И садовник в нем — воля…

И садовник в нем — воля…

Каждый лепит себя сам. Хотя живем мы в обществе, среди людей, каждый из которых и все вместе влияют на нас.

Летом на даче думал о новом сезоне, думал и ждал его, ждал с нетерпением — скорее бы на лед. Но начались тренировки, изнурительные, поначалу вдвойне тяжелые, и опять возвращается сомнение — не пора ли? Успокаиваешь себя, скоро, мол, втянешься, перестанешь замечать нагрузки: прошлый опыт, привычность обыденного не только мешают, но и помогают.

В конца августа я уже легко прыгаю через барьеры, а всего полтора месяца назад, когда начались первые занятия, я с тихой ненавистью смотрел и на эти дурацкие барьеры, и на тренера, и возмущался: на кой черт он это придумал, ведь ни в каком хоккейном матче не придется мне скакать вот так, как приходится сейчас.

Но спорт уже приучил меня к этому; я знаю, что должен пересилить себя, иначе пиши пропало. Вот и в госпитале, начиная ходить на костылях, я знал, что если сегодня пройду сотню метров, до сквера и обратно, то завтра пройду метров на двадцать-тридцать больше, доковыляю уже до проходной и обратно, затем, если выдержу эти сто тридцать метров, мне уже покорятся и двести. Позже будешь удивляться — неужели и впрямь трудно было одолеть эти сто метров?

Спорт воспитывает в человеке умение ценить собственные успехи. Мастер знает, что стоит за ними, какой ценой были добыты победы, рекордные для тебя секунды или метры. И коли вложен в них труд, то естественным, видимо, представляется желание мастера удержаться наверху, постоянно выступать на уровне своих лучших достижений. В самом деле, если достиг я чего-то в спорте, то теперь, выходя на лед, хочу доказать и себе, и сопернику, и зрителям, что я не уступлю противнику, что я могу еще больше, и хотя соперник, мой опекун, моложе, и хотя у него больше сил, азарта, больше энтузиазма и энергии, я могу, я должен это компенсировать не только классом, но и лучшей физической подготовкой.

Сейчас в уровне мастерства спортсмены многих команд высшей лиги уже мало в чем уступают ведущим. Сейчас нет такого различия в классе, как десять или тем более двадцать лет назад, когда один форвард обыгрывал чуть ли не пятерку соперников. Теперь достаточно хорошо играют почти все команды высшей лиги, и преимущество в классе сильнейших клубов и лучших игроков складывается из суммы нескольких «чуть-чуть», не сразу заметных, не всем очевидных. Контролируем шайбу в движении мы почти одинаково, бросаем тоже, в сущности, одинаково, хотя у кого-то бросок более силен и скрытен, скорости у нас различаются мало. Естественно, что разница в мастерстве все-таки сохраняется, и потому кто-то из нападающих обводит в лучшем случае лишь одного соперника, а другой может обыграть и двух.

Особенно четко различие в классе проявляется в последние мгновения атаки — один забивает гол, а другой — нет, все-таки не хватает чего-то. А вот чтобы этого «чуть-чуть» хватало постоянно, надо столь же постоянно добавлять в уровне своей физической подготовки.

Говорят, мастеру по мере обретения им класса и опыта играть легче. Возможно. Но я этого не чувствую. Напротив, звену Петрова победы достаются все труднее. Репутация наша растет, нас — и партнеров моих и меня — хорошо знают, к нам специально присматриваются, приноравливаются к манере действий звена, изучают его игру, и потому нужно постоянно работать, чтобы по-прежнему в чем-то опережать остальных, в чем-то сохранять свое превосходство. А это не просто. Все чаще не приносит результата обманный бросок, поскольку вратари выучили его наизусть, теперь мне надо бросать и хитро, и точно, как и прежде, но и сильно, а для этого опять же нужна дополнительная сила. Стало быть, требуются дополнительные тренировочные нагрузки.

Главное игровое достоинство форварда Харламова, как всегда мне казалось и как объясняли мне мои тренеры, заключается в обводке. В нестандартной обводке, как определил ее Тарасов. Но после травмы я потерял уверенность. Обводка не получалась. И журналисты, тренеры писали после венского чемпионата, что Харламов, раньше обыгрывавший и двух, и даже трех соперников, теперь чаще всего спотыкается на первом. Правду писали. Так все и было.

Но что значит восстановить обводку? Прежде всего значит смело идти в гущу соперников, искать возможность сыграть сразу против двух опекунов, рискуя получить при этом толчок, удар, ушиб. Я понимал это, заставлял себя идти на столкновение, искать единоборства, но где-то в глубинах подсознания срабатывал инстинкт самосохранения, и я в последнее мгновение уклонялся от самого рискованного решения, не шел в борьбу так, как прежде. Теперь я предпочитал играть в пас, а не в обводку, и утратил сначала психологическую уверенность, а затем и навык.

Все теперь, летом 1977-го, надо было начинать сначала. Пока ждал выхода на лед, терзало опасение, что если начну обводить, то может не получиться. Теперь, после перерыва, вызванного автокатастрофой, в которую я попал летом 1976 года, стараюсь обводить как можно больше соперников, стремительно иду в скопление игроков, стараясь побиться, потолкаться, чтобы восстановить и ощущение соперника, часто не безболезненное, и уверенность в том, что могу уйти от любого опекуна. Стал чаще забивать, а это, по моим наблюдениям, первый признак восстановления утраченного душевного равновесия и веры в собственные возможности.