместитель по воспитательной работе Управления футбола Спорткомитета СССР. Сразу скажем: оказался Лев Иванович среди единомышленников. О Симоняне уже сказано, а еще в общественном тренерском совете заседали Г. Д. Качалин, М. И. Якушин, А. П. Старостин, Б. А. Аркадьев. Те, с которыми говоришь на одном языке. Да и саму Федерацию футбола тогда как раз возглавлял Б. А. Федосов, тот самый известинец, замечательный журналист, постоянный поклонник Яшина.

Всё так. Но уж очень он любил то, чего сейчас лишился: ворота, поле, трибуны, мяч, а также звуки, запахи, голоса, улыбки — всё то, что связано с игрой в футбол, начинавшейся маршем Матвея Блантера. Конечно, сам уже не играл — начальник. Так всё одно рядом с газоном располагался. Шаг ступи — и ты снова там, с ребятами из московского «Динамо». Словно и не уходил никуда.

Теперь такого не будет. Надо сидеть в конторе и подписывать документы, отвечать на письма, вообще реагировать на происходящее вокруг исключительно из кабинета. Однако и на новом месте Яшин приносил, безусловно, много пользы. Свидетельствует А. А. Парамонов: «Тогда существовало правило обязательно реагировать на письма в определенный срок, а они в федерацию шли пачками. Причем писали порой даже не любители футбола, а просто граждане по каким-то не связанным со спортом проблемам. Некоторые послания были переадресованы в федерацию из ЦК КПСС, попадались и назойливые авторы, буквально бомбардирующие письмами. И если кто-то из них никак не удовлетворялся ответом и слал повторные письма, их передавали Яшину. Его подпись на бланке федерации имела магическое действие — бомбардировка прекращалась. Но магия, конечно же, кроется в том, что Яшин умел разъяснить ситуацию и ответить по существу».

Товарищ Яшина по «золотой» олимпийской сборной 1956 года, несомненно, прав. Многие недооценивают или забыли тот факт, что в 1972 году Лев Иванович закончил Высшую партийную школу, где проучился пять лет. Учился наравне со всеми, нагоняя материал, когда возвращался после сборов, турниров, игр чемпионата Союза. И специфика названия не должна смущать: это было полноценное высшее образование советской эпохи. А учитывая жизненный опыт и доскональное знание предмета — то есть футбола, — толково ответить на любое письмо он мог без сверхусилий.

Вместе с тем магия личности тоже имела место. Представьте себе советского человека, который получил автограф Яшина плюс его собственноручный текст.

Всё, считай, что жизнь удалась.

В 70-е годы он становится советской публичной фигурой. При этом сам вратарь ничего подобного, естественно, не желал: о его феноменальной скромности речь впереди, а личная порядочность многократно подтверждена в предыдущих главах. Тут иное дело.

Советский футбол в начале 70-х вступил в затяжной кризис. Чемпионат разъедали договорные игры. Футболисты, чье лживое любительство стало притчей во языцех, забыли о верности клубу (меняли их за сезон по три раза). В команды мастеров вкладывались большие бюджетные деньги (а какие тогда еще можно было представить?), игроки могли позволить себе жить на порядок лучше среднего гражданина Страны Советов[23]. Скандалы с «нарушениями режима» стали нормой.

Результатом всего вышеперечисленного стало падение сборной страны до статуса европейского «середняка» — и это после «золотого» 60-го! Команда не сумела пробиться на чемпионаты мира 1974 и 1978 годов, провалила чемпионат Европы-76 и — самое обидное — монреальскую Олимпиаду того же года: «бронза» на том уровне не смотрится каким-либо достижением. Клубная же удача киевского «Динамо» носила региональный характер. К тому же обладатели Кубка кубков и Суперкубка 1975-го на следующий год почти в полном составе никак, опять же, не проявили себя в первой сборной.

Яшин и его друзья наблюдали за совершавшейся катастрофой с нескрываемой болью. То была искренняя реакция настоящих спортсменов, фанатично преданных обожаемой игре. В общем-то, Лев Иванович еще после чемпионата мира-70 прозорливо высказался об отсутствии новых талантов и отходе от победных традиций. Многое он понимал. Гораздо больше, нежели казалось со стороны.

Но и советские идеологи были профессионально подкованы. Футбол оставался по-прежнему чрезвычайно популярной игрой. Успехов что-то не было.

Значит, нужно поднимать, укрупнять, ретушировать прошлое. Фигура Яшина идеальна. Прежде всего, он и вправду замечательный человек (пропагандисты тоже люди): добрый, спокойный, лишенный любой «звездности». Коммунист. До триумфа Олега Блохина в 1975-м — единственный наш обладатель «Золотого мяча». Про Олимпиаду и Кубок Европы также никто не забыл. И наконец: страшной силы популярность за границей.

Всё названное и позволило начать и успешно проводить работу по созданию рядом с живым, хотя и не слишком здоровым Яшиным символа самой системы. Выяснилось, что, если голкипер блеснул мастерством, — это «по-яшински». Ошибся — «отошел от яшинских традиций». Между тем лично-то, мы видели, Лев Иванович никого не тренировал, школы его имени и с ним во главе так и не создали. А «советская вратарская яшинская школа» вдруг возникла.

То есть о ней объявили и энергично внедряли заявленное в слове и на бумаге в народное сознание.

Яшин не спорил и не протестовал: бесполезно было. Наоборот, не отказывался от поездок по стране, встреч с молодежью, детьми. Выступал в прессе и на телевидении. И правильно делал. Непосредственное общение с людьми не заменить ничем. Ведь одно дело прочитать о знаменитом человеке, другое — встретиться и поговорить.

…Взорвался он уже в позднюю перестройку. В интервью с главным редактором журнала «Физкультура и спорт» И. Ю. Сосновским решили не обходить никаких острых тем и опубликовать текст беседы без лакировки. Одно из центральных высказываний Яшина стоит привести и запомнить:

«Критика и самокритика звучат всё тише и тише, а вот привычка кричать о малом успехе и молчать о неудаче — остались».

Но особо символичной стала тема курения. «И даже напишете, — вскричал Яшин, — что всю свою спортивную жизнь я курил? Вы знали об этом?» — «Да, знал», — отвечает журналист. «Так почему же ни вы, ни ваши коллеги прежде не написали, что я курю и тем самым подаю дурной пример молодым футболистам?» Игорь Юрьевич честен: «Посчитал, что это станет дурным примером вообще». И Яшин горестно продолжает: «Вот и спортивные начальники стыдливо отворачивались, когда видели меня с сигаретой. Особенно после того, как я был признан лучшим футболистом Европы и защищал ворота сборной ФИФА в матче века в Англии». Здесь главный редактор всё же берет бразды правления в свои руки: «Как же вы, человек волевой, преданный спорту, не заставили себя бросить курить?» И — ответ потрясающей искренности и естественности: «Потому что дураком был». Дальнейший текст опустим: история про бессонные ночи на заводе, махорку, чтобы не заснуть, — уже приводилась.

Сейчас важнее другое. Понимаете, это живому Яшину курить можно, а слепленному символу — никак нельзя. Рядом с прекрасным, обаятельным человеком вырастает «человек с плаката». Настоящий же мучается, заново всё переживает, кричит даже и вон как себя судит — нарисованному такое не дано.

Ко всему прочему, система, сполна используя его славу и авторитет, продолжала (парадокс!) относиться к нему как к обычному гражданину. Популярнейший в 70–80-е годы артист Вадим Тонков (Вероника Маврикиевна в дуэте с Авдотьей Никитичной — Борисом Владимировым), друживший с семьей Яшиных еще с 60-х, рассказывал, как где-то в конце 70-х и точно 8 марта, в день рождения Бориса, за дружеским столом с нетерпением ждали Яшина. А он так и не приехал. Валентина Тимофеевна потом позвонила и сказала, что Лев задержался за границей. Причины Яшин затем объяснил лично:

«Самолет вылетел из Испании вовремя. Сделал посадку в Париже, а далее я должен был пересесть на наш самолет, вылетающий в Москву. Но его не оказалось. И вот я в Орли, роскошном аэропорту Франции, наслаждаюсь современной архитектурой. Но без копейки… простите, без франка денег…» За помощью советский гражданин обратился в советское же посольство. И услышал незабываемое: «А чем мы можем вам помочь, товарищ Яшин? — очень вежливо спросили у меня. — Такой статьи расходов нет, поэтому, извините, мы бессильны оказать вам какую-либо услугу».

Остановимся немного. Тем более что дальше в посольстве бросили трубку. А Яшин остался один в замечательном аэропорту Орли. Во что решительно не хочется верить! Ведь звонил не Петров или Сидоров, а всемирно известный соотечественник. В голове не укладывается, что некий клерк попросту откажется с ним разговаривать. Однако не верить умному, талантливому Тонкову нет никаких причин. Поэтому вернемся к Яшину:

«Страшно хотелось пить и, что чрезвычайно странно, в то же время есть… Я ругал себя за свою ненужную интеллигентность и скромность, уж не знаю, как ее назвать… Если бы я попросил этого чиновника из посольства, он, возможно, пригласил бы меня хотя бы позавтракать (или не пригласил). На обед я, безусловно, не рассчитывал».

Что говорить, той «интеллигентности и скромности» позавидовал бы и XIX век. Сегодня-то почти любой поинтересовался бы фамилией занятого чиновника. А уж Яшин в конце 70-х с его знакомствами и статусом карьеру вежливого советского посланца мог элементарно завершить. Ничего подобного:

«Я совсем уже потерял надежду на глоток воды и кусочек хлеба, когда ко мне подошли незнакомые люди и без излишней назойливости узнали, тот ли я, на кого так сильно похож. В голове моментально пронеслись всякого рода наставления о возможной провокации, о гордости советского человека за свою Родину…

— Помните, — говорили мне каждый раз перед отъездом за границу, — у вас дома остаются жена, дети…

Но всё вышло гораздо проще и приятнее, чем казалось несколько минут назад. Такое впечатление, что они знали о всех моих злоключениях и готовы оказать мне любые услуги. Если я буду настолько любезен, что не откажусь сфотографироваться с некоторыми экспонатами фирмы „Адидас“…» Финал и вовсе счастливый: «Я не только утолил жажду, я прекрасно пообедал, получил деньги (о чем секретно сообщаю вам) и подарки от фирмы, в том числе вот этот спортивный костюм, который, Борька, я дарю тебе на пропущенный мною твой день рождения!»

Костюм был действительно превосходным. «Последний писк моды», как выразился Вадим Тонков. Впрочем, идеализировать воспитанных «адидасовцев» не стоит. Реклама и тогда стоила очень дорого. И оказавшийся в такой ситуации Яшин — огромная для фирмы удача. А вот организовали ее для «Адидас» наши соотечественники. Не проявившие даже элементарного такта. Самолет, вспомним, в самом начале истории тоже исчез без предупреждения.

Предел бестактности по отношению к Яшину на финише 70-х еще не был достигнут. Это случилось у советских чиновников в 1982 году.

Началось с того, что табачная фирма «Кэмел» в рекламных, опять же, целях пригласила Льва Ивановича на чемпионат мира в Испанию. С оплатой всего того, что нужно специалисту на мировом форуме (билеты, питание, проживание и т. д.). Не будем скрывать: Яшин был очень доволен. В кои-то веки удача повернулась к нему!

К сожалению, пошло всё по старому дурному сценарию. Поездку Яшина за счет производителей курева у нас решительно пресекли. С табакокурением боролись всегда — и неистово.

Сказать, что он переживал, — ничего не сказать. Ведь оформить его обозревателем не успевали. Значит — воочию испанские баталии с участием сборной СССР не увидеть. Очень худо. А еще хуже: осознавать отношение к тебе в собственной стране. Н. П. Симонян вспоминал, что Яшин ругался, кричал и находился в явно стрессовом состоянии. Никита Павлович считает, что тогда был нанесен сильнейший удар по здоровью Льва Ивановича, определивший дальнейшие заболевания. Весьма вероятно. Тем более что на чемпионат его в итоге отправили… переводчиком. Председатель Федерации футбола СССР Б. Н. Топорнин являлся серьезным ученым и сам знал языки. Вот вакансия и образовалась. Яшину, разумеется, такая «чуткость» здоровья не прибавила. В Мадрид-то он приехал, а там схватило сердце. Спасибо, верный друг-соперник Ференц Пушкаш оказался рядом: добыл стопку коньяку. Вроде полегчало.

Инфаркт настиг уже в Москве. Затем перенес инсульт — практически на ногах, в больницу не ложился.

Трагедия же 1984 года грянула как гром среди ясного неба. Событие приковало к себе не только внимание Советской страны — всего мира. Ампутация правой ноги повергла в шок самых разных людей. Конечно, у него всю жизнь что-то болело: кроме язвы, и сердце прихватывало, травмы опять же. Ногам, безусловно, тоже доставалось. Однако чтобы резать…

В действительности, иного медицинского решения не существовало.

Итак, началось всё с поездки в Болгарию на прощальный матч Христо Бонева. Летят всё же годы: 13 лет назад молодой одаренный футболист провожал Яшина вместе с другими «звездами» в Москве, а теперь, выходит, состоялся «ответный визит». Затем поехали в Венгрию, на матч ветеранов: Яшин с некоторых пор возглавлял советскую команду «не стареющих душой». 22 сентября в Капошваре отыграли (подчеркнем: Яшин не выступал), и тут нога онемела, жутко заболела. Валентина Тимофеевна потом говорила, что массаж не надо было делать. Всё так. А кто же знал? В общем, отвезли в Будапешт, сделали операцию. Однозначно трудно сказать, насколько удачную. Тромб во всяком случае удалили. Одно непреложно: в Москве, в Институте имени А. В. Вишневского, куда больного потом доставили, у профессора А. В. Покровского не было иного выхода, кроме ампутации: гангрена прогрессировала. Об этой крайней, вынужденной, мере выдающийся специалист и сообщил Яшину. Вратарь, славившийся, ко всему прочему, прекрасной игрой ногами, был краток: «Делайте всё, что считаете нужным».

Шквал телеграмм сочувствия и поддержки со всего света буквально захлестнул. Процитируем послания от известных каждому людей.

И. С. Козловский: «Дорогой Лев Иванович! Вспомним изречение Бетховена: через страдания — радость доброй жизни».

Дино Зофф: «Весть эта потрясла меня. Ты навсегда останешься для меня лучшим из лучших вратарей. Я знаю тебя, твою силу воли и верю, что стремление приносить пользу, стойкость и оптимизм вернут тебя к активной деятельности».

И. Д. Кобзон: «Дорогой мой Лев Иванович! В трудную минуту пусть плечи людей, добрых людей, будут Вам опорой. Среди тысяч плеч обопритесь и на мое».

Хотя и безапелляционное обращение из Тольятти заслуживает внимания: «Дорогой Лев Иванович! В трудную для Вас минуту мы, все шесть тысяч участников турнира по мини-футболу на снегу „Зимний мяч Автограда“ рядом с Вами. Ни один турнир „Зимнего мяча“ не проходил в последние годы без Вашего участия. Мы готовимся к пятому, юбилейному. Не забывайте, что Вы — его главный судья. Верим в Ваше мужество и силу воли. Всегда ждем вас в Тольятти».

Это правда: Лев Иванович три года подряд судил соревнования в автомобильной столице СССР. И как бы сказал незабвенный М. И. Кутузов: «С такими чудо-богатырями — и отступать?»

Нет, конечно. Он и шутил даже: мол, без ноги женщинам его будет легче на руках носить. И про то, что в футбол всё равно уже не играет.

На самом деле, рассказывала Валентина Тимофеевна, невообразимо, конечно, переживал. Особенно сразу после операции. Жена не отходила от него, поддерживала всячески. И благодаря ей, прежде всего, он вернулся к достаточно активной деятельности.

Потому как со стороны официальной забота смотрелась весьма своеобразно. Яшина, для начала, поместили в общую палату: на иной вариант, получается, всей жизнью не наработал. Кроме того, соседями по несчастью оказались молоденькие ампутанты-«афганцы», потерявшие конечности, выполняя «интернациональный долг».

Правду сказать, большего морального испытания для мужчины, в 13 лет вставшего к станку во время войны, которую он вместе со всеми считал последней, — трудно придумать. Ноги уже лишился — теперь бы сердце не отказало. Конечно, принесенным из дома он щедро делился с солдатиками, о которых родина после кардинальных операций как-то подзабыла.

Затем настал «протезный» период. К великому сожалению, в СССР выпускали только то, что Лев Иванович называл «кадушкой». За сходство с бочкой, где засаливают огурцы, помидоры или еще что. Упомянутый аппарат крепился к оставшейся части конечности, и больной в таком виде должен был продолжать существование.

Непосредственно на помощь пришел журналист А. Горбунов, работавший тогда заведующим отделением ТАСС. Яшина перевезли в Финляндию на полный пансион, чего он уж точно не просил. Отдать должное Александру Аркадьевичу и его супруге Светлане за бескорыстную заботу просто необходимо. Но обязательно надо отметить и финнов. Их строительная фирма «Пуолиматка» взяла на себя расходы по обследованию больного и изготовлению современного, удобного протеза. Хотя, кажется, им-то что? Причем, оказывается, не одни жители Страны озер переживали и работали в данном направлении. Вот что писал наш добрый немецкий друг Карл Хайнц Хайманн:

«Беда, свалившаяся на Яшина, произвела на меня удручающее впечатление. Это состояние практически не покидало меня. Чем можно помочь? Эта мысль постоянно сверлила мозг. В „Киккере“ мы опубликовали несколько материалов о Яшине, приободрили его. Я передал ему по телефону фабулу напечатанного. Он поблагодарил за участие и вдруг выпалил: „Когда насмотрелся на мальчишек без рук, без ног в госпитале, цепляющихся за жизнь, мне ныть непристойно. Мне от ‘кадушки’ освободиться — и хоть в ворота становись“».

Выяснив всё про новосозданный термин, Хайманн взялся за дело с немецкой стороны. Оказалось, в Мюнхене делают классные титановые протезы. «Когда рассказал сотрудникам, — продолжал тогдашний главный редактор „Киккера“, — что протез нужен Яшину, все оживились, заговорили о футболе, специалисты постарше принялись вспоминать эпизоды из матчей, в которых блистал русский вратарь. Сделать протез взялись лучшие мастера и слово сдержали.

Если он и получил желанный протез из Хельсинки, то это лишнее доказательство того, что и в Финляндии, и в Германии, и, уверен, в других странах люди готовы были сделать для Яшина всё, что было в их силах, и даже больше».

Но всё равно: любой, самый качественный протез настоящий ноги не заменит. А немалое количество турниров в огромной стране не могло пройти без личного присутствия Льва Ивановича. Вспоминает Марк Михайлович Рафалов, судья всесоюзной категории:

«В марте 1988 года мне довелось провести с Яшиным несколько незабываемых дней. В Самарканде динамовские команды разыгрывали традиционный приз его имени. Там же проводился традиционный сбор судей, который я возглавлял. В Узбекистан Лев Иванович приехал уже тяжелобольным: он лишился ноги, с большим трудом передвигался, а постоянные боли вынуждали его прибегать к бесконечным уколам».

Такое, одним словом, состояние, что и в Москве-то трудно бы пришлось. А он едет туда, где сухо и жарко. И отваживается выезжать вместе с Рафаловым на игры, которые проходили даже не в Самарканде. Тут и врачом не надо быть, дабы понять, чего ему это стоило. Люди, естественно, предлагали отказаться. Фронтовик Марк Михайлович приводит подлинные яшинские слова: «Ну уж нет, — отвечал он. — Так нельзя, любители спорта просили. Они ждут. Я должен ехать». И трогался в путь, и обеспечивал праздник, которым являлось одно его появление в узбекском кишлаке. «На людях держался молодцом», — подтверждает Рафалов. Что уж потом Яшин чувствовал, останется при нем.

«Молодцом» он смотрелся и на грандиозном торжестве, посвященном его шестидесятилетию. В 1989 году такое было возможно и где-то даже естественно. Что ж, Яшин эффектно и неожиданно появился в подаренном ему японском автомобиле, сделал круг почета на переполненном стадионе «Динамо». И матч, последовавший затем (опять сборная мира против сборной «Динамо»), был хорош. Да и как по-другому: ведь на сей раз добрались Беккенбауэр, Карлос Альберто, которых юбиляр мечтал увидеть еще 18 лет назад, а Любаньский и, понятное дело, Бобби Чарльтон будто и не уезжали из 27 мая 1971 года. А еще друг Эйсебио, чемпионы Европы-76 чехословаки Паненка и Добиаш, один из достойных наследников в Европе поляк Томашевский. Да и наши ветераны Пильгуй, Чивадзе, Дзодзуашвили, Козлов, Сабо (как и 18 лет назад), Колотов не могли сыграть плохо.

И сыграли: 2:2. Вместе с тем по атмосфере, чувствам, незабываемости тот праздник никак нельзя поставить в один ряд с маем 1971 года.

И машину пораньше бы подарить можно было, и проявившие уже свой нрав футбольные фанаты освистали поэта Евтушенко, читавшего стихи, посвященные любимому вратарю, и второй матч зачем-то провели действующих динамовцев с только что сошедшими зарубежными ветеранами.

Наступившая эпоха ничего, в общем, не имела против Яшина, но не могла его вместить в себя. Ощущалась некоторая несоразмерность. С его стороны — высота, глубина, мощь. Со стороны обратной — определенного рода растерянность, непоследовательность, суетливость.

Присвоение звания Героя Социалистического Труда и соответствующее награждение безумно запоздали. И дело не в том, что вручать золотую медаль «Серп и Молот» с орденом Ленина приехал не М. С. Горбачев, а второй человек в стране Р. Н. Нишанов. Просто всё вышло поздно. Очень поздно.

Яшин был смертельно болен. Язва, преследовавшая его столько десятилетий, переродилась в злокачественную опухоль. Рак желудка. Нишанов прибыл 14 марта. Лев Иванович, что характерно, и здесь остался верен себе. «Да за что мне такая высокая награда?» — тихо спросил он находившегося у его постели Н. П. Симоняна.

20 марта 1990 года Лев Иванович Яшин умер.

* * *

И всё-таки о бессмертии можно говорить с полным основанием.

Вечно мы привычно повторяем: тот жив пока, о ком хранят память. Масса людей живет в памяти родных и близких. С Яшиным — несомненно так.

Но не только так. Потому что великий вратарь остался в сознании миллионов людей, никак с ним не связанных, нисколько с ним не знакомых, обитающих на всех континентах и в совершенно нефутбольных странах, людей, принадлежащих к разным поколениям, отличающихся друг от друга и цветом кожи, и вероисповеданием, и политическими пристрастиями.

Каждое частное сознание в том миллионном «океане» творит своего Яшина. Его биография прослеживается и анализируется, его высказывания (хотя говорить он не любил) внимательно переслушиваются и перечитываются, с ним советуются, у него учатся. Мысленный диалог с Яшиным абсолютно нормален для тех, кто способен думать, — а таковых, верится, большинство. Однако главное, безусловно, — игра! Слава технике, запись почти любого матча можно найти и посмотреть. И порадоваться присутствию высокого интеллекта в его работе. Что-то похожее можно сказать о разыгрывании шахматных партий корифеев прошлого.

Важно подчеркнуть: изначальный интерес к жизни и творчеству Яшина возник не по указке сверху. Наоборот: существует реальное движение души к подлинной личности, со всеми ее индивидуальными особенностями.

Если говорить о нашей стране (а ею и ограничимся), то возникает логичный вопрос: чем это объяснить? Есть небезынтересное мнение: наличествует общая ностальгия по советской эпохе, и Яшин популярен, как при жизни, именно по указанной причине.

Действительно, он родился, учился, трудился, играл в футбол, занимал руководящие посты в стране под названием СССР. И играл в сборной того государства, прославив его. «Символ советской эпохи»? Бесспорно.

Поэтому пойдем таким путем. Выделим наиболее привлекательные для определенной части населения понятия, связанные с советским временем, и проследим, как они проявляли себя в яшинской биографии.

Ведущий мотив обозначим так: не всё решают деньги. Которые, разумеется, необходимы. А купить и продать, что захочешь, всё-таки нельзя. Вот, например, родина, страна твоя. Ты не осязаешь ее, но работаешь, бьешься, выступаешь — для нее. Не находите: идеальное совпадение с линией жизни Льва Ивановича? Ульяновская степь, две-три нормы в смену — а 14 лет чуть позже исполнилось. Да, с выходом Лёвы на работу в семье появилась еще одна продуктовая карточка. Так во имя Страны Советов он ее тысячу раз отработал! О чем, кстати, косвенно свидетельствует и медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». А игры за сборную? И не сосчитать, сколько раз хотя бы били его в голову. И сознание он терял — так вставал, как солдат, и продолжал бой. Его отповедь В. П. Антипенку в 1958 году на шведском чемпионате мира является не нервным срывом — высказанной и выстраданной позицией.

Продолжим тему. Что еще «у нас никому не отнять»?

Помните, как говорили: «наш завод», «наш класс», «наш институт» или — «мы всем звеном», «всей кафедрой», «всей базой»? Верность коллективу, где служишь, учишься, работаешь, — приветствовалась и уважалась в народе. А ежели оттрубил всю жизнь на одном месте — получается, большой молодец.

О «Динамо» в жизни Яшина в книге имеется целая глава. Наиболее же интересное заключается в том, что и завод у него также был навсегда один — тот самый авиационный «пятисотый» (сейчас — Московское машиностроительное предприятие им. В. В. Чернышева). И кого-то удивит, что всемирно известный спортсмен, приятельствовавший с Пеле, Эйсебио, Беккенбауэром (список легко продолжить), по-настоящему дружил до самого конца с заводскими ровесниками, ездил с наслаждением с ними на рыбалку и на охоту, никогда не демонстрируя и тени «звездности».

Причем когда он потерял ногу, друзья брали его с собой на зимний лов, соорудив специальные сани с полозьями из титанового листа, позволявшие тащить рыбака по снегу к лунке.

Даже матч провел 18 июля 1979 года за родной завод против студентов Химкинского авиационного техникума. Дело было на озере Селигер, где предприятие испытывало подвесной мотор для лодки. Яшин поехал вместе с коллегами, а тут и химкинцы молодые подвернулись. Почему не сыграть? Вышли. Лев действовал в поле и только при итоговом 3:3 занял место в воротах во время серии пенальти. Победили, как вы понимаете, ветераны. 4:3.

Если вдуматься, похожий матч с друзьями юности против молодежи мог провести, например, и Пеле. Или Марадона. Только с привлечением пишущей и снимающей братии со всего света. Яшин же той интереснейшей игре вообще значения не придал. В. Ф. Асаулов тот факт раскопал.

То есть, широко говоря, с завода вратарь толком и не уходил. И остался для товарищей Лёвой, несмотря на то, что масштаб личности они, умные люди, безусловно, сознавали.

Еще один характерный аспект: семья. Ни в каком советском законе не говорилось, что брак можно заключать только один раз. А вот о семье как о ячейке социалистического общества речь шла. И имелось в виду все-таки, что гражданин создает одну, надежную ячейку и крепит таким образом справедливый государственный строй. Да и в народном понимании распад семьи виделся если не катастрофой, то большой бедой.

История любви Льва Ивановича и Валентины Тимофеевны в этом смысле безупречна в своей типичности. И знакомство то ли в кино, то ли на танцах (будущая супруга помнила, что какой-то парень предложил ей место в темноте кинозала, однако его не запомнила: фильм захватил), и пять лет встреч до свадьбы (при этом Яшин не скрывал серьезных намерений), и молодая суета с переменой фамилии (Валентина в загсе вдруг решила остаться Шашковой, чем взбесила жениха: чуть не рассорились), и свадьба в коммуналке, да еще в Новый год (с 54-го на 55-й), когда гости налегали на закуски, так как жили голодно и бедно, — всё это неотъемлемые черты жизни советского народа. Недаром Валентина Тимофеевна и сейчас повторяет: «Все так жили». Ну и Яшины — как все. И даже при достижении заслуженной известности. Между прочим, такое положение знаменитости в повседневности привлекало и журналистов: тот же еженедельник «Футбол», далекий, понятное дело, от семейной тематики, публикует на первой странице новогоднее фото всех трех Яшиных (Елена еще не родилась): Льва, Валентины и Ирочки на фоне праздничной елки. Это всё к тому, что семья производила (и производит) замечательное впечатление при взгляде с любого расстояния.

А ведь народ понимал: всё могло сложиться не так. Невозможное количество переездов, перелетов, долгие расставания, разнообразные города, заграничные, не забудем, поездки. Где, естественно, есть женщины. Сколько браков разрушилось — и вспоминать не хочется.

Здесь кардинально другая ситуация. Яшин везде, насколько позволяют обстоятельства, едет вместе с супругой. Вспомним ту же Бразилию зимы 1965 года: он же дожидался, пока всё утрясется с женой. А уж когда приходилось отправляться одному… Послушаем Марка Рафалова: «18 июня мы возвращались с мексиканского чемпионата мира домой. Вылет из международного аэропорта имени Кеннеди задерживался. Разговаривая с Яшиным, я посетовал, что жалко уезжать с чемпионата мира, не посмотрев финал. Лев грустно улыбнулся и сказал: „Финал финалом, но ведь у моей Вали сегодня день рождения, и я хочу поскорее прилететь домой“».

Вот так. Кажется, последний чемпионат мира в качестве игрока. И неизвестно, удастся ли побывать на мировом форуме еще. Так нет: жена Валентина превыше всего.

Таким образом, притягательность Яшина как человека советского, думается, разъяснена. Пожалуй, еще два футболиста, соизмеримых с ним в мастерстве, заслугах, вкладе в футбольное искусство — Валентин Иванов и Игорь Нетто — всегда исповедовали те же принципы.

Однако здесь одно существенное различие: ни торпедовец, ни спартаковец не обладали такой оглушительной международной популярностью.

И теперь время поговорить о скромности. В принципе, скромным быть очень легко: в том случае, если ты никому не известен и не нужен. Тогда удобно каждое утро повторять: «Я человек скромный!» — и негромко тем обстоятельством гордиться.

М. И. Мержанов в новогоднем номере «Футбола» за 1966 год в статье «Сочтемся славою…» размышляет, приводит примеры и делает выводы. Классик жанра всегда интересен: «Вот уже много лет я наблюдаю за стойкой и шумной славой Льва Яшина. Она типична для наших известных спортсменов. И если бы меня спросили, что характерно в славе Яшина и как она светится на его лице, я, не задумываясь, сказал бы: поразительным спокойствием и скромностью. Нигде и никогда он не подчеркивал своего превосходства над товарищами, никогда не повышал голос, не кичился своей знатностью. Он владел поразительной славостойкостью».

Хороший неологизм (почему же не прижился?) образца 1966 года. Сначала Дания — далее везде: «В Копенгагене при осмотре паспортов таможенный полицейский чиновник, посмотрев на паспорт Яшина, вскочил, взял под козырек и жестами показал, что для него вход в Копенгаген свободен. Такими жестами ему открывали дорогу в Париж, Лондон, Кардифф… В Париже после вечерней прогулки мы зашли с Яшиным в кафе-ресторан „Модерн палас отель“. Два кельнера, увидев Яшина, бросили подносы, подбежали к Яшину и стали обнимать его».

Ладно кёльнеры с подносами (хотя те подносы их кормят) — так таможенник с родины принца Гамлета и про досмотр забыл: вези, дескать, что пожелаешь! А что Яшин? Да ничего. Славостойкость.

Вновь обратимся к воспоминаниям артиста Вадима Тонкова: «Это было в конце шестидесятых годов. Мы были на гастролях с театром „Комсомольский патруль“ в изумительном городе роз и старых традиций (то есть Баку. — В. Г.). Там же московское „Динамо“ играло с „Нефтчи“.

Вечером после спектакля собрались у Левы в номере. Посидели, слегка выпили за встречу, и в номер пришел, неся аромат винных паров и слегка возбужденный, прекрасный футболист Игорь Численко. Буквально через несколько минут он обратился к нам с речью. Видимо, „наболело“.

— Видите, — он показал на Яшина, — перед вами сидит сама скромность. Сегодня эта скромность даже уступила свое законное место молодому. — Игорь стал показывать Яшина: — Мне это не надо, я могу подождать… Надо, чтобы молодежь играла… Вратарь Мира!! А что у него есть, у этого вратаря? А между прочим, у среееее-дненького французского футболиста Копа свой самолет… Маленький, но свой! А Вы, Лев Иванович…

Игорь Численко недоговорил и, махнув рукой, вышел из номера».

Цитата требует уточнений. Надо, конечно, сделать скидку и на «винные пары», из-за которых один из ярчайших мастеров 60-х, добрый товарищ Яшина, Раймон Копа стал вдруг «средненьким», но основное не в этом.

А в том, что хороший советский футболист Численко Яшина не понимает. При этом Игорь вовсе не инакомыслящий бунтарь. Капитан «Динамо», кстати сказать, на тот момент.

А Яшин для него — непостижим.

Вот потихоньку мы и переходим к следующей мысли: оставаясь советским до мозга костей, Яшин — какой-то особенный в том обществе и среди коллег прежде всего.

И не только в скромности суть.

История с Валентином Афониным на чемпионате мира-70 тому наглядное подтверждение. В злополучном четвертьфинале с уругвайцами остановились, мы помним, все советские оборонцы, посчитав, что мяч пересек лицевую линию. После чего и получили гол на 118-й минуте. Грубая коллективная ошибка. Однако, как обычно, необходим основной виноватый. Им и стал крайний защитник Афонин. Состояние Валентина Ивановича было ужасным. Это можно, наверное, перечувствовать, но не нужно. Опасно.

И вот в самый невыносимый момент ночью к подавленному, измученному Валентину пришел Яшин с бутылкой водки… Возгласы вроде: «А нельзя без нее?» — отметем. Значит, нельзя. Им виднее. Кроме того, если бы вся команда безо всякого спиртного дружно выступила в защиту товарища, разделила бы ответственность на 11 частей, то и яшинского демарша бы не потребовалось.

Ведь, как выше сообщалось, Лев Иванович поменял направленность своих выступлений, коли уже они нечасто и случались. Когда-то, помните, при М. И. Якушине он набрасывался с критикой на игроков. Позднее вектор стал иным. Нет, разумеется, Яшин не выступал против руководства, однако о собственном весомом мнении сообщал всё чаще. В частности, когда в 1962 году интеллигентнейший Г. Д. Качалин вдруг повысил голос на сборников, не найдя другой аргументации, и дело шло к разрыву, — именно Яшин негромко, твердо возразил, объяснив, что компромисс всё равно искать придется (не менять же тренера или большинство игроков), а потому пока стоит успокоиться. Всё так: помогая общему делу, он сохраняет свою позицию.

Следующий рассказ подобен хрестоматийной «капле воды», в которой отражается мир. Даже два мира: социалистический и наоборот. Почему без того сочного, символичного эпизода не обойтись — сейчас поймем.

Так вот: после блестящего выступления за сборную ФИФА 23 октября 1963 года в номер к Яшину пришли великий венгерский форвард Ференц Пушкаш (тогда, кстати, гражданин Испании) и замечательный немецкий защитник Карл Шнеллингер. «Яшин, ресторано!» — безапелляционно заявил немец. И тут наш соотечественник растерялся. Родина выделила ему на все удовольствия пять фунтов стерлингов. Не погуляешь. Хотя галстук можно купить. Ну, так мы же советские люди. Растерянность быстро прошла. «А зачем ресторан-то? У меня всё свое», — нашелся Лев Иванович. После чего извлек водку, икру, рыбные деликатесы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.