Александр Гордон Актер, режиссер, телеведущий, болельщик Игра человеческой сути

Александр Гордон

Актер, режиссер,

телеведущий,

болельщик

Игра человеческой сути

Популярность у футбола есть, и это очевидно. Что касается секрета популярности, то, мне кажется, однозначно на этот вопрос ответить нельзя. Надо вспоминать историю возникновения этой игры и все, что этого касается. Почему футбол популярнее, чем, скажем, хоккей? Мне более или менее понятно: потому что для игры в футбол нужен только мяч, даже не всегда мяч, а что-нибудь просто похожее – какая-нибудь консервная банка – и ноги. И вперед! Для хоккея все-таки нужен лед, экипировка – поэтому, кстати, так мало чернокожих хоккеистов: не потому, что они снега боятся, а потому, что это дорого, у них нет денег. Футбол в этом смысле самая демократичная игра. Кроме того, она самая понятная по правилам. Да, в американском футболе нужно еще разобраться; бейсбол могут смотреть только те, кто когда-либо играл сам, иначе это просто невыносимое зрелище; теннис признан элитарным…

Один очень остроумный человек американец Пол Фассэл определил демократичность игры размером мяча: чем меньше мяч, тем менее демократична игра. По этому определению на одном конце стоит гольф, а на другом – баскетбол, который, наверное, еще более демократичный (особенно в странах западного мира), чем футбол. Так что причин для популярности огромное количество. А в футболе, как сказал мой отец Гарри Гордон в одном из своих романов, «привлекает еще и то, что это история головы человека на зеленой траве». Естественно, каждый себя ассоциирует с форвардом (или с защитником, или с вратарем, иногда с судьей). Это огромный выплеск человеческих эмоций.

Можно очень много говорить о том, почему футбол популярен, но мне кажется, что тот футбол, о котором мы говорим, больше просто не существует, то есть он существует во дворах, на лужайках, но если говорить о большом футболе, то это другое. Это уже не просто игра, и два последних чемпионата мира, мне кажется, просто устрашающе об этом свидетельствуют.

Для меня футбол – это… Понимаете, у меня есть два состояния на футболе. Первое, это когда я абсолютно увлечен происходящим: я могу ломать стулья, кричать, я сорвал (впервые и единственный раз в жизни) голос на стадионе в Нью-Йорке, когда на чемпионате мира играли Мексика – Болгария. Я болел, естественно, за Болгарию, и, когда были назначены пенальти в ворота – а мы как раз сидели за теми воротами, где были назначены пенальти, – я сорвал себе голос. А когда угомонился, как в той известной рекламе, оглянулся по сторонам: полон стадион мексиканцев – откуда болгары в Нью-Йорке! Нас принимали явно за болгар, и когда Стоичков забил победный пенальти, мы взорвались. Стадион притих, мы, оглядываясь, стали выходить. Все мексиканцы, которые сидели рядом с нами, ближайшие три ряда, тянули руки, чтобы поздравить нас с победой. То есть это было еще и единение, праздник. Бывает, что это праздник, а бывает, что стыд кромешный за то, что происходит на поле, за то, что ты тратишь время и силы, чтобы за этим наблюдать… становится больно и обидно – такое тоже бывает. Поэтому однозначно ответить на вопрос, что для меня футбол, я не могу.

Когда футбол случается, все отходит на задний план: и техника игроков, и как он прошел, и как он отдал, и держит он центр поля или не держит – это все приходит на ум, когда игра не очень идет. Когда игра случается, ты следишь за кровопролитной схваткой, за битвой, за войной, за этаким изначальным выяснением отношений: кто кого? В футболе есть даже определенная эротика. У нас была передача «Метафизика футбола», где люди серьезно говорили об истоках этой игры, – оказывается, в некоторых ближневосточных культурах еще за тысячу лет до нашей эры играли в футбол отрубленной головой врага или каменными шарами. И вот это стремление во что бы то ни стало вогнать мяч в ворота воспринималось ими еще и как фаллическая интерпретация овладения. То есть обязательно нужно отличиться и в этом. Поэтому футбол, мне кажется, растет просто из сути homo sapiens, особенно мужской сути. Женский футбол я не понимаю: чего они там делают? Красиво бывает, но футбола нет.

К сожалению, сегодня футбол – это бизнес и политика. Почему? Потому, что сегодня футбол и футболисты, футбольные матчи продаются так же, как политики и женские прокладки или жвачка. Футбол – это политика еще и потому, что идея глобализации, которая выдвинута не нами и которая, видимо, с большой кровью победит на земном шаре, перенесена и на футбол в первую очередь. Нам показывают, как будет хорошо, когда все нации сольются в едином порыве, в едином экстазе. Но это обман, как любая идеология. И обман вот почему. Когда на позапрошлом чемпионате мира французы выиграли у бразильцев финальный матч, Ваш покорный слуга был осмеян и освистан за следующее свое высказывание в программе «Хмурое утро», которую я тогда вел на радио «Серебряный дождь»: вряд ли этих ребят (бразильцев) можно купить буквально, то есть пообещав каждому золотые горы, они и так ребята небедные и, кроме того, это все-таки Бразилия, там другой национальный характер. Я думаю, что их купили – за честь страны. Помяните мое слово, сказал я, в ближайшее время Бразилия получит большие деньги от Международного валютного фонда. Это было сказано на следующий день после чемпионата мира.

Через три с половиной месяца в Бразилии случился кризис, а еще через четыре месяца МВФ им пообещал 60 миллиардов долларов. В то время как Россия канючила 4 миллиарда, им дали 60, превратив, как всегда это бывает, и эту страну в страну с долларовой экономикой. Сначала сознательный кризис, потом большие деньги: «Все, ребята, вы на игле наших вливаний».

Я просто представил себе этот разговор в раздевалке, когда тренер говорит: «Ребята, мы в полной заднице – не мы, не команда, а страна – и весь мир смотрит сейчас только на нас, значит, нам надо сделать вывод. Вы уйдете, вы еще молодые, у вас еще все впереди, но нам надо совершить такой тайный подвиг». Может быть, это мои фантазии, но дальнейшие события их подтверждают, по крайней мере, все объяснения, связанные с тем, что Роналдо внезапно заболел и поэтому вся команда остановилась. Они просто не играли, они стояли на поле – и все. Мне с моим воображением просто видно было, как мне казалось, на лицах у этих ребят все, что я до этого рассказывал. Может быть, это опять лишь мои фантазии, не знаю, но что-то очень уж подозрительные фантазии.

Ну, а последний чемпионат мира Вы видели? Уже практикой становится тащить команды устроителей чемпионата до последнего во что бы то ни стало. Потому что это деньги.

Народ скоро совсем перестанет ходить на стадион. Мне кажется, что здесь футбол кончается и начинается что-то другое, на что и смотреть не очень приятно, – шоу-бизнес. А он так же отличается от футбола, как пение Киркорова от пения любого солиста Большого театра.

Когда выигрываешь в футболе, то противника просто обожаешь. Ты его любишь всеми фибрами своей души.

Когда проигрываешь, виноват не ты, виновато все, что угодно, в том числе и противник. Поэтому проигрыш в футболе рождает национализм и массовое национальное уныние, которое может вылиться во все, что угодно. А если выигрываешь, то все хорошо, массовая радость.

Можно ли с помощью футбола целенаправленно манипулировать массовым сознанием, поведением людей? Да, я уже ответил на этот вопрос. К сожалению, можно, потому что технология футбола сегодня мало чем отличается от технологии любой рекламы, а раз так, значит, можно.

Способствует ли футбол формированию мифов в массовом сознании? Да, в том числе и политических мифов. Я уж не говорю о том, что теперь нельзя продать или купить игрока, если не придумаешь какую-нибудь историю по его поводу, и нельзя набить ему цену, если не украсть его из одной команды и потом не попытаться продать в другую. Такие мифы создаются сплошь и рядом. Но это безобидные мифы. Это мифы, все-таки нацеленные на индивидуальные продажи. Все футбольные звезды, особенно на Западе, – это предмет поп-культуры: как женился, с кем развелся, в каком пабе пил, кому морду набил – это все сразу становится сенсацией, выходит на первые страницы газет. Создается миф об их удивительной способности как игроков. Я помню, как кто-то написал о Роналдо, что он совершил чудо: завис на 4 секунды над площадкой. Это невозможно физически – даже такому человеку, как Роналдо. Но это безобидный миф. А вот миф о том, что весь мир сольется в едином порыве и все будут друг друга обожать, любить, и рядом будут сидеть все народы и кланяться футбольному Богу, – это не безобидный миф. Мне кажется, этот миф может нам дорого стоить, поскольку глобализация – это создание единого рынка, где не мы хозяева. Только и всего.

Способствует ли футбол созданию у людей целостного представления о мире, мироздании… может быть, это вопрос надуманный? Мой ответ «нет», потому что то, о чем Вы спрашиваете, могут сделать только три области человеческого знания: наука, искусство и религия. Футбол – это не религия, не наука, не искусство, это некий междисциплинарный феномен. Да, он может стать религией, он может стать для многих людей наукой, для огромного количества людей – искусством. Но он все-таки недонаука, недоискусство и недорелигия. Поэтому требовать от него какого-то формирования мировоззрения… мне кажется, это лишняя нагрузка на эту восхитительную игру.

Философия футбола – это философия победителя. Все остальное отходит на задний план. Как ты победил? Есть футбольные правила (в данном случае это те самые десять заповедей, этакая пародия на общественную мораль: вот это можно, вот это нельзя). Если действовать в рамках этих правил, иногда их нарушая (как все мы нарушаем в жизни любые правила, за что бываем иногда наказаны, иногда прощены), – так вот, если действовать в рамках правил и добиваться победы, то это и есть философия футбола. Проигравший – не футболист. По-моему, все эти ничьи, особенно договорные ничьи, – это такая профанация футбола! Да, просто профанация футбола, отказ от его философии. Только победа! Больше ничего. Любой ценой победа.

Можно ли говорить сегодня о философии нашего российского футбола? Нельзя. Знаете, я как-то сказал, в чем заключается идеология нашего государства сегодня. Наша официальная идеология сегодня – это поиск идеологии. Тут все возможно: смена правил игры в процессе игры, подмены, стравливание… Мы ищем идеологию – вот мы такие. В футболе происходит то же самое: мы ищем свой почерк игры. Какой вы почерк ищете? Вы элементарно халтурите. Вы элементарно хотите заработать больше, чем вы стоите. Вы элементарно сдаете матчи. Какой почерк вы ищете, о чем речь идет? Все эти провалы и эйфории, смены тренеров и так далее – мне кажется, это все от лукавого.

Есть еще одно. Когда пацан начинает играть в футбол во дворе и проходит там футбольную школу, а потом его подбирают профессионалы и начинают готовить из него (для себя готовить, под себя готовить) футболиста, что-то, может быть, и получится. Но когда ребенка отдают в детско-юношескую спортивную школу, он, как бы там ни было, начинает относиться к футболу по-другому, не как к игре. А это все-таки игра – со страстями, с театральными подвигами, с приключениями, с присвоением себе какой-то роли: лидера или, наоборот, забитого волчонка… Но это игра! Когда же это превращается в тупую профессию, умение делать ногами или головой то-то, то-то и то-то, уходит главное. Поэтому наши игроки – они, на мой взгляд, просто забиты детскими футбольными школами: им внушили, что для них главное – это сыграть в обводку, вовремя отдать пас. Им забыли рассказать, что они играют в футбол. Им внушили, что если хорошо играть, то за это даже деньги получать можно, вот счастье-то какое!

Что означает футбол для Бразилии, Италии и Германии? Я думаю, что все-таки в этих странах разные философии футбола. Вернее, так: разные оттенки этой философии. В Бразилии это – национальная честь, почти вплоть до воинского подвига. Это дружина, воинство, которое выходит на сражение со всем остальным миром, тем более что Бразилия даже территориально отделена от всего остального мира и большую часть варится в собственном соку, где равных ей не так много: Аргентина, Колумбия, Чили. А футбол в Европе – это другое. Все-таки европейские звезды – они не столько национальные, сколько мировые звезды, поэтому Роналдо и играет в европейском клубе, и многие из бразильской сборной играют там. Но бразильский футбол – это огромное количество команд, игроки которых не играют за рубежом. Назовите мне хоть одного игрока сборной Германии или Италии (одного-двух можно назвать), который не играет в командах Англии или Франции! Это такой межконтинентальный, общеевропейский футбол, поэтому, на мой взгляд, он не носит в европейских странах национального характера. Когда идет чемпионат мира, они вдруг вспоминают, что они немцы или итальянцы, но как только чемпионат заканчивается, они просто из других команд.

То, что творится сейчас у нас с покупкой пусть посредственных, но, главное, иностранцев, – это безумие. Абсолютное безумие, потому что я не могу поверить, что в 150-миллионной стране с такими футбольными традициями нельзя найти людей, которые захотят играть! Покупать за 5 миллионов игрока, которого не купили за 2 миллиона в Европе, – это абсурд. Мне кажется, это просто неразумное вложение денег. А кроме того, эти амбиции: «Почему «Реал» может, а мы нет?!» Да потому, что вы не «Реал», ну не «Реал» – и все тут. Вы можете быть ЦСКА, «Локомотивом» или, на худой конец, «Спартаком», но вы не «Реал», и вам надо играть, как «Локомотив», как ЦСКА и как «Спартак», – тогда, может быть, что-нибудь получится.

Америка шла по этому пути, когда создавалась первая футбольная профессиональная лига в Америке, когда там играл Пеле. Эти знаменитые времена рухнули именно потому, что процент приглашенных футболистов был огромным. Это перестало быть интересным американцам: «Зачем я буду смотреть на какую-то заморскую звезду, а мои-то где?» Сейчас они пошли по другому пути: ограничили количество легионеров, по-моему, до трех в команде и добились того, что процентов двадцать Американской футбольной национальной лиги играет в Европе. Пусть не в первой лиге, но их стали брать в легионеры. А у нас два, три, четыре, пять.

Я уже говорил о том, что футбол – элемент культуры. Беда в том, что это было элементом культуры, а стало элементом поп-культуры или даже бизнес-культуры. Еще раз говорю: мы вспоминаем о том, что это футбол, когда на поле происходит какое-то событие. Сам зритель настолько благодарный, что он готов в самом дохлом матче увидеть событие, – и то игроки не всегда дают этот шанс! К сожалению, как и всюду в культуре, это не миновало и футбол, несмотря на то, что он такая демократичная игра.

Но это все равно футболисты! Вспомните, как относились к футболистам еще даже лет двадцать назад: это были свои ребята! Это были аристократы от спорта! К ним относились, как к артистам. И актерская публика их больше всего любила, и они дружили очень сильно. Рубен Симонов – он же просто не выходил из раздевалки «Спартака». Никита Павлович Симонян дружил с Рубеном Николаевичем очень сильно не только потому, что они армяне, а потому что это актеры. Театр и футбол – это были вещи одного порядка, одной культуры. Сейчас, когда эстрадные ли, футбольные ли поп-звезды выходят играть, это такая профанация!

Если касаться фанатов, того, что они устраивают на и вне стадионов, то сегодня футбол (а вернее, околофутбольные страсти) – это контркультура, вне всякого сомнения. Если касаться футбольных правил – это, я говорил, десять заповедей. Когда они нагло нарушаются, причем обеими командами и при участии судьи, – это тоже контркультура, это антикультура.

А если говорить о судействе, то вообще судейство – это часто такая пародия на справедливость в обществе! Судья либо неподкупен, абсолютно справедлив и беспристрастен, потому что перед ним две команды, а не одна, – и тогда это Бог на поле (он на самом деле Бог, такой непознаваемый, грозный!), либо это продажная тварь, как многие судьи в обычных судах. Тут не бывает середины. Судья может ошибаться (даже Боги ошибаются), но продаваться он не имеет права, а они продаются, что, конечно же, просто нарушение нормы, выход за все моральные границы.

Обладает ли футбол какой-то магией, особой притягательностью, логичен ли он или, наоборот, парадоксален? Я не стал бы отделять футбол в этом смысле от других видов спорта. Простота правил, большое количество членов команды, между которыми должны возникать взаимодействия, создает то, что физики называют «открытой системой», а открытая система живет по своим правилам. Сделать прогноз поведения открытой системы очень трудно. Поэтому говорят, что мяч круглый, а поле гладкое. Дело не в мяче и не в поле. Дело в том, что есть 11 человек с одной стороны, 11 человек – с другой. Есть 22 воли, 22 индивидуальности, которые выходят на поле. И пусть будет очень четкая тренерская установка, пусть будет железная дисциплина в игре – все равно у каждого свой темперамент, свое состояние: у одного вчера жена родила, а у другого, наоборот, мать умерла, один сегодня реагирует на погоду, другой – еще на что-то и так далее. Именно эта непредсказуемость и делает футбол футболом. Мне кажется, это справедливо и для других видов спорта тоже, иначе спорт не был бы спортом.

Вы посмотрите, как на наших глазах умерли шахматы. Они просто умерли: элемент предсказуемости достиг уже своего пика, и они перестали быть для людей интересными. Шахматы интересны лишь профессионалам, которые знают, что там, в их мирке, происходит. А как массовое зрелище они погибли, потому что раз ЭВМ может играть и даже иногда выигрывать у чемпиона мира, – все понятно. Ну посадите между собой две машины и покайфуйте, как они друг друга обыгрывают, – все, соревнование воли пропало! А когда был матч Корчной – Карпов, помните, что творилось: соревнование двух социальных систем, патриот – перебежчик! Там было столько условий, столько степеней конфликта, что было интересно каждому, даже тем, кто ничего не понимал в шахматах. А сейчас все умерло. Сейчас они в стагнации.

Я уже говорил до этого и повторю: есть вещи необходимые, но недостаточные. Необходимо быть технарем. Необходимо, вне всякого сомнения, быть мыслителем на поле. Необходимо по крайней мере части команды чувствовать в себе вдохновение, без которого ты при любой технике не пройдешь троих – четверых. Ну не пройдешь, потому что это все равно акт, это поступок, это подвиг. Если собрать все вместе эти компоненты, получится футбол? Нет. Потому что здесь, как в открытой системе, совокупность частей не составляет целого. Целое, если оно получается, всегда больше, чем каждая часть, в отдельности взятая. В этом смысле и в искусстве так же происходит, и в науке, и, главное, в жизни. Поэтому говорить, что в футболе главное – соотношение творчества, вдохновения и ремесла, бессмысленно.

Относительно того, можно ли говорить о какой-то духовности футбола, духовности футболиста. Думаю, что это тоже лишняя функция, которую ему пытаются приписать. Духовность, то есть жизнь духа, может возникать в зрителе или в футболисте, если тот или иной матч, то или иное событие или совокупность событий становятся частью его биографии, если они (события) им (футболистом, зрителем) присвоены. Тогда он живет этим, тогда это становится частью его духовной жизни. Но говорить о том, что футбол для всех обязательно выполняет духовную миссию, я думаю, излишне. Если футбол для тебя важен, то он, как и любое из ряда вон выходящее событие в жизни (будь то фильм, спектакль, собственный поступок, предательство друга и прочее), становится частью твоей сущности и составляет какой-то элемент твоей духовной жизни. Если считать, что спорт – это бездуховное дело, тогда зачем он нужен? Но если что-то в жизни не составляет в конечном итоге жизнь души, то это пустая забава. Если взрослые сейчас будут играть в классики – это будет пустая забава, но если вспомнить, как мы в детстве играли в эти классики, то это – часть нашей жизни, в том числе и жизни нашей души. Классики в детстве – это, вне всякого сомнения, одухотворенный вид спорта, а если взрослый человек начнет прыгать, то это чушь.

Почему великие в прошлом футболисты, как правило, редко становятся великими тренерами, как объяснить эту коллизию? Это разные профессии. Разные виды деятельности. Для этих профессий нужна разная организация, разные темпераменты. Великие тренеры в бытность свою футболистами никогда не были великими футболистами. Они могли быть хорошими, выдающимися, изобретательными. Тренер – это, как правило, игрок центра поля, либо распасовщик, либо игрок на фланге. Очень редко форвард, очень редко вратарь – почему? Потому, что мозги разные. Как у режиссера и актера: один создает и организует мир, пространство и населяет его кем-то, а другой исполняет роль в этом мире. Вот, собственно, и все. Никакого феномена-то и нет.

Что касается моего отношения к стереотипам, первый из которых: футболисты – это баловни судьбы, у них всегда зарплата больше, они меньше работают, а вот мы, представители других видов спорта, не столь популярны и страдаем из-за них; а второй: «у мамы было три сына, один из них футболист», то отвечу так. Мы можем сказать борцу: «Ну становись футболистом, кто тебе мешает?!» Если это популярная игра, то за нее больше платят, а если тягаешь штангу, которую смотрят двадцать человек в зале, – ну извини, сам это дело выбрал. Кто на что учился! Так же можно сказать: вы, телевизионщики, все богатые. Да кто тебе мешает? Иди и занимайся. Твоя жизнь в твоих руках!

Что касается этой пресловутой «глупости» футболистов, то кто об этом говорит-то? Гуманитарий – вряд ли: он понимает, что мудрость не в словах и не в умении разговаривать. Мудрость – это все-таки ум. Он может быть и в голове, и в ногах. А ты поди-ка поставь любого профессора и попроси его отдать пас вот в эту секунду, в этой ситуации – что получится? Да ничего не получится! Поэтому тут не о чем спорить. … Хотя мне приходилось встречать среди футболистов настоящих «дубов», но где их нет! В любом научном институте я вам могу показать таких дубов! Я думаю, что футбол, как и любое другое явление, – срез общества. Есть интеллигентнейшие, тишайшие люди, а есть драчуны и сволочи – как всюду, как в любом деле.

Футбол без телевидения сегодня жить не может. Телевидение без футбола, как оказалось, может. Еще в прошлом году у нас складывалась совершенно парадоксальная ситуация: футбольные трансляции не набирали нужного рейтинга, то есть не отдавали тех денег, которые за них платили. Сейчас дело вроде как-то сдвинулось за счет меньших денег, которые платятся за это, и большего внимания каналов к анонсированию, рекламе футбольных матчей. Конечно, влияет еще и то, как играют команды, как продается матч, – это понятно. Но совершенно очевидно, что для популяризации футбола, для того, чтобы в нем водились деньги, роль телевидения никто не отменял и отменить не может.

У нас, как мне кажется, достаточно большое количество профессиональных футбольных комментаторов. Но они в последнее время отходят от объективности в освещении матчей: уж очень явно болеют за какую-то команду. Тут еще, мне кажется, нужна огромная работа.

Ведь в чем роль телевидения? Сделать так, чтобы футбол смотрели даже те, кто его никогда не смотрит. Как это делают в Америке. Есть люди, которые никогда в жизни не смотрят спортивные соревнования. А телевидение устраивает такие рекламные кампании и готовит такие шоу (цена рекламы при этом достигает нескольких миллионов долларов), что событие начинается именно с этих рекламных трюков, чем и привлекает зрителей.

У нас, к сожалению, профессионалы в области футбола, комментаторы, не являются профессионалами в телевидении и не понимают роли сказанного с экрана слова, не осознают, как сказанное ими может воздействовать на определенные группы людей в определенных ситуациях. Сажать рядом с ними цензора или психолога, который будет дергать их за штаны во время репортажа? Вряд ли это поможет. Заставить их повысить свое образование в этой области тоже невозможно. Что делать? Я не знаю, что делать. В советские времена понятно, что было делать: сказал одно слово не то – до свидания. А сейчас, как везде: свобода правды-матки.

О тренерах. Мне кажется, у нас есть три тренерские модели.

Первая – это когда тренер становится тренером клуба, тренером сборной, президентом футбольного клуба, да еще и менеджером, да еще и совладельцем. Все это кончается плачевно, потому что «крышу срывает», нет тормозов, которые держат. Талантливый человек может успеть пройти огонь и воду, а вот медные трубы – увы. Это одна модель. Она у нас в единственном виде существует, надеюсь, не повторится. Жалко человека и команды жалко, которая чуть не погибла.

Вторая модель тренера: крепкий, преданный делу профессионал, который при этом является еще и хорошим менеджером, наставником команды в прямом смысле слова. Ему важен не только результат, но и профессиональное достоинство… то есть он хочет сделать игру на нескольких уровнях: победить, удивить какими-то находками своих друзей профессионалов и сделать так, чтобы футболисты на поле понимали, что они делают. Ярчайший пример такого тренера – Юрий Павлович Семин. Вот он, мне кажется, оптимальный вариант для нашего футбола.

И есть третий тип: это такие футбольные «летуны», номенклатура, скажем так. Он завалил одну команду – дадим ему другую, если и там не удалось ничего сделать, так это не он, это команда виновата. Не буду приводить имен – и так все понятно.

Мне кажется, у нас, к счастью, если не подавляющее большинство, то большинство относится сейчас ко второй группе. По крайней мере, у нас стали понимать, что тренеры должны быть профессионалами, наставниками, менеджерами, хорошими фантазерами. И дай Бог, если так оно и будет дальше.

Из главных проблем мирового футбола я выделил бы прежде всего коммерциализацию и судейство. Я не понимаю, почему, согласившись на искусственные покрытия, ФИФА отказалась от электронного контроля: современными средствами ошибки в определении по крайней мере офсайтов можно исключить элементарно! Маленький датчик ставится в мяч, маленькие датчики установлены по краю поля – раздается звуковой сигнал, и вы точно знаете, был или не был офсайт. Это мое предложение. Я готов найти людей, которые завтра разработают эту схему. Она будет недорогой и может быть установлена на любом стадионе. Тут никаких секретов волшебства нет. Но ведь откажутся наверняка, потому что тогда теряется механизм управления ФИФА судьями. Пока судья управляем – а он на поле царь и Бог! – можно делать все, что угодно. Но как только вступает в дело «тупая» электроника, то есть тот самый объективный момент, – так хочется порассуждать о «романтике» футбола, в которой белый и пушистый судья – «он ведь тоже человек, и он может ошибаться»! Но когда ошибка стоит миллиардов (даже не миллионов) долларов, извините, это не ошибка – это уже преступление. Ну что стоит комиссару матча (не судье на поле, а комиссару матча) поставить компьютерный монитор, где он в любой момент может посмотреть любой повтор! А судье – наушник в ухо, как у меня в студии! И не каждую секунду, не подменяя судью, но в спорных моментах, когда игра остановлена (был пенальти или не было пенальти? есть за что его назначать или нет?), он может сказать ему в ухо, так, что никто не услышит, было нарушение или не было. У судьи есть мнение – а у этого есть монитор, и человек перед монитором отвечает за объективность. Ведь в это время за игрой следят еще и миллионы зрителей! Почему это не делается? По той же причине.

Где выход из проблем нашего футбола? Я не знаю. У нас какие проблемы? Проблемы организации, проблемы депрессивного состояния всего общества – следовательно, и футбола. Из этого можно найти выход и наверняка найдут. Но что делать с полями? Может быть, стоит перейти на искусственные газоны!? Ведь у нас их, по сути, нет. Ну что мы можем сделать, нет – и все тут! Может быть, искусственные газоны – выход?! Я играл, кстати, на газоне такого последнего поколения – на нем даже при большом желании нельзя самостоятельно получить травму, разве только если тебе «накладку» не сделают или в спину не толкнут. Нормальная трава!

Конечно, расписание игр. Тоже в зубах навязло. Или мы переходим на европейский ход чемпионата – и футбол превращается у нас в зимний вид спорта, или… Если мы хотим играть в мировой футбол, у нас нет другого выхода, потому что мы с ними сражаемся либо глубокой осенью, либо ранней весной. И то, и другое – просто заведомо подстава. А во всем остальном, я думаю: будут решены проблемы общества – будут решены и проблемы футбола.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.