Андрюша
Андрюша
Андрис в детстве говорил: «Я хочу быть папой в Большом театре».
Даже невозможно понять, как из кругленького мальчишки образовался светловолосый красавец?!
Конечно, я пристрастна. Но посмотрите на его балетные фотографии! Длинные, мужественной формы ноги, тонкое колено, узкие бедра и очень красиво посаженная голова. При этом абсолютное обаяние сказочного принца!
Нет, он не стал «папой в Большом театре». Он стал собой!
Говорить и писать трудно в двух случаях: когда нет мыслей и когда их слишком много. Когда я думаю о моем единственном брате — их слишком много. И не потому, что он — единственный, и не потому, что БРАТ, а потому, что я его очень люблю. Мое чувство к нему еще и потому так «умилительно», что оно все время вырастает в превосходной степени — и я не вижу недостатков, а умиляюсь и умиляюсь.
И хотя он старше, и он, безусловно, «ведущий» — я все же всегда внутренне «баюкаю» и его, и его образ.
И как это случилось, когда началась эта моя — наша — любовь, совершенно не понимаю. Мы как-то росли-росли, и у нас было общим то самое милое яркое детство, где, впрочем, дракам и вредностям отводилось не последнее место.
Из того периода особенно помнится наш первый лагерь (хотя и пионерский, но все же лагерь). Драка. Когда увидела, что мерзкий мальчишка навалился на него, бросилась в битву, рвала и кусала, не помня себя. Я почувствовала что-то животное, кровное. И это чувство, которое тогда родилось, по сей день возникает в душе, если вижу или понимаю, что его обижают.
Потом он явился передо мной как ПРИНЦ. Мне тринадцать лет, и мы не виделись два месяца. Он приехал из Риги и как-то сразу из мальчишки стал юношей с крепкими мускулами, красивым загорелым телом и белыми волосами. Я ахнула!
Когда в нашей семье наступили сложные времена (родители расставались), все мы переживали это очень тяжело (а я еще и с присущей мне эмоциональностью «трагической актрисы»). И тут у Принца появилось удивительное качество — дар духовного размышления. (И не случайно теперь очень многие, даже не близко знакомые с Андрисом люди с наслаждением с ним откровенничают и просят совета.) Тогда он взял надо мной опеку, которую не прекращает и по сей день. И как-то так всегда управляется, что, когда есть необходимость, — появится и случай, чтобы поговорить и получить совет, а значит, и помощь…
Так когда-то его совет изменил мою судьбу, повернув стрелку моего внимания от Большого театра (где я услышала фразу «Вы в Большом не будете танцевать никогда!») к ТВОРЧЕСТВУ, которого на самом-то деле и искала моя душа. И именно эта внутренняя свобода помогла мне найти совершенно независимый от театра путь. Путь, который в конце концов и привел меня к Большому театру…
Тот знаменательный наш с Андрисом разговор был по телефону. 1981 год. Я в Лондоне на гастролях с Большим театром. Андрис — в Нью-Йорке (работал в труппе Американского балетного театра). Не знаю, сколько мы говорили: час, два, может быть, три. Ему никогда не скучно говорить по телефону. Это виртуальное общение
Андрис может сделать теплым, наполнить жизнью. Обожаю говорить с ним по телефону!
А какой же он упорный, этот Принц!!!
Выходной день, загородный пикник — все отдыхают, а он нашел бревнышко и тягает его в сторонке, никак не успокоится. А на вопрос: «Что ты делаешь?» — отвечает: «Работаю с Ниной Ананиашвили». Отец посмеивался: «Я был сумасшедшим, но этот!..» Наверное, за Андрисом он наблюдал особо, и была в оценках отца и строгость, и ревность, и радость.
Наше с Андрисом стремление все посвящать или адресовать отцу, думаю, произошло отсюда: от того, что «признание» для нас — это чтобы отец похвалил.
Часто нам задают вопрос: мешала или помогала нам фамилия Лиепа? Как можно объяснить, что после победы на IV Международном московском конкурсе артистов балета Андрису еще четыре года (!) пришлось «отпахать» в кордебалете. Но он не упал духом! А каждый день (каждый!) приходил в пустой зал, приходил один — тогда, когда по расписанию заканчивается последняя репетиция, и занимался! Чем? Чем угодно — только чтобы идти вперед! Пробовать трюки. Учить спектакль, который тебе никто не предлагал, — да просто вставать к станку и делать экзерсис. Андрис мог остаться на все лето в Москве, каждый день ходить по вечерам в театр, все в те же залы, надевать кроссовки (чтобы подстраховать голеностопы) и в одиночестве, без чьей-либо помощи учиться делать прыжки, которые потом ему пригодятся в балете «Золотой век». А затем, придя домой, бесконечно просматривать видеокассеты с записями балетных спектаклей в исполнении известных танцовщиков и учиться, учиться одержимо.
«Лучшее средство от всех болезней — это работа». Отец оставил нам много таких поговорок, за которые можно схватиться:
«Надо все время идти вперед. Если ты останавливаешься, а другие идут вперед, значит, ты идешь назад». Или еще: «Помните, то, что простится кому-то, не простится вам, потому что вы — дети Лиепы».
С педагогами в театре всегда было непросто. У многих педагогов свои сыновья. А здесь — молодой, упорный танцовщик, и с такой фамилией, да еще совершенный Принц!
Но разве мог кто-то предполагать такую степень его упорства!
Первый сценический Принц Андриса в Большом был «деревянный». Так назывался балет, поставленный Андреем Петровым, — «Деревянный принц» Белы Бартока. После этого спектакля отец сказал: «Вот теперь я вижу, что ты можешь танцевать “Жизель”». А Андрис и так это знал, всегда знал! Но слова отца — как большой приз! И радость, что не подвел. И доказал. и себе. и всем. После грандиозной победы на Международном балетном конкурсе в Джексоне вместе с Ниной Ананиашвили (Гран-при!) — первая мысль Андриса: встретиться с отцом, показать записи выступлений и медаль. И наверное, очень хотелось, чтобы отец почувствовал, что сын не подвел. А отцу можно за него радоваться, а может быть, даже гордиться. Немножко.
Отец говорил, что у него не было таких данных, как у Андрюхи. Отец так называл Андриса в разговорах со мной. А я называю его «Андрюша» — это не производное от имени Андрей, это ласкательное от Андрис.
Отец начал репетировать с ним «Жизель». Встречались они по вечерам, в «верхних» залах Большого, чтобы не очень попадаться в театре на глаза. Тайком. Андрис приходил заранее, «разогревался» и ждал отца, чтобы быть готовым к началу репетиции. Однажды раздался звонок по внутреннему телефону — отец на другом конце провода сказал: «Я не смогу прийти, меня не пускают в театр». Андрис тут же спустился к отцу, но тот заплакал и ушел.
Потом, позднее, отец уже покупал билет на текущий спектакль, проходил через зрительскую часть и так попадал в репетиционный зал на четвертом ярусе.
Сейчас, когда я прошу Андриса прийти ко мне на репетицию, обязательно сама проверяю, есть ли пропуск на служебном подъезде. Всегда перед глазами отец, которого не пускают в театр. А он отдал этому театру свое сердце.
Ну ужасно упорный, этот Принц! Как-то Андрису в театре сказали, что он может приготовить Курбского в «Иване Грозном». Назначили дату спектакля. Все шло непросто. Кто-то не очень хотел показать ему порядок роли, кто-то не очень хотел репетировать. А Андрис шел вперед. Научился репетировать сам: есть педагог — хорошо, нет — не пропадет!
За неделю объявляют, что спектакль не состоится, будет замена. А Андрис репетировать не перестал! И когда накануне назначенной раньше даты оказалось, что все же спектакль будет («Интурист» хотел смотреть только «Ивана Грозного»), этот упорный мальчик готов был танцевать. Так и вижу всю его мужественную фигуру — прекрасные легкие прыжки, разлетающиеся светлые волосы. В его манере удивительно соединялись сила и мягкость, даже нежность.
Андрис и отец — они на многое смотрели по-разному! Отец говорил: «Только не оставляй Большой театр!» А он взял и в 1989 году уехал в Нью-Йорк. Пришел к Михаилу Барышникову в труппу Американского балетного театра и сказал: «Я хочу с вами работать!»
Его первой ролью стал Принц в «Лебедином озере» — балете, поставленном Барышниковым на Андриса. А сам Андрис стал первым советским танцовщиком, который подписал контракт в западной труппе, и это не превратилось в политическое событие.
Отец назвал свою книгу «Я хочу танцевать сто лет».
Андрис оставил сцену раньше, чем мог бы. Правда, он говорит, что перетанцевал все, что хотел. А потом в один день словно перевернул страницу — и нашел себя в другом. Какой же он упорный, этот Принц!
В театре вхожу в лифт вместе с костюмером мужских солистов. Она спрашивает: «Как там наш солнечный мальчик?»
Данный текст является ознакомительным фрагментом.