Глава 2 И покаяния, и «Скорая помощь»

Глава 2

И покаяния, и «Скорая помощь»

– Савелий Евсеевич! Нам предстоит необычная заключительная беседа. Когда мы вроде обо всем и обо всех переговорили, вы неожиданно предложили рассказать о своих наиболее заметных промахах за десятилетия профессиональной практики. Естественно, я согласился на столь неординарный финальный поворот в наших околофутбольных посиделках. Тем более что пословица – не ошибается только тот, кто ничего не делает – популярна во все времена и во всех сферах человеческой деятельности.

Со своей стороны, я потом, в качестве «десерта», попрошу рассказать о нештатных ситуациях, в которые вы попадали волею обстоятельств.

– Спасибо за то, что вы сразу поняли и поддержали мою идею. Поэтому начнем без «разгона».

Итак, апрель 1970 года. Во время одного из товарищеских матчей за рубежом, который состоялся незадолго до выезда на чемпионат мира в Мексику, спартаковец Виктор Папаев получил травму голеностопного сустава. Уже в Москве мы, сделав снимок, определились с диагнозом – внутрисуставной перелом одной из косточек. Пришлось положить гипс, начать длительный курс лечения… По-моему, случившееся больше всех расстроило Качалина.

– С одной стороны, его, главного тренера, понять можно. С другой – в любой сборной, как правило, запасных игроков не меньше, чем ключевых. Их общий уровень настолько высок, что эта градация нередко выглядит условной.

– Теоретически все так. Но потеря Папаева была особенно чувствительной. Потому что если иметь в виду условия мексиканского среднегорья, преимущество получает тот, кто обладает высокой техникой. Согласитесь, в жару там много не побегаешь. За счет чего бразильцы стали чемпионами? На поле они оказались очень экономными.

Гавриил Дмитриевич очень рассчитывал на Папаева: тот, мастерски удерживая мяч на чужом пятачке, мог «раздеть» полкоманды. Поскольку у меня с Качалиным сразу установились доверительные взаимоотношения, он спустя две недели после случившегося у игрока перелома попросил:

– Савелий! Сделай контрольный снимок! Если он покажет благоприятную ситуацию, то возьмем Виктора на чемпионат. Жалко парня – ведь участвовал во всех отборочных встречах.

– Какими оказались ваши последующие действия?

– Мы отправились в лужниковский диспансер. Взглянув на свежий снимок, рентгенолог Людмила Захаровна Голод – замечательная женщина, которая чрезвычайно переживала за всех спортсменов вообще, а за меня персонально, сообщила:

– Мозоль только-только начала образовываться.

– Простите, не понимаю. Пожалуйста, переведите на общедоступный язык.

– В данном случае мозоль – соединительная ткань, фиксирующая два слома. Так вот продолжу! Еще во время нашего разговора с Качалиным тот меня предупредил:

– Только учтите: Папаев в гипсе в Мексику не полетит.

Зная об этом условии главного тренера, Людмила Захаровна посоветовала:

– С учетом локализации гипс можешь снять.

– Замечательно, Савелий Евсеевич! Как говорится, вперед и с песней?!

– Да, но вот тут-то я как раз и ошибся. И что особенно обидно, как врач ведь четко понимал: на чемпионате мира спартаковец все равно не сыграет. Однако не то что пошел на поводу, а чересчур оптимистично оценил ситуацию. И этим вселил в Качалина надежду. Словом, полетел Папаев с нами в Южную Америку. Пробежки он делать не мог. Зато пытался жонглировать мячом.

Однажды устроил целое представление. По дороге в Мексику заехали в Колумбию на товарищеский матч. Пока команды несколько минут разминались на поле, Виктор за воротами чувствовал себя, словно на арене цирка: ни разу не уронив на землю мяч, принимал его то на грудь, то отбивал плечом, то сбрасывал на спину… Когда раздался тренерский клич: «Разминка закончена!» и все ушли в раздевалку, Папаев тоже закончил выставочный «номер». После чего переполненный стадион разом встал и дружно зааплодировал, оценив ювелирную технику гостя из далекой страны.

Однако эксперимент с недолеченным Папаевым завершился крахом – Виктора пришлось отправить в Москву. Эх, помню, сколько косых взглядов от руководства делегации испытал я на себе! И ведь можно их понять: поскольку по моей милости взяли в качестве «туриста» травмированного футболиста. Соответственно, излишне потратились. Хорошо, что дальше косых взглядов дело не пошло. Видимо, Качалин меня прикрыл.

– Как у вас сложились дальнейшие взаимоотношения с Папаевым?

– Великолепно! Хотя, продолжая у меня и дальше лечиться, он долго не мог закрепиться в основе красно-белых. И виной тому, повторюсь, нарушение первоначальной тактики лечения.

– Тем не менее Папаев еще лет шесть выступал за «Спартак» и ЦСКА, затем столько же доигрывал в командах 2-й лиги – воронежском «Факеле» и орехово-зуевском «Знамя труда». Та злополучная травма, видимо, закрыла ему дорогу в сборную, за которую он провел всего пять матчей?

– Увы! Виктор досрочно покинул национальную команду из-за хронических болей голеностопных суставов. Чистосердечно каюсь: львиная доля вины лежит на мне.

– Каяться никогда не поздно. Правда, это привилегия мужественных людей.

– (Благодарно улыбается.) Продолжу процесс своего публичного покаяния. Незадолго до начала чемпионата мира-1982 во время матча первенства СССР в Киеве травму получил Леонид Буряк. Рентгеновский снимок полностью подтвердил первичный диагноз – перелом. О развитии ситуации меня регулярно информировал доктор Малюта. До вылета в Испанию оставалось еще достаточно времени. И Лобановский очень хотел, чтобы ключевой хавбек поехал со сборной. В то время как Бесков имел иное мнение.

– Буряка брать нельзя, – завил Константин Иванович. – Он не сможет проявить себя.

Сразу замечу: такое заявление вряд ли далось Бескову легко: он очень хорошо относился к игрокам с футбольным интеллектом, «технарям»…

– Вы оказались между «молотом и наковальней». Ваши действия в столь опасном зазоре?

– Я чуть ли не ежедневно созванивался с Киевом, в процессе лечения Буряка обговаривая почти каждый шаг. Снимков при этом я, находясь тогда в Москве, естественно, не видел. А верил на слово динамовцам, которые все, как один, включая Лобановского, дружно уверяли меня: лечение проходит нормально. Поэтому прибытие Буряка на заключительный сбор в Новогорске удивления у меня не вызвало.

В ту пору со мной сотрудничал профессор Коц, о котором я уже рассказывал, комментируя драматические похождения «человека-травмы» Бессонова. Яков Михайлович, напомню, – соавтор физиотерапевтического аппарата, который благодаря моделированным токам ускорял процесс реабилитации после получения мышечных травм, когда происходит их атрофия. Коц успешно применял аппарат для реабилитации травмированных хоккейных «звезд». И подчеркну, достиг в этом деле впечатляющих результатов. В итоге с подачи зама председателя Спорткомитета СССР Сыча профессор поехал с нами на первенство мира-1982.

– Валентин Лукич благоволил и к Буряку.

– Ну, это ж понятно – киевская «бригада». Оказавшись в сборной, Яков Михайлович, по существу, сосредоточился только на одном: помогал мне опекать травмированного хавбека «Динамо». Кое-кто в штабе стал поговаривать о том, чтобы включить Леню в основу. Но мудрый Константин Иванович еще в Новогорске решил иначе:

– Летим в Испанию без Буряка. А там, дай-то бог, пройдем предварительный групповой этап. И если здоровье игрока не подкачает, вызовем его из Киева.

В этом решении я главного тренера поддержал, сказав:

– Правильно, что Леню пока оставляете дома!

– Правильно-то правильно, – откликнулся Константин Иванович. – Только что будет там, на месте? Как считаешь, Буряк нас выручит?

Ну что я мог ответить, исходя из того уровня информированности, на котором в тот момент находился? Выразился осторожно:

– Судя по информации из Киева, все будет нормально!

Это была ошибка. Ведь даже уже пройденный урок с Папаевым мне подсказывал, что на образование мозоли отведен физиологически определенный срок – примерно 40 дней, который просто не перескочишь. А тут и доктор Коц меня смутил:

– Вызывайте Буряка, – уверенно заявил он. – Мы его здесь восстановим.

Прилетев в Испанию и сразу присоединившись к команде, Леня вышел на тренировку, даже пробежался. Все было вроде ничего. Да только Бескова разве обманешь?

– Холостой заезд – не заиграет, – уверенно сказал он, отозвав меня в сторонку. И понимающе глянув в мои погрустневшие глаза, ворчливо добавил:

– Ты-то чего влез в это гиблое дело?

Коц между тем, действительно, опекал только Буряка. И с помощью чудо-аппарата упорно, по нескольку раз на дню пытался вернуть Лениным мышцам недавнюю работоспособность и силу. К сожалению, ничего не получилось. Обратно домой Буряка, конечно, не отправили. Оставалось только себя корить за свою излишнюю доброту. Сегодня меня утешает лишь то, что Леня, к счастью, вскоре по-настоящему выздоровел. И уже осенью 1982-го возобновил выступления за сборную…

– Подождите, Савелий Евсеевич! Вы рассказывали: во время выездов за границу, естественно, не имея с собой сложной медицинской аппаратуры, в ряде случаев приходилось обращаться за помощью к местным коллегам. В Испании они не могли выручить сборную, поставив на ноги Буряка?

– Нет. Потому что по-любому должны были пройти те самые 40 реабилитационных дней, о которых говорил выше. Что касается хозяев чемпионата, то грех жаловаться: они нас и так окружили всемерной заботой. И будьте уверены, если я о чем-то таком их попросил бы, вопросов не возникло. Они во всем шли навстречу. Причем за свои содействие и помощь не просили ни цента, ни песо.

– После того как Буряк превратился в прикомандированного к сборной «туриста», в дни «мундиаля» никто на вас не косился, как это происходило в Мексике 12 лет назад?

– Нет. Константин Иванович, например, если и косился на кого-то, то на коллег-киевлян: дескать, подставили своим апломбом нашего доктора…

– Вместе с тем для Буряка тот чемпионат мира оказался последним.

– К сожалению. В 1983-м постепенно, все чаще выходя в основном на замены, этот замечательный футболист завершил свою карьеру в сборной.

– Есть ли у вас иные поводы для покаяния, вспоминая о многолетней работе в национальной команде?

– Нет. Чтобы остаться до конца честным, расскажу свои версии относительно ЧП, происходивших уже в родном «Локомотиве».

Конец 1990-х. Чемпионат России. Существуют разные методы восстановления игроков после календарных матчей: таблетки, капельницы… Они содержат необходимые, но отнюдь не запретные средства для нейтрализации вредного воздействия накопившихся в организме шлаков, тормозящих реабилитацию футболистов.

Когда мы выехали на очередную встречу, Семин сказал нам, врачам:

– Если успеете, пропустите ребят через капельницы.

Успели не со всеми. Одним удалось «отстреляться», другим – нет.

– Ничего страшного, – заверили мы Палыча. – Дома закончим!

Поэтому, подготовив растворы, оставили их в холодильнике. В Москве обладающий цепкой памятью главный тренер вернулся к теме, распорядившись закончить начатое. И мы использовали отложенные растворы, не приготовив свежие.

– Спешили или забыли?

– Подумали, что с растворами, хранящимися в морозилке, ничего страшного не произойдет. Словом, ввели ребятам некачественный раствор. Однако спустя несколько дней, накануне важного матча, у двух футболистов началась страшная аллергия. Конечно, мы смертельно перепугались, поняв, что напортачили. Смертина откачали – Леша вышел на поле, но отыграл неважно. Тогда как Булыкин с интоксикацией попал в больницу – обнаружилось небольшое увеличение печени. Его лечили около месяца.

– Как отреагировал на ЧП Семин?

– Сначала мы не признались ему, что сами приготовили препарат, перестоявший в холодильнике. Случившееся объяснили тем, что организм футболистов не перенес конкретный раствор. А наш наставник, очень неглупый человек, чуть позже вызвал нас:

– Ну, чего натворили? Давайте выкладывайте… И молите Бога, чтобы с Булыкиным все обошлось.

Его родители в прошлом волейболисты, сестра – теннисистка. Они кое-что понимали в спортивной медицине. Да мы и не скрывали правду. Вот только пока Дима оставался в больнице, пока его анализы не пришли в норму, мы с Ярдошвили тяжело переживали наш грубейший промах.

– Остальные футболисты «Локо» понимали меру опасности, мимо которой они счастливо проскочили?

– Подошел капитан Лоськов и стал выяснять, чего мы «учудили». Другие ребята все правильно поняли, ибо никто нас не «сдал».

– Все хорошо, что хорошо кончается…

– Вот и я об этом подумал весной 2000-го. Поводом стала история, которая приключилась в одном из московских матчей со Смертиным. Он получил травму коленного сустава. Во время предварительного осмотра мне нужно было определиться с диагнозом: то ли мениск, то ли связка повреждена. Тогда я еще не знал, что один из лидеров «Локо» и сборной собрался выступать за французский клуб. И вот, как назло…

– Леша, – проинформировал я его. – Будем лечить боковую связку коленного сустава – мениск не просматривается.

– Савелий Евсеевич, – взмолился он. – Давайте совместными усилиями постараемся, чтобы я скорее вернулся на поле.

Дней через десять я разрешил ему гладкий бег. В те же дни Алексею пришел вызов в национальную команду (ей предстояли товарищеские встречи с командами Словакии и Молдавии), а там доктор Васильков озвучил журналистам: у Смертина – мениск, требуется операция… Узнав об этом из СМИ, президент «Локо» Филатов вызвал меня:

– Что с Алексеем?

Я без утайки выложил все как есть. В результате наш хавбек тогда за сборную не сыграл – в Новогорске его только обследовали. После возвращения в Баковку у меня со Смертиным состоялся откровенный разговор.

– Леша, – как мог, успокоил я парня, – не бери в голову! Все будет хорошо!

И действительно! Хорошенько подлечившись, Алексей вскоре вышел на поле. Кроме того, до подписания зарубежного контракта его тщательно обследовали доктора-французы. И никаких проблем со здоровьем не выявили. Чем еще раз подтвердили мой оптимистический прогноз.

– Да, но надев футболку «Бордо» и сыграв примерно 10 матчей, Алексей именно из-за мениска оказался на операционном столе.

– Не забывайте о другом – у талантливого парня не сорвался желанный выезд на многолетнюю работу в евроклубы (Франция, Англия). А процедуры, через которые я его провел в Москве для укрепления мениска и коленного сустава, позволили Леше продержаться пару решающих для него месяцев. И потом то, что случилось во Франции, согласитесь, только на меня списать нельзя. В конце концов, обострение он мог и там «заработать».

– То есть… если бы не ваша человеческая доброта и профессиональная забота, зарубежная карьера Смертина могла и не заладиться?

– Очень даже возможно! Я сделал в данной ситуации то, что могло продолжить его жизнь в футболе. Ведь если бы я, перестраховавшись, в 2000-м «на всякий случай» положил его на операцию, футбольная биография Смертина наверняка завершилась бы намного раньше, чем ему было суждено. Между прочим, после возвращения Алексея из Европы, что бы ни случалось в домашних матчах – а он, между прочим, пережил еще одну серьезную травму колена – Леша лечился только у меня.

– Кто следующий «машинист», ушедший на «капремонт»?

– Весна – лето 2005 года. Тогда Семин возглавил сборную России. А «Локо» принял Эштреков. Лоськов сначала получил повреждение на тренировке, которое усугубил в матче против «Сатурна». Затем чуть позже стал жаловаться мне на боли в паху. Осмотрев, я успокоил его: «Дима, ерунда!» Начали лечение. На каком-то этапе футболисту стало лучше, однако боль не исчезла. Сделали томографию. Монитор «подсказал»: у Дмитрия серьезная проблема с пахом – о тренировках не может быть и речи.

Отвез Лоськова на консультацию в московский Центр эндохирургии и литотрипсии. Там ничего, собственно, не добавили. Только сказали, что я все правильно делаю. Однако скоро стало понятно, что мы в тупике. И тогда я организовал его немедленную отправку к доктору Фройлиху в Штутгарт.

Сделав более глубокое обследование, Томас поставил иной диагноз и дал конкретные рекомендации. Оказывается, поврежденная мышца находилась в неудобном месте и вдобавок очень глубоко. Требовалась хорошая физиотерапия и современный восстановительный комплекс. У нас ничего такого пока нет. Как бы то ни было, я попал в неудобное положение. Правда, Дима не обиделся. А главное – все хорошо закончилось. В конце того сезона футболист пошел на поправку и даже успел поиграть, хотя и упустил примерно три месяца.

– Сами-то, извините, по шапке не получили?

– Нет. Но та история косвенно отразилась на тренерской карьере Эштрекова: в конце сезона-2005 его отправили в отставку. Ведь команда сначала потеряла капитана Лоськова, затем травму коленного сустава получил Сычев. Выход из строя сразу двух ведущих игроков назывался в числе существенных причин, лишивших команду «золота».

Что касается ключевого форварда, ЧП с ним произошло в конце матча в Казани (при счете 1:3 в пользу хозяев): нападающий «Локо» прокинул мяч мимо вратаря «Рубина» Харчика. Тот схватил Сычева за ногу. И левое колено лучшего игрока России-2004 не выдержало. Помните газетные снимки, запечатлевшие, как он корчится, лежа на бровке. Случилось это субботним вечером. Утром команда вернулась. И уже с базы мне позвонил Ярдошвили. Его вывод был крайне неутешителен:

– Стопроцентный мениск. В понедельник надо обязательно провести тщательное обследование.

А в воскресенье у нас по традиции банный день. Тем не менее я примчался в Баковку. Тщательно осмотрел колено Сычева: мениска нет – порвана крестообразная связка. Значит, на лечение и реабилитацию уйдет минимум полгода!

Весьма встревоженный Эштреков подошел ко мне:

– Вы уверены в диагнозе?

– Абсолютно! Поэтому считаю, что Диму следует немедленно отправлять в Германию.

Мы беседовали около полудня. А спустя 5 часов Сычев прилетел в Штутгарт. Всю организацию его отправки я взял на себя. Прежде всего позвонил президенту клуба Филатову, убедив его в необходимости срочного лечения. Затем предупредил Томаса. Зная, что шенгенская виза в паспорте Димы имелась, тут же «поднял» наших администраторов, которые мигом привезли авиабилет.

Уже в понедельник без длительных предварительных обследований Сычева оперировали – под общим наркозом он провел более двух часов. Затем ему пришлось встать на костыли. Через неделю врачи разрешили ходить с палочкой и спецлангеткой на больной ноге. Спустя неделю необходимость в этих «аксессуарах» отпала. И скоро Сычев стал ходить, как все здоровые люди. Правда, о футболе пришлось забыть примерно на 7 месяцев.

– Теперь понимаю, что такое «скорая помощь»! Кто среди пациентов-«машинистов» заставил вас, как говорится, поднять руки и передать футболиста другим коллегам?

– Руслан Пименов, форвард сборной и «Локо» (до перехода Семина в национальную команду). Во время двусторонней встречи он травмировал коленный сустав. После обследования ничего опасного мы не обнаружили. Здесь важно понять, что есть варианты повреждения мениска – воспаление или недостаточность хряща (менископатия). Все, что я увидел, поддавалось дальнейшему лечению. После чего Руслан попал в руки консультанта тренера «Локо» по физподготовке португальца Мариану Баретту. Тот решил поэкспериментировать с Пименовым. И провел занятия… повышенной интенсивности.

– Странно, но разве помощники наставника не должны согласовывать с вами особенности тренировок с недавно травмированными футболистами?

– Португальца предупредили своевременно. Но он все делал по-своему. В результате – после разминки Руслан вновь ощутил боли. Тогда Баретту предложил Эштрекову:

– У меня есть земляк-травматолог экстра-класса. Если разрешите, заберу Пименова с собой, чтобы показать этому специалисту.

Владимир Хозраилович возражать не стал.

– А как же вы?

– Тоже нет. Хотя уже не питал иллюзий относительно Баретту и его абсолютно нам незнакомого приятеля-травматолога. И, как оказалось, небеспочвенно. Потому что к нам Пименов вернулся с тем же диагнозом. Продолжив лечение Руслана, я почти сразу почувствовал неладное. Португалец тем временем сложа руки сидеть не собирался. У него родилась новая идея:

– Давайте, – предложил он руководству, – командируем парня во Францию, где есть спецклиника с травматологами.

На этот раз я твердо выразил свое несогласие. И пошел решать вопрос к Эштрекову. Моя рекомендация заключалась в следующем: уж если и отправлять Пименова лечиться за границу, то только в Германию, в центр реабилитации в Дюссельдорфе. В пользу моего варианта говорило то, что там после серьезных повреждений успешно восстанавливались Измайлов, Сирхаев… Ребята хорошо отзывались о местных специалистах. Организацию отправки нового пациента взял на себя. Сам позвонил, все объяснил. В ответ немцы незамедлительно пригласили Пименова к себе. Однако и эти специалисты поначалу не могли определиться с первопричиной боли. Привлекли к обследованию травматолога. Тот, пощупав, уверенно сказал:

– Задет мениск.

Правильный диагноз – залог эффективного лечения. После срочной операции выздоровление Руслана развивалось стремительно.

– В чем на этот раз заключался ваш профессиональный промах?

– У нас диагноз зарубежных коллег не проходил. Во всяком случае, я лечил последствия деструктивного изменения хрящей, выстилающих внутреннюю поверхность коленного сустава.

– Так дала маху диагностика или аппаратура?

– Тут произошла не столько моя ошибка, сколько исключительно сложный в плане точного определения диагноза случай. Что касается Руслана, то восстановившись, Пименов, напомню, в нашем клубе не остался – его переманило к себе московское «Динамо». Там у Руслана возник рецидив с коленными суставами и хрящами. И когда Пименову назначили эффективные препараты для лечения, которые еще надо было уметь правильно ввести в сустав, он эту процедуру доверил только мне. Потом уже латаный-перелатаный Руслан, выступая за бело-голубых, забивал голы…

– Не могу обойти вниманием относительно свежий пример в вашей клубной практике. Речь идет о Торбинском.

– К счастью, в «Локо» зафиксирован минимум рецидивов. Что имеется в виду под этим словосочетанием? Это когда мы, врачи, даем «добро» на возвращение игрока в строй, а он, выйдя на поле, получает повторную травму.

В этой связи не могу себе простить случай с Юрием Дроздовым, одним из бесспорных символов нашего клуба. В сезоне-1999 тяжелейшая травма не дала ему проявить себя в полной мере. Разрыв задней мышцы бедра – не шутка. Мы, увы, несколько поторопились с введением его в основу. Спешка была вызвана тем, что нашей команде предстояла очень ответственная встреча и столь надежный «персональщик» экстра-класса, который перед этим умело «закрывал» таких забивных форвардов, как Шевченко, Баджо и многих других, очень был нужен «Локо». В итоге, «дав отмашку», я опять «пошел на сделку с совестью». В итоге – футболист получил повторную травму. А это означало, что к былым срокам выздоровления, которые отведены физиологически, придется прибавить примерно столько же.

– Пример с Дроздовым – своеобразный разбег к марафонской истории болезни Торбинского?

– «Механизм» травмы Дмитрия оказался не столь явным, чтобы можно было сразу, по первому взгляду оценить тяжесть повреждения. Поэтому я – вроде бы уже опытный доктор – с легким сердцем сообщил тогдашнему наставнику «Локо» Рахимову:

– Ничего страшного не должно произойти.

Это случилось, напомню, в октябре 2008-го, незадолго до гостевого матча сборной в рамках отборочного цикла первенства мира-2010 против команды Германии. На сбор в главную команду Диму мы тогда отпустили. Но, естественно, предупредив доктора сборной об очень неприятной его травме. Андрей Гришанов после осмотра с нашим диагнозом согласился. Речь шла о повреждении в месте прикрепления приводящей группы мышц бедра к лобковой кости. Если подробнее, там мышца переходит в сухожилие, а оно крепится к месту, где, к сожалению, нет нормального кровоснабжения. А это крайне необходимое условие для быстрого заживления.

Мы договорились сначала с доктором Фройлихом, затем и с руководством сборной о том, что Диму переправят из Дортмунда, где встречались национальные команды, в Штутгарт. Там, в клинике, вновь подтвердив наши опасения, немецкие специалисты уточнили место повреждения. А также определили срок выздоровления: 6–8 недель. Само собой, эта новость руководителей «Локо» не обрадовала.

Между тем Фройлих передал нам рекомендации по лечению Торбинского. И мы четко их выполняли, тщательно обговаривая с Томасом каждый свой шаг. Все складывалось неплохо. Во всяком случае, периодические контрольные обследования демонстрировали положительную динамику. Когда состояние футболиста заметно улучшилось, главный тренер поинтересовался у меня:

– Может, Дима попробует сыграть?

Но какой «сыграть», если он, выйдя на тренировку и сделав одну-две пробежки, почти сразу ушел с поля.

– Боли остались, – объяснил он. И я эти слова воспринял как сигнал тревоги.

Мы оказались в сложной ситуации. Прошли обозначенные для выздоровления два месяца из шести, а игрок по-прежнему оставался неработоспособным. До ухода в отпуск после окончания сезона мы определились с текущим диагнозом: на месте повреждения появился рубец. Но тут жизнь подкинула новый сюжет.

В конце ноября уже несколько лет жившие вместе Дмитрий и Евгения Торбинские решили справить свадьбу в одном из московских ресторанов, а сразу после нее улететь на Мальдивы. Я был уверен, что морской отдых Диме пойдет на пользу. Но не тут-то было. Где-то в разгар отпуска он вдруг позвонил мне в Москву и сообщил:

– Попробовал побегать, с мячом поиграть – болит!

Эта донесенная мной до сведения руководства малоприятная весть вызвала огромное недовольство. Понятное дело, что не Господом Богом, а нами – врачами команды. Звучала эта претензия примерно так: Торбинского следовало не на курорт отпускать, а в очередной раз отправить в зарубежный медцентр. Там следовало как можно тщательнее проверить его состояние и, если требовали обстоятельства, оставить на реабилитацию.

На самом деле до отпуска я как раз советовал Диме еще раз поехать в Германию. Более того, сам созвонился с Фройлихом, доложил результаты обследования и получил новые предписания. Но на этот раз моя ошибка состояла в том, что я не настоял на том, чтобы вместо путешествия на Мальдивы Дима отправился бы на обследование в Штутгарт.

Уже после того как он 19 декабря вернулся в Москву, мы договорились о срочном обследовании в римской клинике, где лечатся футболисты экстра-класса. Итальянские коллеги огорошили нас: травма недолечена – образовалась зона воспаления, а рубец нужно рассасывать. Торбинский там лечился долго – прошел реабилитацию, ему провели инъекционную терапию. Медленно, но верно дело пошло на поправку. Во время февральского сбора Дмитрий наконец-то поступил в распоряжение Рахимова.

– Неужели на этом совместная проблема полузащитника и медиков «Локо» не разрешилась?

– В том-то и дело, что нет. В данной ситуации я чувствовал себя крайне неуютно. Подвергся жесткой критике со стороны главного тренера, да и руководство клуба на нас, врачей, смотрело косо: вместо восьми недель, которые определил профессор Фройлих, на лечение ушло четыре месяца. Теперь-то я могу уверенно утверждать: у Торбинского случился не рецидив. У него, видимо, врожденная патология опорно-двигательного аппарата.

– Подробнее можете объяснить?

– Если рассмотреть кости таза Торбинского, то можно обнаружить асимметрию. Эта особенность сказывается и на мышцах, и на связочном аппарате. В итоге – нет синхронности в движениях. Вероятно, поэтому Дима вновь получил повреждение (одновременно и Одемвингие, который, кстати, в августе 2010 года благополучно перешел в английский клуб «Вест Бромвич») в конце матча 5-го тура премьер-лиги против «Зенита» (19 апреля 2009 г. – 1:1 – Прим. ред.). Поскольку Торбинский несколько месяцев назад находился на лечении в Италии, мы, не мудрствуя лукаво, на следующий день отправили его на неделю опять в Рим. И, слава богу, получили утешительный диагноз: да, хроническое обострение, но не в столь острой форме, как в предыдущий раз. Да и локализация немного выше ранее поврежденного места. В принципе итальянские врачи даже считали, что речь идет не о травме, а о перегрузке.

– То есть Торбинского преждевременно выпустили на поле?

– Так получается. Тем более что из Рима было получено строгое предписание: Диму нужно аккуратно готовить к каждой тренировке, уделяя на разминке особое внимание паховой зоне.

– А что случилось с Одемвингие?

– Питер повредил заднюю поверхность бедра, но там был больше задет седалищный нерв, нежели мышца. Ее лечить намного легче, чем нерв.

Через несколько дней, словно специально дождавшись поражения от армейцев (22 апреля 2009 г. – 0:1. – Прим. ред.) в четвертьфинале розыгрыша Кубка России, в Баковку приехал президент клуба Наумов. Увидев его в холле, я поздоровался. А он, не утруждая себя ответным приветствием, спросил меня:

– Ну, что у нас с больными?

Здесь замечу, что примерно в течение месяца до того, как Торбинский и Одемвингие получили травмы, никто из ребят не получил ни одного серьезного повреждения. Да, были болячки, которые в основном я и «закрывал на корню». То есть по состоянию здоровья никто из остальных футболистов «Локо» не пропустил ни одного календарного матча.

Проведя командное собрание, Наумов уехал. Но по дороге позвонил из машины директору департамента медслужбы клуба Эдуарду Николаевичу Безуглову, который находился в Баковке. А я стоял рядом. Мой шеф включил громкую связь. И тогда мы услышали, как Наумов распорядился:

– Собери врачей и передай им – если они не разберутся с травмами, которых до черта, я их уволю!

– Надеюсь, вы не приняли всерьез угрозу высокопоставленного невежды – строителя, ненадолго переброшенного на футбол. Признаюсь: меня больше поражал махровый провинциализм Рахимова, уже бывшего наставника «Локо».

– Хотите – верьте, хотите – нет, но впервые в моей многолетней практике главный тренер клуба считал ниже своего достоинства общаться с врачом команды.

– То есть не снизошел до культуры работы таких суперпрофи, как Качалин, Пономарев, Бесков, Лобановский, Симонян, которые, возглавив сборную СССР, постоянно советовались с вами? Причем не только по медицинским темам.

– В том-то и дело, что не было среди перечисленных вами лучших, по существу, тренеров отечественного футбола хотя бы одного, кого не волновало функциональное состояние игроков, не интересовало, какими методами и программами я обобщаю свои оценки ребятам. Рахимов от всего этого чрезвычайно далек.

Мне приходилось «выдергивать» у него ребят. Допустим, чтобы осмотреть Билялетдинова. После чего передавать главному тренеру наши резюме. Далее он поступал по правилу «хозяин – барин»: хотел – принимал их во внимание, хотел – не принимал. При Эштрекове, Муслине и Семине обследования накануне матчей у меня проходили все, кто попадал в заявку. А Рахимов в таких данных, похоже, не нуждался: его советниками были исключительно приглашенные им австрийцы.

– Но ведь они никакого отношения к медицине не имели?!

– Конечно! Но тогдашний наставник «Локо» клубных врачей ни в грош не ставил. В качестве примера приведу такой эпизод. Когда в злополучном матче против «Зенита» травму получил Одемвингие, мы отправили его на УЗИ-диагностику. Оттуда пришел обнадеживающий ответ: у Питера растяжение мышцы плюс обострение седалищного нерва. После пятидневного лечения форвард отправился на повторное обследование, чтобы вместе с врачами понять динамику своего состояния. К счастью, она оказалась положительной.

Случившееся по времени совпало с кратким периодом, когда Рахимов, видимо, почувствовав, что ему недолго осталось работать в «Локо», стал доступнее. Рассказав Рашиду о ходе лечения Одемвингие, я высказал свое пожелание:

– Парень пока побаивается выходить на поле. Потому что, если, не дай бог, что-то случится, он потеряет минимум еще два месяца. Поэтому ему следует предоставить несколько дополнительных дней на реабилитацию.

Главный тренер вроде согласился. Приехали на занятие. Подозвав Ярдошвили, Рашид велел показать результаты УЗИ австрийцу Алексу Штадлеру, своему ассистенту по физической подготовке и физиотерапевту. Когда мой коллега сообщил о распоряжении Рахимова, я, не выдержав, воскликнул:

– Но ведь Алекс ни ухом ни рылом не разбирается в медицине! Мне, например, не стыдно признаться в том, что я иногда не могу расшифровать «картинки» диагностики: даже специалисты высокого класса не всегда могут точно прочесть заключения, полученные после УЗИ. А здесь некомпетентный «заморский гость» – во всем разбирается, обо всем судит…

В общем, разрядился. И без толку. Потому что приказ есть приказ. И Саша отдал Штадлеру экспертное резюме.

– Вроде бы мелочи, но теперь частично понимаю, откуда «растут ноги» досрочного ухода Рахимова из «Локо».

– Ведь с ним, кроме прочего, было очень трудно общаться. Меня, например, первое время он в упор не видел. В основном – нередко при этом срываясь на повышенные тона – общался лишь с Ярдошвили. Так получилось, что в 2009-м я не ездил на зимние сборы. На них за командой как раз наблюдал мой коллега. Тогда я еще понадеялся, что, может, хотя бы с ним Рахимов наладит нормальные взаимоотношения. Куда там! Категорически неспособен! Я уж не говорю об отношении ко мне. Почти за полтора года своей работы в «Локо» 44-летний главный тренер позвонил мне от силы два-три раза.

– А ведь он в 1990-е годы пару лет считался «железнодорожником» и провел аж четыре матча за сборную России!

– Да знал я его в ту пору! Знал и лечил. За несколько месяцев до чемпионата мира-1994 в США у нас состоялся выезд за океан для встреч со сборной США и Мексики (соответственно, 29 января – 1:1и 2 февраля – 4:1. – Прим. ред.). Рахимова включили в состав. Но у него обнаружилась болячка. Большой погоды в игре он не делал. Поэтому Семин, входивший в тренерское трио, особо заморачиваться не стал. А сказал мне:

– Решай сам – можешь брать Рашида, а можешь и не брать.

Я все-таки посодействовал, чтобы его взяли в Америку. Теперь он, естественно, о том забыл. Зато когда вернулся в «Локо» в качестве наставника, то раздавал визитки, на которых, дословно не вспомню, но примерно значилось, что ее владелец – бакалавр биологических и еще каких-то наук. К тому же дал понять, что его «коньком» является умение пользоваться… спорттестерами. Ну, что ты! Заходишь к нему в кабинет, а на стенах висят украшенные стрелками графики, схемы с номерами…

– Пусть отношения с подчиненными, включая тех, кто ему годится в отцы, останутся на совести бывшего наставника «Локо». Откуда столь явный непрофессионализм? Ведь он, прожив в Австрии около 10 лет, работал с местными командами?

– Не знаю, кем он там трудился и где: в школе, с детьми или взрослыми любителями футбола. Известно только – в качестве полноценного тренера Рахимов появился в пермском «Амкаре». И героически передвинул его с 14-го места на 10-е.

– Ныне, бесславно вернувшись туда же из Москвы, он, на мой взгляд, подтвердил «амкаровский» уровень своего тренерского таланта.

– Точно подметили! Наш «паровоз» на ходу, во время чемпионата страны, расставшись с «машинистом», в конце концов на финише турнира остановился на 9-м месте…

Итак, я рассказал вам почти все о моих заметных промахах и ошибках, допущенных в национальной команде и «Локомотиве».

– Спасибо за вашу постоянную искренность и доверие.

Савелий Евсеевич! Как мы договорились в начале этой беседы, в качестве ее «десерта» прошу вспомнить о нештатных ситуациях с вашим участием… Но для этого, как предполагаю, придется срочно найти «препарат» для нейтрализации вашей скромности. Вы согласны временно отказаться от прирожденной черты своего характера?

– Попробую. Правда, загодя извините за то, что согласился рассказать о себе, любимом. А пока я, как говорится, собираюсь с мыслями, почитайте этот небольшой документ (передает тонкую папочку):

Выписка из Книги почета Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР от 9 августа 1971 г.:

«Тов. Мышалов С. Е. занесен в Книгу почета за проявленный самоотверженный и благородный поступок, выразившийся в спасении утопающего – тов. Жилинского В.С., находившегося в состоянии клинической смерти».

– Надо же! Какой вы молодец! Тут без подробностей не обойтись!

– Я отдыхал в подмосковном пансионате «Березки». Обычно с утра выходил к речке, делал зарядку, плавал… Коротал таким образом время до обеда. Но тут почему-то чуть ли не полдня провел в номере. Вдруг слышу из коридора знакомый, но тревожно перешедший на крик голос дежурной:

– Где Савелий Евсеевич?

Я выскочил из номера:

– Что стряслось?

– Человек утонул!

Там, на берегу, дно сначала пологое, потом резко уходит вглубь. Я бегом туда: подростка из местных уже вытащили и вызвали «Скорую». Как все произошло, нетрудно представить: решил купнуться, но, видимо, переоценил свои силы, и вот, пожалуйста, несчастный случай. Но для меня такой пациент в новинку: в моей врачебной практике ничего подобного еще не было.

– В каком состоянии находился подросток?

– Не реагировал. Как говорят в подобных случаях, одной ногой ушел туда, откуда не возвращаются. Меня окружила толпа. Посыпались советы. Не слушая никого, я по всем правилам науки совершил серию реанимационных движений. Из утопленника вышла вода. Наконец он открыл глаза. По сути, человек заново родился. Тут подъехала «Скорая». Подростка увезли, но его жизнь находилась вне опасности.

– Когда Жилинский пришел в себя, неужели не нашел вас и не поблагодарил?

– Следующим утром, открыв дверь, я увидел огромную корзину цветов. А в ней – написанную от руки и вложенную в цветы его записку с благодарностью. Чуть позже директор пансионата (поверьте, я тогда об этом не знал) отправил в Спорткомитет письмо, где все описал. Кстати, ведомственную «Книгу почета» мы называли еще «Красной». Ведь туда заносили фамилии чемпионов мира, Европы и Олимпиад, их тренеров. Как вы понимаете, составить им компанию было трудно и потому – престижно.

– Честно говоря, за профессионализм, проявленный в чрезвычайных условиях, кадровики и чиновники могли представить вас на получение как минимум медали «За спасение утопающих»…

– Ну, это стало бы чрезмерным знаком отличия. Впрочем, разве в наградах дело. Для меня, врача, важнее оказаться в нужное время и в нужном месте. Почему так – судите сами.

Итак, 1975 год, Кёльн. Я работал со сборной Лобановского, которая в рамках подготовки к сезону провела товарищескую встречу в турне по Германии. После матча состоялся совместный ужин, во время которого участники команд разместились за общим столом. Вдруг ко мне обратился один из представителей хозяев:

– Простите, – обеспокоенно заговорил он. – Но на вечере нет нашего врача – не к кому обратиться за помощью. А у нас проблема: у Юргена Грабовского (полузащитник франкфуртского «Айнтрахта» и сборной Германии, чемпион Европы-1972 и мира-1974. – Прим. ред.) появилась какая-то сыпь.

– Давайте посмотрим! – сказал я и поспешил к пациенту с надеждой помочь. Чемоданчик с минимумом необходимых лекарств у меня всегда с собой. Осмотрел. Понял, что возникла аллергия. Сделал укол супрастина. В конце ужина легендарный хавбек, подойдя и наклонившись ко мне, выставил впереди себя руку с выразительно поднятым вверх пальцем – дескать, стало намного лучше.

– Эх, Савелий Евсеевич! Любой фанат на вашем месте попросил бы автограф на память…

– Тогда вместо моих, надеюсь, любопытных рассказов я бы в «дцатый» раз со скучающим лицом показывал коллекцию росписей знаменитых конькобежцев, ватерполистов и футболистов. Продолжаю вспоминать о профессионально-житейских приключениях?

– Конечно!

– 1975/76-й. В ту пору я жил и работал по расписанию авиамаршрутов Москва – Киев – Москва. Как-то позвонил Лобановский и по традиции попросил срочно навестить его подопечных. В подобных случаях я мчался в «Шереметьево-1», оставлял машину на парковке и выкупал в кассе билет на ближайший рейс.

Лето. Очень жарко и душно. Долго не давали взлет. Передо мной в салоне сидели пожилые супруги. У мужа на лацкане пиджака поблескивала звездочка Героя Советского Союза. И смотрю, жена вдруг стала лихорадочно рыться в сумочке. Невольно спросил: «Что-то случилось?» – «А вы кто?» – «Доктор». – «Спасайте – у него сердце прихватило!» Открыл свой чемоданчик, дал капельки валокордина, пощупал пульс. Когда объявили вылет, сосед пришел в себя. Оказалось, командир одного из прославленных в годы Великой Отечественной войны партизанских отрядов. Когда приземлились, он предложил воспользоваться его «персоналкой»: «Довезем туда, куда скажете». Поскольку меня встречали, я поблагодарил за заботу и отказался.

А еще случаем ехал в поезде. Какие-то мерзавцы бросили снаружи камень в вагонное окно. Осколки впились в лицо женщине – два часа я их пинцетом вытаскивал.

– То есть успешно заменили собой «Скорую помощь».

– А вот иного рода ЧП. Январь 1985-го. Сборная СССР под руководством Малофеева из Дели летела в Калькутту на турнир памяти Неру. Рядом со мной сидел массажист Миша Насибов. Вдруг подбегает стюардесса: «Вы доктор?» – «Да». – «Командир просит пройти в кабину». – «Что произошло?» – «Проблема с ногой». Когда мы вошли с Мишей, я увидел крайне озадаченного командира экипажа – на нем лица не было. Стал выяснять, в чем, собственно, дело. Командир объяснил:

– Резкая боль в голеностопе. Скоро самолет сажать, а я на педаль нажать не могу.

В процессе разговора кое-что прояснилось. У пилотов большая нагрузка на правую ногу – там тормоз, нужно приложить заметную силу. Я открыл чемоданчик, сделал обезболивающий укол, дал таблетку, а Миша весь сустав отмассировал.

Командиру стало легче. Вероятно, в знак благодарности командир оставил нас в кабине. Мы получили возможность наблюдать, как происходит посадка ночью. Например, стали свидетелями того, как, приближаясь к аэродрому, экипаж перешел на ручное управление. Вокруг все светилось и мигало. Незабываемое зрелище! Командир, с полчаса поработав «гидом-экскурсоводом» (2-й пилот взял управление самолетом на себя), уже, похоже, забыл о боли. Потому что периодически шевеля стопой, удивленно повторял:

– Надо же! Вроде все нормально!

– Итак, «Скорая» имени Мышалова выручила футболиста-иностранца, героя-партизана, командира экипажа самолета, соседку в поезде, деревенского подростка… Эта «коллекция», мне кажется, интереснее потенциального собрания автографов спортивных знаменитостей.

– Но в моей практике я помогал «звездам» и иных сфер. К середине 1970-х народные артисты России Балтер и Виторган переехали из Питера в Москву. Тогда в Спорткомитете начальником Главного управления медико-биологического обеспечения подготовки сборных СССР трудился доктор биологических наук Фудин, с которым у меня сложились добрые отношения. Однажды Николай Андреевич обратился со срочной просьбой:

– Савелий! ЧП в Театре имени Станиславского – Алла Балтер, репетируя роль танцовщицы, подвернула голеностоп. Выручай!

Приехал на Тверскую. Меня встретил известный актер Михаил Жарковский (1919–2007), тогда директор театра. Зашли в гримуборную. Что меня сразу сразило – красота Балтер. Со слезами на глазах она обратилась ко мне:

– Доктор, решается моя судьба. В 12 часов прогон спектакля в присутствии комиссии Министерства культуры.

Осмотрев сустав, я откровенно ей сказал:

– Попробую, но не знаю, получится ли…

Сделал укол, блокирующий боль. Когда ей стало лучше, попросил попробовать подвигаться. Балтер осторожно встала на пуанты:

– Ой, уже не болит!

Для фиксации укрепил повязку. Алла вышла на сцену, а меня настоятельно попросили пройти в ложу и не уходить до конца прогона. В антракте я вернулся в гримуборную:

– Алла! Может, еще что-нибудь предпринять?

– Нет, спасибо. Все нормально!

Далее все происходило, как в сказке со счастливым концом: успешная премьера, аншлаги, зрительский успех. Балтер стала моей постоянной пациенткой. Она регулярно приезжала в лужниковский диспансер лечить сустав. В конце концов удалось добиться максимума: снять остроту болевых ощущений. Но проблема, к сожалению, осталась.

Прошло 10 лет. Как-то я присутствовал на одном из спектаклей Театра имени Маяковского. В перерыве Саша Гольдман, главный администратор и мой давнишний приятель, предложил:

– Хочешь зайти к Балтер?

– И ты спрашиваешь…

Как только переступил порог гримуборной, она, сразу узнав меня, вскрикнула:

– Доктор, миленький, никогда не забуду, как вы меня спасли!

Кстати, в конце 1970-х схожий случай имел место в Театре имени Вахтангова. Хорошо знакомый администратор этого театра Борис Григорьевич внезапно позвонил мне:

– У нас сегодня – премьера. В «Кабанчике» дебютирует второкурсник нашей студии, но он на репетиции повредил голеностоп. Может, удастся что-то сделать? Ты нас очень выручишь!

– Во сколько надо приехать?

– К шести часам вечера.

– Не знаю, успею ли до начала спектакля.

Успеть-то успел, но когда осмотрел ногу пострадавшего, мне стало нехорошо: отек, опухоль… Подошли Юлия Борисова и Юрий Яковлев:

– Доктор, все зависит от вас!

Оба народных артиста СССР участвовали в спектакле. И очень переживали за молодого партнера, которому я ввел обезболивающее лекарство и наложил тугую повязку. Потом предложил:

– Ну-ка, попробуй попрыгать!

Ведь по роли ему следовало совершать сумасшедшие прыжки. Парень попробовал – болит. Пришлось снять повязку и повторить все сначала. Сделал внутримышечную инъекцию. В это время заполнялся зал – все билеты были проданы. Поэтому чуть ли не каждую минуту в комнату нетерпеливо заглядывала женщина и спрашивала:

– Давать третий звонок?

Наконец я добавил дозу анальгетика в сустав. Но завязывать в этот раз не стал.

– Попробуй!

– Вроде нормально. Прыгать могу!

Когда из-за двери вновь показалась голова помощницы режиссера, все дружно крикнули: «Давай звонок!» Я уже собирался откланяться, когда – как и в случае с Балтер – руководство вахтанговского театра попросило меня:

– Пожалуйста, посидите в ложе до конца спектакля!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.