Слово о Вадиме Синявском

Слово о Вадиме Синявском

Он умел владеть собой в невероятных переделках, которые уготовила ему судьба военного радиокорреспондента — на передовой, под градом пуль, и в госпитале, под скальпелем окулиста.

Он умел владеть вниманием миллионов слушателей, рассказывая им о футболе, который стал после войны главным пристрастием и отдушиной исстрадавшейся страны.

Он умел владеть темой, ибо знал футболистов не хуже, чем их тренеры, а тренеров — не хуже, чем их игроки, футбол не имел от него своих тайн; виктории родных команд, как и их конфузии, воспринимал с одинаковым достоинством мудреца, знающего преходящесть и тех, и других.

А еще он умел владеть словом. Его речь была чиста и прозрачна, как ключевая вода, образам, которые он описывал, а порой и сочинял, мог бы позавидовать мастер художественного слова Ираклий Андронников. Он никогда не сказал бы: «Зидан хотел перебросить вратаря», «Камачо, скрипя сердцем, заменил травмированного хавбека», «в случае ничьи словенцы выбывали из розыгрыша», и он бы провалился сквозь землю от стыда, услышав: «Суть да дело в том, что четвертый мяч Клюйверта записали как автогол на имя югославского защитника Говедарицы».

Звали его Вадим Синявский. Тот, кто не слушал его, имеет лишь отдаленное представление о том, что такое искусство спортивного репортажа. Ему подражали, за ним шли Николай Озеров, Котэ Махарадзе, Владимир Перетурин, Владимир Маслаченко, у каждого из них была своя манера, но у представителей нового поколения стиль постепенно размывается. Обогащенные (не перенасыщенные л и?) невероятным потоком информации порой становятся неплохими спортивными пересказчиками, рецензентами — куда реже. Это хорошо, что в футбол приходят все больше и больше журналистов, жаль только, что они становятся похожими друг на друга. Хотел бы напомнить, что их профессия, сугубо индивидуальная сама по себе, такой похожести не выносит (это подтверждают своим стилем Виктор Гусев, Александр Елагин, Василий Уткин).

Чтобы сделать себе имя, Вадиму Синявскому понадобились долгие годы.

После многих встреч и бесед с незаурядным этим человеком я пришел к убеждению, что он, умеющий так живо рассказывать, не любит писать, и к немногим своим литературным произведениям относится с плохо скрываемой иронией.

Как-то он бесхитростно заметил:

— Для того, чтобы передать на бумаге мысль, брошенную в эфир, надо потерять раз в десять больше времени, потом эту мысль приглаживать, жонглировать словами… Нет, то, что родилось мгновенно, под свежим впечатлением, оно искренней и правдивей.

Произнеся эту небесспорную тираду, Вадим Святославович глянул на меня с хитрецой, как бы призывая: «Попробуйте поспорить со мной, не убедите».

Слов нет, микрофон куда более созвучен нашему времени (делу — часы, размышлениям — минуты), чем самая совершенная авторучка, восходящая к гусиному перу. Не случайно один за другим выходят тома, доверительно нашептанные диктофонам. Ведь мог же научиться. Не захотел.

Свою книгу так и не создал. И очень жаль.

* * *

Вадим Святославович был свидетелем и «радиописцем» четырех с лишним десятилетий отечественного спорта.

Проведя в 1920 году первый радиорепортаж о встрече футбольных команд Москвы и Украины, он стал основоположником неведомого и такого увлекательного жанра. Перед войной в каждом доме была своя радиоточка, приятный, с легкой хрипотцой голос Синявского был знаком «от Москвы до самых до окраин». После войны он вел свои динамичные и искренние — без псевдопатриотических восклицаний — репортажи с разных Олимпийских игр и футбольных соревнований. У него был острый глаз, именно так: один только острый глаз, но он охватывал им события, которые не углядеть и четырьмя глазами (начало семидесятых годов было отмечено несколькими «парными репортажами», эксперимент оказался достаточно скучным, от него отказались, быть может, слишком торопливо, следовало бы попрактиковаться еще).

… Война застала его в Киеве.

— Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года здесь открывался республиканский стадион, и я должен был вести репортаж о матче. Но в тот день не довелось произнести слов: «Говорит Киев». Пришлось ждать два года и четыре с половиной месяца, когда мне выпало счастье рассказывать об освобождении столицы Украины.

1 марта 1942 года, ведя репортаж из осажденного Севастополя, он был тяжело ранен (осколок прошел через глаз в голову)… После операции ему предложили эвакуироваться на Большую землю, там бы за него взялись искуснейшие врачи, а он и мысли не мог допустить покинуть израненный, измученный, державшийся из последних сил Севастополь. Сам израненный, измученный, державшийся из последних сил, он защищал город, с которым сроднился навеки.

А день 6 ноября того же сорок второго года застал его в Сталинграде. В канун двадцать пятой годовщины Октябрьской революции берлинское радио известило мир о новой грандиозной победе германского оружия: «Сталинград взят, и фюрер распорядился провести в поверженной твердыне, носящей имя Сталина, парад немецких войск».

Вадим Святославович вспоминал:

— Вечером шестого я, военный корреспондент московского радио, был приглашен на торжественное заседание Сталинградского горсовета. Прямо на заседании, вырывая из блокнота листки, исписанные телеграфным стилем, передавал их своим помощникам-операторам. Закончилась торжественная часть, и меня пригласило командование:

— Очень важно, чтобы о сегодняшнем собрании узнали и Москва, и мир. Когда будет готов отчет, дайте знать, мы обеспечим прямую линию.

В этот момент кто-то включил приемник. Помню как радостно забилось сердце, когда услышал: «Говорит Москва. Передаем только что полученный по телеграфу репортаж нашего военного корреспондента майора Вадима Синявского о торжественном заседании Сталинградского горисполкома, посвященном 25-й годовщине Великого Октября». Ко мне подходили генералы, поздравляли… В тот день я, как любит говорить мой друг и коллега Коля Стор, «немножко много выпил». Кажется, имел на это право.

Прежде чем написать следующую фразу, долго думал: а имею ли я право сказать о том, что знаю, не принижу ли светлую память о дорогом мне человеке? Да разве выкинешь из грустной этой песни слово? Не в тот ли праздничный сталинградский день, когда сладостно билось сердце, и укрепилась истинно русская привычка отмечать радостные и горестные события с чаркой в руке? Радость умножалась, горести утихали… Все любили Синявского, все считали зачесть «посидеть с ним». Он умел пить и никогда не пьянел. Было одно-единственное исключение — тот ноябрьский день сорок второго в Сталинграде.

Вместе с другим замечательным военным корреспондентом Николаем Павловичем Стором Синявский был очевидцем пленения фельдмаршала фон Паулюса и сумел записать на пленку его допрос. Не было в мире радиостанции, которая не передала бы тот исторической важности репортаж.

Он начал войну в Москве, ведя радиорассказ о параде войск на Красной площади 7 ноября 1941 года и участвовал в первых бомбежках Берлина, был свидетелем прорыва Ленинградской блокады, участвовал в боях на Курской дуге и одним из первых журналистов ворвался в горевший Киев.

— А осенью сорок четвертого года меня вызвали с фронта в Москву. Я прилетел и услышал: «Победа близка, и наш футбольный Кубок — одно из доказательств тому. Вам поручается провести радиорепортажи о полуфиналах и финале».

Я подумал тогда: «Вот что такое в наши дни футбол». Наверное, буду помнить финальный матч не меньше, чем зенитовцы, выигравшие Кубок, чем Дмитрий Шостакович, написавший трогательный рассказ о победе земляков-ленинградцев. Для меня же та игра стала переломным жизненным событием. Я снова становился футбольным — понимаете, что это значит? — футбольным комментатором… после того, как повидал столько смертей и горя… это было, эх, если бы только мог сказать, что это было… иногда так трудно найти одно-единственное, все выражающее слово.

— Мне кажется, что некоторые ваши молодые коллеги не испытывают подобных затруднений… у них готовый набор на все случаи футбольной жизни, берут оттуда то, что ближе и не надо напрягать память.

— Да, об этом мы часто говорим молодым. Искусство комментатора — нелегкое искусство. Искусство рассказчика — полегче. У нас немало телерассказчиков, которые добросовестно вешают о том, что зритель сам видит на экране. Надо иметь, а точнее — заслужить право сказать о том или ином эпизоде борьбы, о том или ином игроке: «я думаю», «мне кажется», «мне не нравится это потому, что». Надо хорошо знать не только технику и тактику, но и психологию футбола… Результат любой игры известен всем, а как шла к нему команда — лишь немногим. Нелегкое это дело — постигать такого рода тайны, но и заманчивое до невозможности. Короче говоря, иметь свою точку зрения, порой отличную от всеобщей, растиражированной, дано лишь журналисту, постигшему футбол от альфы до омеги. Появляются первые проблески: новые имена, с которыми приятно работать и которым хочется помогать.

…Все хорошее, что есть сегодня на спортивном радио и телевидении — от него, Вадима Синявского.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.