Пономарь

Пономарь

Александр Пономарев перед началом встречи с венгерским клубом «Вашаш»

Первой настоящей мегазвездой столичного «Торпедо» был Александр Пономарев. Я ни разу не видел его на поле, не был знаком лично, да и воочию мог наблюдать за ним – в бытность его тренером – считаное число раз. Поэтому сказать о нем что-то свое, сокровенное не могу. Но я много расспрашивал о нем старшее поколение журналистов – главным образом, Олега Сергеевича Кучеренко и Юлия Михайловича Сегеневича, под руководством которых отработал почти 20 лет сначала в отделе футбола «Советского спорта», а затем и в еженедельнике «Футбол». Так вот, эти люди не только имели счастливую возможность видеть его игру, но и долгие годы дружили, общались с ним. На основании этих воспоминаний я и составил свой образ Александра Пономарева – одного из лучших голеадоров отечественного футбола.

Как истинный форвард, хладнокровный «охотник за черепами», Пономарев работал в одиночку. Поставить рядом с ним было некого – разве что всю команду, имя и честь которой он защищал. Если спросить болельщиков со стажем, что такое «Торпедо» послевоенных лет, они ответят: это Александр Пономарев. Если спросить, кто такой Александр Пономарев, они ответят: это «Торпедо».

Он пришел в клуб из первой команды «Профсоюзов» – транзитом через сталинградский «Трактор». И пришел по-хозяйски, словно только недавно вышел на минутку. И нашел себя в ней, ибо по духу, по существу своему был истинным торпедовцем. Он трудился на поле в поте лица и забивал по-настоящему трудовые мячи – обязательно в единоборствах с превосходящими силами защитников, опережая их на мгновения, на доли секунды. Может, потому и удавался ему, как никому другому в нашем футболе, удар «пыром». Ведь только он – один из самых непростых в техническом плане ударов – мог помочь ему опередить соперников. «Больше того, – вспоминал впоследствии Никита Павлович Симонян, – Пономарев умел бить носком по летящему мячу. Я в жизни не видел ничего подобного ни в чьем исполнении». Позже, уже став тренером, Александр Пономарев, определяя суть настоящего форварда – тем более, форварда будущего, то есть нашего настоящего, – сказал: «Ищущий удобств не станет бомбардиром».

Пономарев выступал в те годы, когда на футбольных полях блистали такие «небожители», как Григорий Федотов, Константин Бесков, Никита Симонян, Борис Пайчадзе… Но он превзошел их всех, а рекорд в 152 мяча, забитых им в чемпионатах СССР, держался долго – пока не был побит Олегом Блохиным. Да и то, не в обиду Олегу Владимировичу будь сказано, может быть, и ему не удалось бы достать Александра Семеновича, если бы тот из-за Великой Отечественной войны не потерял едва ли не лучшее свое футбольное время – с 23 до 26 лет. Достаточно сказать, что в сезоне 1949 года, отметив свой уже 31-й день рождения, Пономарев забил 23 мяча.

Он практически никогда не отходил не только глубоко в оборону, но даже на второй рубеж атаки. Как выходил на место центрфорварда, так там и оставался до финального свистка. И никто не мог сдвинуть его, оттеснить, выманить, увести от штрафной площади. Он не поддавался никаким уловкам защитников, держа в уме только ворота и самый короткий путь к ним – через центр, по которому и полагалось курсировать центрфорварду во времена системы «дубль-ве». Может, еще и потому его хватало на весь матч, что он не разменивался по пустякам, а подчинял себя одному – яростному, неуемному, неиссякаемому желанию забить мяч. Для него в футболе существовал только один маневр – прорыв к воротам соперника. Но ошибется тот, кто увидит в этом какую-то ограниченность или однобокость форварда. Как бы то ни было, такой футбол был его стихией, его характером, его образом мыслей, а возможно, единственным шансом для «Торпедо» побеждать в матчах, в которых соперник был сильнее и по составу, и по игре.

Главное в любом творческом человеке – талант, данный ему Богом. Но сам по себе талант не заиграет, не зазвучит, выражаясь компьютерным языком, без активации. Такой активацией у Пономарева был труд до седьмого пота на тренировках и доскональное изучение сильных и слабых сторон соперника – главным образом его защитников. Приведу маленький фрагмент из воспоминаний самого Александра Пономарева.

«Шел 1936 год, мне исполнилось 18 лет. Сборная Сталинграда готовилась к Спартакиаде Поволжья, меня включили в состав, и впервые в жизни я выехал с командой на весенний сбор в Батуми. У меня было правило: не ограничиваться обязательными тренировками, а выкраивать полтора-два часа ежедневно для самостоятельных упражнений с мячом. И вот как-то работаю я в одиночестве у стенки. Бью, подхватываю мяч, снова бью, и так раз за разом. А удар у меня, должен признаться, был в то время слабый, да и школы по-настоящему хорошей не было.

Тренируюсь я у стенки, и кажется мне, что все делаю правильно. А за мной, замечаю, стоя в сторонке, наблюдает мужчина атлетического телосложения. Меня это не смущало, но, когда он направился ко мне, я все же смутился и оробел. А он вдруг сказал: «Ты, парень, бьешь только за счет одного колена, за счет его сгиба, а попробуй-ка включить бедро – чтобы бить с большим замахом и с коротким одновременным продвижением вперед, тогда и удар получится сильный». Это было для меня откровением. Попробовал – и верно, небо и земля! Позже я узнал, что это был не кто иной, как сам Михаил Бутусов, наш знаменитый нападающий 1920-х – начала 1930-х годов».

Завершив свою игровую карьеру, Александр Пономарев не ушел из футбола, а стал тренером. И в этой профессии остался прежним – непобедимым: золотые медали чемпиона СССР, серебряные – чемпионата Европы, бронзовые – олимпийского турнира. Не многие наши, да и зарубежные специалисты могут похвастаться такими достижениями. Да и не надо. Великое под силу только великим.

Рассказывают, что когда в 1965 году Александр Пономарев уехал работать в финский клуб «Упон Палло», тамошние игроки не восприняли его всерьез и встретили довольно скептически. Заметив это, он на первой же тренировке сказал одному из футболистов: «Ну-ка, откинь мне мячик». И, получив его, с ходу, метров с 30–35 нанес такой мощный и точный удар, что мяч влетел точнехонько в «девятку». Игроки от удивления пораскрывали рты, и с того момента Александр Семенович стал для них самым уважаемым человеком.

Но вернемся в первые послевоенные годы. В 1947-м в команду пришли легендарный защитник – как сейчас сказали бы, легионер, – человек непростой и очень интересной судьбы испанец Августин Гомес и Антонин Сочнев, сумевший заменить на правом фланге атаки Панфилова. Из того поколения торпедовских футболистов мне довелось быть знакомым лишь с Сочневым. Не раз и не два мы беседовали о тех годах. Расскажу лишь о трех особенно запомнившихся мне эпизодах.

Антонин, мальчишка с Рабфаковской улицы, что в городе Иванове, жил неподалеку от стадиона «Медик». В середине 1930-х в город приехала сборная Турции, чтобы провести товарищеский матч с местными футболистами. Именно с тех пор, когда он десятилетним пацаном висел на заборе, чтобы хоть краешком глаза увидеть игру, футбол вошел в его жизнь. И, как оказалось, вошел крепко, как клин в распорку.

Попасть в большой футбол ему довелось лишь после войны. В 1942 году Антонин был призван на флот. Сначала попал в Кронштадт, затем – в Ленинград, в так называемый Первый Балтийский экипаж. Служил на линкоре «Марат». Когда выдавалась свободная минута, матросы выходили на берег и, невзирая на артобстрелы, гоняли мяч.

«Весной 1943 года, – вспоминал Антонин Николаевич, – мне выпала честь попасть в число участников знаменитого футбольного матча в блокадном Ленинграде. Это была поистине историческая игра. На запасное поле стадиона «Динамо» вышли футболисты «Динамо» и сборная Первого Балтийского экипажа. Репортаж об этой встрече шел по радио на русском и немецком языках. Вскоре в ответ с немецкой стороны раздалось несколько артиллерийских залпов. Мы вынуждены были на время прекратить игру и уйти в бомбоубежище. А минут через 15–20, когда наша артиллерия подавила батареи противника, вновь вышли на поле. Встреча завершилась вничью – 2:2. Играть было тяжело. Война все-таки. Люди были уставшими, голодными. Конечно, накануне матча нас подкормили, но не это придало сил. Мы тогда жили одним – верой и надеждой в скорую и окончательную победу над фашизмом. И этот матч был тому ярким подтверждением…»

После войны, в 1946 году, Сочнев в числе других лучших футболистов, собранных со всех флотов, попал в созданную тогда команду ВМФ. Сборы проходили в Батуми, и вот прямо оттуда по указанию тренера ЦДКА Бориса Андреевича Аркадьева он был переведен в армейский коллектив. Но закрепиться там ему не удалось. Да и сложно это было сделать рядом с такими выдающимися футболистами, как Федотов, Бобров, Гринин, Николаев… К тому же в одном из матчей Сочнев получил тяжелую травму колена. Тут и срок демобилизации подоспел. Тогда-то талантливого футболиста заметил Виктор Маслов и пригласил в «Торпедо». А уже через год, в 1949-м, Антонин Сочнев в составе автозаводского клуба стал обладателем Кубка СССР.

После матча футболистов привезли на завод, где в директорской столовой был устроен банкет. Руководивший тогда заводом Иван Алексеевич Лихачев даже расплакался от счастья и гордости за свою команду.

В 1948 году, когда Сочнев чаще играл еще за дубль «Торпедо», ему довелось познакомиться с Василием Сталиным, в ту пору создававшим свою футбольную команду – ВВС. Вот как вспоминает об этом сам Антонин Николаевич: «Однажды вечером раздался звонок в дверь. Время было уже позднее, и я подумал с тревогой: кто бы это мог быть? Открываю – на пороге капитан, который представился адъютантом Василия Иосифовича Сталина. Попросил быстро собраться и следовать за ним. На мои вопросы – что, зачем и почему? – не отвечал. Что ж, собрался. Внизу ждала машина. Приезжаем в старинный особняк в центре Москвы. Входим. Большой зал, посередине – бильярдный стол. Чувствую себя, прямо скажем, неловко и тревожно. Меня провели в небольшую комнатку, где был накрыт стол – водка, разнообразные закуски. Что особенно меня поразило: на столе стояли не рюмки, а граненые стаканы. Налили, выпили. И тут Сталин говорит: «Вот что, Антонин, приглашаю тебя в свою команду. Присваиваю звание лейтенанта, даю квартиру. Но не это даже главное. Отца твоего освобожу». А надо пояснить, что отец мой, работавший заместителем директора на одном из ивановских комбинатов, был по ложному доносу осужден на семь лет лагерей. Знал я и то, что отец Василия Волкова, футболиста горьковского «Торпедо», также перешедшего в ВВС, через неделю был уже на свободе. Вот тут-то я и решил: ради отца пойду, хотя душа моя не лежала к этой команде.

На следующий день позвонил Александру Семеновичу Пономареву, выступавшему тогда за «Торпедо»: мол, так и так, ухожу из команды, зла на меня не держите. Он все понял, но сказал: «Знаешь что? Приезжай, пойдем к директору». Приезжаем к Ивану Алексеевичу Лихачеву. Тот выслушал нас и говорит: «Тоня (так он меня ласково называл), я, конечно, не Сталин, и у меня нет таких возможностей, как у него. Но на наших автозаводских стройках работает немало заключенных. Как депутат Верховного Совета и как директор завода я могу перевести твоего отца на одну из них. А со временем за ударный труд и отличное поведение мы добьемся его полного освобождения».

Я поверил Лихачеву, но как быть с предложением Сталина? Времена тогда были еще суровыми. Что делать? Приезжаю опять к Сталину: «Извините, Василий Иосифович, но я решил остаться в «Торпедо». Он побагровел и после минутного замешательства как закричит: «А ну пошел отсюда вон!» И я от греха подальше пулей вылетел из кабинета. Я не жалею, что остался в «Торпедо». Эта команда до сих пор остается моим вторым домом. А Иван Алексеевич тогда слово сдержал. Отца перевели поближе к Москве, а вскоре и вовсе освободили».

50-е годы в истории «Торпедо» можно назвать прелюдией к большой победе. Хотя начинались они провально. Сезон 1950 года оказался последним в торпедовской карьере Александра Пономарева – он вернулся на Донбасс, в «Шахтер». Осиротевшая команда не сразу смогла найти ему достойную замену – сделать это удалось лишь к концу десятилетия. А следующий сезон стал прощальным для ветерана Георгия Жаркова. В результате команда три года подряд застревала где-то во второй половине турнирной таблицы, превратившись в записного середнячка. Однако 1953 год получился годом зарождения даже не новой команды, а новой эры в истории клуба. И дело не в том, что «Торпедо» в том сезоне стало бронзовым призером, хотя это, конечно, было несомненным успехом, а в том, что первые свои матчи провели Валентин Иванов, обосновавшийся на месте правого инсайда, и Эдуард Стрельцов. Открыл его в клубе «Фрезер» торпедовский ветеран Путистин, и уже осенью Эдик был принят в команду. Правда, дебют Стрельцова состоялся только в следующем году, но зато какой!

Вот как вспоминал об этом впоследствии Лев Яшин:

«Наше футбольное время было щедро на таланты. Оно выдвигало игроков, которыми восхищался весь мир. Среди них, бесспорно, особое место занял Эдик Стрельцов. Да, не Эдуард, а Эдик – так мы все его в ту пору называли, таким он и остался в моей памяти – молодым, звонким, неповторимым.

Появился он в команде московского «Торпедо». Этот клуб, добивавшийся немалых успехов и в довоенную пору, в первые послевоенные годы, в середине пятидесятых, переживал смутное время. Закончил свою блестящую карьеру Александр Пономарев, ушли с поля братья Жарковы, Севидов, Морозов, Мошкаркин. Доигрывали последние дни их именитые партнеры – Гомес, Соломатин, Сочнев, Чайко. В чемпионате пятьдесят четвертого команда уныло плелась где-то ближе к концу турнирной таблицы. В первом круге мы обыграли автозаводцев довольно легко.

И вот жребий снова свел нас с «Торпедо». От той встречи зависело все: выигрыш выводил нас сразу на высшую ступень пьедестала почета, проигрыш позволял «Спартаку» догнать нас.

И вот вопреки всем прогнозам матч получился едва ли не самым трудным в сезоне. Нападение автозаводцев буквально терзало нашу оборону. Особенно неистовствовал поставленный в центр русоголовый парень. Он забил мне два гола (на которые, к счастью, мы ответили тремя), и еще несколько его ударов я парировал с огромным трудом. «Что же вы не держите этого пацана?!» – кричал я в запальчивости защитникам.

После одного из таких риторических вопросов обычно предельно сдержанный Крижевский, не поворачивая ко мне головы, огрызнулся: «Выходи, держи сам. Я не могу».

Такое признание в устах самолюбивого, знающего себе цену гроссмейстера звучало по меньшей мере странно. Во всяком случае, оно меня удивило. Откуда было мне тогда знать, что виню его за форварда, перед которым окажутся беспомощными лучшие защитники Польши, Швеции, Дании, ФРГ, Болгарии, Румынии, Венгрии, Англии…

Стрельцов! Скажу откровенно, таких одаренных футболистов я больше не знаю, хотя повидал на своем веку немало…

…Лидер торпедовского нападения отличался на поле редким хладнокровием, мог резко стартовать с места, великолепно прыгал, обладал сильным и точным ударом с обеих ног, который производил без подготовки и из самых сложных, порой немыслимых положений. К тому же он прекрасно взаимодействовал с партнерами, особенно с Валентином Ивановым, и никогда нельзя было знать: то ли он сам «выстрелит», то ли «сыграет в пас».

В 1956 году при новом главном тренере Константине Ивановиче Бескове в команду влились молодые воспитанники ФШМ Юрий Фалин, Александр Медакин и Николай Маношин. Кроме того, пришли Леонид Островский из рижской «Даугавы» и Слава Метревели из горьковского «Торпедо». Так потихоньку, словно исподволь, начала собираться знаменитая команда. В следующем сезоне в нее влился Геннадий Гусаров. Но, самое главное, вновь – и на сей раз на долгие пять лет – главным тренером стал Виктор Маслов. Он не только продолжил дело, начатое Бесковым, но и стал вести свои тактические поиски. В 1958 году он пригласил в команду Валерия Воронина, Виктора Шустикова, Валентина Денисова (которого впоследствии болельщицкая и журналистская братия прозвала «нашим русским Пеле»), Олега Сергеева. Да, конечно, были и потери – закончил выступления Августин Гомес, но, главное, был арестован за якобы изнасилование и осужден на семь лет Эдуард Стрельцов. Это, конечно, ослабило команду, но не могло остановить процесс зарождения великолепного ансамбля.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.