4 ПОЛУЗАЩИТНИКИ
4
ПОЛУЗАЩИТНИКИ
Сильные хавбеки — сильная команда. Ленинградцы. Федор Селин — король воздуха. Не футболом единым. Игорь Нетто — пик-восьмитысячник. Мастера на все руки. Маленький гигант.
Еще юношей узнал я футбольную мудрость: сильные хавбеки — сильная команда. Нам, молодым, она казалась парадоксом, все мы искали славы и счастья только в нападении. Подобные настроения живы и поныне.
Действительно, наступательные функции хавбеков расширяются: последние тактические новинки все чаще позволяют им участвовать в атаках и даже забивать решающие голы. К тому же оборонительная деятельность полузащитников теряет прежнее значение — ведь теперь у них сзади четверо защитников и уменьшилось число нападающих. Поэтому во всех ведущих командах линии хавбеков укомплектованы вчерашними нападающими. Их обязанности состоят в поддержании беспрерывных связей между защитой и нападением. Они регулируют и обеспечивают синхронную работу тонкого и чувствительного механизма — футбольной команды высокого класса.
От современного хавбека требуется универсализм и выносливость прежних полузащитников. В острый момент они должны быть и полноценными нападающими. Большинству это по силам и по душе. Но лишь немногие способны полностью подменить защитника. И в этом беда современных хавбеков. Ведь у новых систем свои особенности. Потому-то на футбольный Олимп периодически восходят полузащитники-новаторы и уходят те, кто не может приспособиться к новым веяниям.
Проследим за трансформациями полузащитников с 1918 года — первого сезона в советском футболе.
Верховодили петроградские команды. Душа петроградской сборной Павел Батырев играл центрального полузащитника. Он один опекал в середине поля центровую тройку противника и он же снабжал мячами своих нападающих. Теоретически это невозможно. Но на поле он это делал — на помощь приходило неравенство сил.
Павел Батырев долго и по праву считался образцом центрального полузащитника — игрока, обязанного быть всегда лучшим, всегда сильнейшим атлетом в команде, тонким тактиком и организатором. Умело и без нажима дирижировал он многие годы ленинградской сборной, безошибочно находил верный тон в руководстве сверхопытным Филипповым, сверхтребовательным Бутусовым и сверхэкспансивным Ежовым.
Высокий, широкоплечий, всегда веселый, он так умело пласировался на поле, что успевал в самом начале разрушить комбинации центровой тройки противника. Скорость у Батырева была средняя, но он владел цепким отбором мяча и, главное, отличным подыгрышем.
Не так давно я встретил его в Ленинграде. В рассуждениях о тактике он с обычной легкой иронией спросил меня:
— Ну, скажи, кто первый в советском футболе отдал своему партнеру мяч не вперед, а назад?
Я не знал этого, но решил, что вопрос задан неспроста и что этот первый кардинальный шаг в расширении тактических возможностей советского футбола сделал хитроумный Уллис — Павел Батырев.
— Вероятно, ты, Павел Васильевич?
— Да, я. Именно я! Чувствую, что развернуться с мячом трудно, я и отдал его первый раз назад Ежову, чтобы разрядить обстановку у своих ворот.
Сейчас это звучит наивно, но сорок пять лет назад было открытием. И не виноват Батырев, что его футбольные внуки порой злоупотребляют тогдашней тактической новинкой.
Справа от знаменитого центрального полузащитника выступал в ленинградской сборной Петр Филиппов. Он получил высшее образование в Англии и там же стал футболистом. Филиппов виртуозно (только правой) владел мячом и был неистощим на всяческие футбольные ребусы. Его уловки помогали сборной Ленинграда десять лет обыгрывать Москву в футболе и хоккее за счет голов, забитых полузащитниками со штрафных, угловых и свободных.
Это он, Петр Павлович Филиппов, первым стал практиковать в хоккее с мячом неотразимый удар с нажимом. А в пятидесятых годах сконструировал в помощь тренерам знаменитую футбольную катапульту — «филипповскую пушку».
Старший брат П. П. Филиппова — Всеволод тоже отлично играл в центре полузащиты, а младший, Георгий, о котором я уже упоминал, несмотря на недоразвитую левую руку, отлично выступал на месте левого полузащитника. Мало того, он пользовался вполне заслуженной славой лучшего хоккейного вратаря.
Все трое братьев Филипповых составляли прочную линию хавбеков популярного клуба «Коломяги».
Рядом с ними выступал в сборной и знаменитый в те времена хоккеист Владимир Воног. На зеленом поле он не блистал ни техникой, ни тактикой, но восполнял недостатки задором и работоспособностью. Там, где мы, московские форварды, прорывали сети заграждений Батырева и Филиппова, натыкались на физическое сопротивление неутомимого Вонога.
Эти трое играли полузащитников и в хоккейной сборной Ленинграда. Только Батырев — слева, Воног — в центре, Филиппов — справа. Я играл всегда на правом краю — в футболе и хоккее — и потому на горьком опыте познал искусство Батырева. Против него я всегда боролся в хоккее, против Вонога — в футболе.
Что же представляла собой линия полузащиты в московской сборной команде? Такого могучего и сыгранного трио, как в Ленинграде, у нас не было, но солисты встречались.
Отличными центральными полузащитниками были Константин Блинков из ЗКС и Владимир Ратов из ОЛЛС (Общество любителей лыжного спорта). На местах крайних полузащитников в сборной Москвы выступали с 1922 года Казимир Малахов и Павел Ноготков, оба из СКЗ. Это были техничные игроки, хорошие организаторы атак, понимавшие стратегию футбола.
В 1924 году сборная Харькова неожиданно выиграла первенство страны, победив в финале (2:1) сборную Ленинграда, до того обыгравшую москвичей. Успеху харьковчан во многом содействовали полузащитники Николай Капустин, Владимир Фомин и Иван Привалов. Двое последних потом оказались в сборной и надолго закрепились там, хотя отличались друг от друга по характеру игры.
Владимир Фомин в харьковском «Динамо» играл центрального хавбека. Спокойный, но расторопный, он отлично отбирал мячи и хорошо взаимодействовал с пятеркой нападения. Он был корректен и умел приспособиться к любому противнику.
Иван Привалов, небольшой, быстрый и крепкий, легко и уверенно вступал в борьбу, и если отбирал мяч, то с удовольствием устремлялся вперед по флангу на чужие ворота. Природный левша, он владел отличным завершающим ударом, и потому его подключения в атаку всегда вносили смятение в оборону противника. Точно играл он и у собственных ворот, умел в критический момент отбить мяч, как заправский защитник.
Но чудо-полузащитник появился все-таки в столице.
Заслуженный мастер спорта Федор Ильич Селин родился в 1899 году и начал играть в футбол в Спортивном клубе Замоскворечья. Высокий (183 см) и сухощавый (76 кг), он с первых же своих выступлений привлек всеобщее внимание акробатической игрой. Его шпагаты, подкаты и ножницы вызывали бурные аплодисменты на всех европейских стадионах, где ему пришлось выступать. В игре головой он не знал себе равных. А ногами без особых усилий мог снять мяч со лба любого противника.
Селина обожали. Ему давали самые разнообразные прозвища: «Король воздуха» — за бесподобную игру головой, «Червонец» — за чудесный золотой цвет волос и другие. Всеобщую любовь Федор заслужил и потому, что был душевным, без всякого зазнайства человеком и великим футболистом. Когда Селин был в ударе, он мог один сдержать пятерку нападения (если она состояла из заурядных игроков).
Но при неукротимом темпераменте и дерзкой отваге Федор Ильич не умел распределить свои силы. В первые тридцать минут каждого тайма он, как ураган, появлялся во всех местах поля, где оказывался мяч. Похоже было, что он один надеялся сокрушить противника. Часто в критической ситуации он активным вмешательством содействовал решающему успеху своей команды, и тогда передышка выручала его. Но иногда враг сохранял в целости и свои ворота и свое стремление к победе. Тогда Селину доставалась горькая доля — защищаться при израсходованных силах.
В 1926 году Селин перешел в московское «Динамо», где его талант окончательно оформился и окреп. Все крупнейшие победы динамовского, московского и всесоюзного футбола еще шесть лет после этого были связаны с блистательным именем Селина.
Добродушный и покладистый Федор перерождался на поле, он не знал компромиссов в борьбе.
Федор звал к победе личным примером, вспыхивал с первых минут. «Держись, Ильич завелся!» — кричали противники. И действительно, в экстазе, с горящим лицом, не прося пощады и не давая ее, золотоволосый Селин был великолепен, как Руслан в бою.
Кончалась игра, и независимо от результата он встречал нас своей детской улыбкой. Одинаково просто и мягко говорил каждому, кто особенно рьяно сражался с ним:
— Не обижайся, — и заглядывал в глаза: — Ты меня тоже не миловал. Ведь это игра...
На него никто никогда и не сетовал.
Федор не любил оставаться один. Его тянуло в толпу, в гущу событий, к молодежи.
Когда сборная Москвы приезжала в другие города, люди осведомлялись: «Федор приехал?» Фамилию не называли: в футболе был и есть только один Федор — Селин. Это высшая форма известности. Любой футбольный грамотей щеголяет тем, что знает: раз Павел — значит, Канунников, раз Михаил — значит, Бутусов, Лев — синоним Яшина. Совсем недавно бесфамильным было имя Игорь, все понимали — речь идет об Игоре Нетто.
Федор Ильич Селин — глава в истории советского футбола. Он не оставил наследников по стилю. Тому, что он умел, нельзя научиться. Таким можно только родиться. У нас принято сравнивать игроков прошлого с теми, кто блистает сейчас. Федора Селина обычно обходят: он просто несопоставим.
После Селина пост центрального полузащитника просуществовал только пять лет. И отличался здесь Андрей Старостин. В предыдущей главе я рассказал, как в матче с басками появился первый советский стопер, исчезла специальность центрхавбека.
Тяжела и солона была эта должность. Раньше футболисты, на каком бы месте они ни играли, получали иногда небольшие скидки в подготовке к играм. Все, но только не центр полузащиты, — становой хребет команды.
Поэтому я всегда тщательно следил, чтобы перед матчами Андрей копил силы. Он сам рекомендовал всем хорошенько высыпаться накануне игр, но за разговорами с друзьями забывал смотреть на часы. Зайдешь к нему около полуночи, а там — Юрий Олеша, Михаил Яншин, Николай Асеев и их друзья. Конечно, в таком обществе можно просидеть незаметно до утра.
Завтра на стадионе они будут горячо помогать нам с трибун и приветствовать любой успех Андрея. Но сегодня они не дают ему вовремя лечь спать и невольно готовят лучшему другу не аплодисменты, а свист.
Я сажусь и многозначительно молчу: не улыбаюсь на остроты, не задаю вопросов, хотя мне до смерти хочется узнать театральные и литературные новости, а друзьям Андрея — услышать прогнозы на завтрашний матч.
Михаил Михайлович догадывается, в чем дело.
— Николай Петрович, вы прямо как Станиславский, чтобы все минута в минуту. Неужели уходить?
Деликатный Юрий Карлович поднимается первым и берег под руку Асеева.
Друзья брата с явным сожалением начинают прощаться.
А что было делать? Один раз мы проиграли матч московскому «Динамо» в основном потому, что Андрею пришлось всю ночь работать. Полузащитников не зря сравнивали с машинным отделением команды, а центрхавбека — с главным двигателем; горючего в нем должно быть всегда с запасом.
Но, конечно, дружба Андрея с писателями, актерами, музыкантами самым положительным образом влияла на формирование его личности. Не футболом единым был жив мой брат. Он посвящал в футбольные тонкости своих друзей, а сам получал взамен из первоисточников куда более ценные дары.
Спорт, и в частности футбол, привлекающий внимание миллионов, давно получил политическое значение. Это хорошо понимают в каждой стране, и нам, футболистам, очень важно уметь достойно представлять свою Родину не только на стадионах, но и во встречах дипломатического характера.
Во время гастролей «Спартака» во Франции в 1936 году премьер-министр Эдуард Эррио пригласил нас на званый обед. Обед давали в старинном ресторане, массивном и темноватом. Уже после первых блюд мы поняли, что попали в заветное лоно французской кухни.
Я сидел рядом с господином премьер-министром — значит, под самым обстрелом официантов, которые беспрерывно меняли тарелки, подливали вино и подкладывали кушанья. Едок я расчетливый, всю жизнь тщательно слежу за своим весом, всегда выхожу из-за стола не до конца сытым. Но мой сосед, видимо, придерживался противоположных взглядов. Эррио ел так, что вгонял меня в трепет. Его громадная голова была склонена к тарелкам, и первые полчаса он настолько был поглощен едой, что не вел никаких разговоров. Как жезлом самодержца, он указывал вилкой на мой прибор, и официанты сейчас же накладывали на очередную тарелку новое кушанье в размерах, соответствующих аппетиту хозяина. Я маленькими кусочками съедал примерно пятую часть того, что было на тарелке, надеясь таким образом выстоять до конца.
С восхищением следил я за соседом и беспрерывно сигналил спартаковцам, предостерегая их от излишеств.
Наконец премьер-министр отвязал салфетку и бросил ее на стол. Он обвел нас всех веселым взглядом и начал речь.
Мы знали, что Эдуард Эррио блестящий оратор, и еще раз убедились в этом. Грудной раскатистый бас подкреплялся энергичной жестикуляцией правой руки. Каждый тезис заканчивался опусканием кулака на стол, словно премьер ставил массивную печать.
Он не торопился, ждал, когда закончит мысль переводчик, и еще уверенней продолжал. Речь была посвящена нашему приезду. Премьер-министр говорил, что спорт помогает сближению советского и французского народов. Он рад, что мы приехали во Францию, рад, что имеет возможность, пригласив нас, хоть в какой-то степени ответить на то гостеприимство, которое было оказано ему лично в Советском Союзе. Затем он высказался за расширение политических и экономических связей между Францией и Советским Союзом. Подчеркнул особое значение заключенного в ноябре 1932 года пакта о ненападении между этими странами.
Отвечать пришлось мне, а я еле дышал после всех съеденных блюд. Спасло искреннее восхищение прекрасной Францией и громогласное «физкульт-ура» в двадцать молодых голосов.
Бравый аккомпанемент особенно понравился дамам. Госпожа Эррио, веселая и приветливая, как большинство француженок, объявила, что открывает танцы в паре с «главным советским футболистом». Ее супруг учтиво пригласил жену советского консула. Я похолодел, когда понял, что попал в кавалеры к госпоже Эррио. Я не умел танцевать. В любом другом случае я бы отказался от танца, но здесь выхода не было. Кроме того, храбрость мне придавали вина, которые приходилось пригублять за столом из разнокалиберного хрусталя.
«En avant!» (Вперед!) — вспомнил я французский девиз и, расправив плечи, пригласил свою именитую даму.
Оркестр что-то громко играл. Силясь угадать, что же это, я сосредоточился на одном: не наступить партнерше на ногу. Секунды тянулись как часы. Мы пошли по второму кругу. В глазах госпожи Эррио я видел вначале удивление, потом замешательство и, наконец, смех.
Не знаю, насколько удалось мне напускной беспечностью прикрыть смущение, но конец этой муке настал. Я поблагодарил даму за доставленное удовольствие. Она благосклонно закивала. Подошел консул. Желая хоть как-то оправдать свою неловкость, я попросил его извиниться за меня и сказать, что я плохо танцую вальс-бостон.
— Ничего, месье, все шло отлично, — очаровательно улыбаясь, ответила госпожа Эррио. — Тем более что это был фокстрот.
Тогда я очень пожалел о том, что не умею танцевать. Одной тысячной доли усердия, вложенного в футбол, хватило бы, чтобы научиться и фокстроту, и бостону, и чарльстону.
Основные крайние хавбеки сборной Москвы Евгений Никишин и Станислав Леута долгие годы были вне конкуренции.
Никишин в игре был прообразом Игоря Нетто. Он отлично играл головой, безошибочно выбирал место, а в скорости не уступал такому признанному спринтеру футбола, как правый крайний Петр Григорьев из сборной Ленинграда. Своим нападающим играть с Никишиным было истинное удовольствие, настолько своевременны, мягки и точны были его передачи. Но было у него и слабое место: не владел Никишин завершающим ударом, сам он не представлял большой опасности для чужих ворот.
Станислав Леута, наоборот, мог с тридцати метров из самого трудного положения прицельно выстрелить по воротам. Тогдашние вратари невесело острили: не ноги, а пушки. И еще одним замечательным достоинством владел Леута — универсализмом: не было такого места в сборной, где бы этот талантливый спортсмен не заменял полноценно выбывших партнеров. Он играл как центр нападения вместо Петра Исакова и как крайний защитник вместо Александра Старостина. Выступал как инсайд вместо Василия Павлова и как правый крайний нападения вместо меня. Только в воротах он не стоял, не бросался по углам за мячами, но чужих вратарей заставлял это делать частенько, потому что был штатным пенальтистом и в сборной и в «Спартаке».
Обязаны Станиславу Леуте спартаковцы и за ту молодежь, которую он готовил себе на смену. Помню, как выручил «Спартак» его любимый ученик и дублер Алексей Сидоров. Это произошло в канун Дня физкультурника в 1936 году на Красной площади, где на следующее утро должен был выступать на параде «Спартак».
Мы доставили на площадь в разобранном виде громадный, невиданный еще в мире войлочный ковер размером около десяти тысяч квадратных метров.
Из кусков войлока предварительно, на стадионе «Ширяево поле» в Сокольниках, было сшито несколько десятков полос. Длина каждой из них равнялась ширине Красной площади. Закатанные в колбасы, полосы привезли к ГУМу и разместили вдоль тротуара. Предстояло составить из них сплошной ковер, обозначить на нем зеленой краской футбольное поле, черной — беговую дорожку, а секторы для прыжков и метаний окрасить под песок в желтый цвет.
За одну ночь, как в сказке о Василисе Премудрой, надо было сшить полосы, окрасить ковер и скатать в один вал к ГУМу. Кроме того, необходимо было научиться раскатывать его в считанные минуты так, чтобы не вышло осечки на глазах правительства и ста тысяч приглашенных. Перекосы и складки не только искажали бы общий вид спортивного ядра, но и мешали бы бегунам и футболистам во время соревнований.
По сценарию предполагались состязания легкоатлетов и футбольный матч высокого накала. Государственная комиссия выделила «Спартаку» целый час. Чтобы выступления прошли интересно, без спадов, в программу легкой атлетики включили только бег, а игру насытили эффектными голами.
Малейшая неточность грозила провалить весь тщательно продуманный план. Вот почему решили делать все руками самих спортсменов. Двадцать опытных шорников показали мастерам спорта, как надо орудовать иглой. Триста спартаковцев ночью накануне парада, вооружившись специальными шорными иглами, сшили раскатанные колбасы в один ковер.
Когда войлочные тюки привезли на площадь, туда вдруг приехал Александр Васильевич Косарев, секретарь ЦК ВЛКСМ. Я знал, что ему по душе пришлась наша затея с ковром, но сегодня мы его не ждали. Тут было что-то не так.
Вместе с Косаревым из машины вышли двое военных. Они начали внимательно изучать толщину войлока.
— Александр Васильевич, — сказал один, — эту игру на площади разрешать не следует. Спортсмены при падении могут покалечиться. Такой ковер от брусчатки не убережет. В нем толщины всего сантиметр.
Второй кивнул в знак согласия со своим коллегой.
Я видел, что Косарев в затруднении, и решил вмешаться.
— Мы в Турции вообще на асфальте играли...
— Асфальт не брусчатка, — не дал мне договорить военный.
— Красная площадь не Турция, — свысока добавил второй.
Я пошел на отчаянный шаг.
— Зачем предполагать? Лучше испытаем.
Не давая опомниться оппонентам, подбежал к одному из тюков и стал его раскатывать вместе с подоспевшими на помощь спартаковцами. На глаза мне попался Алексей Сидоров. Не знаю, слышал ли он наш разговор, но понял, что я зову его не зря.
— Леша, — говорю я и многозначительно смотрю ему в глаза, — как думаешь, на этом ковре мы завтра не сломаемся? Сделай любезность, хлопнись на него разок как следует.
Гляжу, парень подпрыгнул от мостовой на метр, не меньше, и приземлился боком. Вскочил, взвился еще выше и хвать вторым боком. Встал легко, улыбнулся и говорит:
— Еще нужно?
Комиссары опешили. Да и я изумился. Клянусь, ни один цирковой артист не мог бы сделать все так ловко.
— Ну как... Не больно? — выдавил из себя один из военных.
— Да что вы, — отвечает Алексей, — совсем как на траве.
— Ясно. Все, оказывается, хорошо, — сказал Александр Васильевич. — Так и доложим.
И все трое, попрощавшись со мной и Сидоровым, уехали.
— Ну, Леша, ты орел. Сам не знаешь, как выручил. Вот счастье, что именно ты подвернулся, — бормотал я, только сейчас отдавая себе отчет, чем бы грозила «Спартаку» отмена выступлений.
На другой день под центральной аркой ГУМа, где была наша раздевалка, вижу, Сидоров перед выходом на матч просит у запасных игроков трусы подлиннее и ногу волочит. Смотрю, оба бедра у него припухли и синие.
— Леша, тебе нельзя играть, бегать не сумеешь, да и опять удариться можешь.
— Что вы, Николай Петрович. Сыграть в таком матче — мечта всей жизни. Ноги выдержат, да и сильно стукаться о камни сегодня ни к чему.
Я пожал ему руку и пошел с ним на Красную площадь.
Выступление «Спартака» прошло триумфально. В эстафетах легкоатлеты показали рекордное время. В футбольном матче голы забивали по-разному: с прорыва, с углового, с верхних подач головой, с пенальти. «Актеры» (основной и дублирующий составы) играли с большим подъемом. Я радовался, что все прошло без накладок.
А вечером на торжественном банкете среди самых почетных гостей сидел худощавый, симпатичный паренек, левый хавбек дублирующего состава Алексей Сидоров.
Хавбеков, заслуживающих лестного отзыва, было много в двадцатые-тридцатые годы. Но обмена опытом почти не проходило, и потому игроки южных городов заметно отличались от северян. Нужны были регулярные календарные соревнования, руководство из единого центра. До сих пор футбол на периферии развивался стихийно и зависел во многом от меценатов. Каждый из них помогал делу по-своему и своеобразно. Многие старались всей душой и... по-медвежьи гнули дуги. А бывало, что и должностные руководители разбирались в футболе по-дилетантски.
В 1938 году впервые был опубликован список 55 лучших футболистов страны. Только через десять лет возродили этот обычай. Ежегодно в конце сезона Федерация футбола СССР знакомит любителей спорта с 33 лучшими футболистами страны.
Кто же из полузащитников был назван в первый раз? На первые места были поставлены московские динамовцы Алексей Лапшин и Евгений Елисеев, в недавнем прошлом нападающие. Высокие, размашистые, с сильными дальними ударами, они вносили уверенный и хороший тон в игру московского «Динамо». Следом шли спартаковец Сергей Артемьев, младший из пяти братьев-футболистов, славившийся обводкой и уже тогда владевший той сменой ритма в беге, которую нынешние тренеры так высоко ценят.
Киевлянин Иван Кузьменко (отец чемпионки по теннису Валерии Кузьменко-Титовой) обладал неповторимым игровым почерком. Он не торопился на поле, делал все обстоятельно, прочно и корректно. Мяч он мог забивать почти с самого центра поля. Этого чудесного человека и спортсмена расстреляли фашисты вместе с другими киевскими динамовцами во время войны.
На третьем месте в списке 1938 года стоят Владимир Гребер и Валентин Федоров. Гребер, расчетливый, техничный и выносливый, был стабилен и надежен. Он не срывал оваций, но думаю, что, существуй тогда нынешняя пятибалльная система, тренеры меньше четверки ему бы не ставили.
Федоров по натуре совсем другой. В протоколах против его фамилии сейчас стояли бы вперемешку пятерки и двойки. Он рано стал асом и действовал по принципу: «Беру огонь на себя». Старался успеть к мячу всюду и, овладев им, самостоятельно обыгрывал одного-двух противников. При удаче все получалось хорошо. Но капитану команды нужно было зорко следить, чтобы Валентин не заигрывался. Заядлый спортсмен, он готов был без оглядки сражаться с каждым, кто хоть раз его обвел или отнял мяч.
Постепенно полузащитники, титулованные в тридцать восьмом году, стали исчезать из списков лучших. Появились новые светила. Очень колоритным оказался Константин Малинин. Средний рост не мешал ему бесподобно играть головой и обладать ударом, «способным забивать гвозди», как шутили его одноклубники-спартаковцы. В игре Малинина все было ясно и просто, никаких хитростей, но зато он не делал никаких скидок и на объективные условия. «Играть так играть!» — вот девиз, под которым этот большой мастер прошел свой спортивный путь.
Интересным игроком был и Борис Орешкин из Ленинграда. Изворотливый и сильный, он одно время находился в такой отличной спортивной форме, что по праву входил в число лучших игроков. Но из-за отсутствия равноценных партнеров в команде «Электрика» ускорилось сползание его в ряды «середняков».
Уже тогда стали вырисовываться у хавбеков два направления. Одни тяготели к действиям в защите, других влекло вперед, во вторую линию атаки. Все чаще стали мелькать термины «полузащитник атакующий», «хавбек оборонный». К сороковым годам это разделение стало четким.
И все же хавбеки забивали мало мячей, потому что даже атакующий полузащитник считал своей святой обязанностью как можно чаще подыгрывать форвардам.
Во время войны стране было не до футбола. Умение защищаться и нападать очень пригодилось советским спортсменам на полях сражений. Они проходили новую для них науку.
В преддверии великой победы, в 1944 году, возобновились игры на Кубок СССР. Неожиданно обладателем его, обыграв в финале ЦДКА, стал ленинградский «Зенит». В 1945 году триумфально выступило в Англии московское «Динамо». В Европе поняли, что появился новый претендент на футбольный трон. «Они уверенно защищаются и тут же стремительно атакуют», — писала спортивная пресса Запада.
Эту тактику идеальной пружины, то сжимающейся для уплотнения тыла, то распрямляющейся для молниеносного нападения, осуществляли в основном полузащитники. У них появилось стремление активно атаковать чужие ворота. Объяснялось это тем, что каждый из них, прежде чем попасть на пост хавбека, много поиграл в линии нападения. Разве Константин Рязанцев и Виктор Панюков не были первоклассными инсайдами? А Вячеслав Соловьев не подвизался на правом краю? Разве с юношеских лет не было мечтой Олега Тимакова сыграть центрфорварда?
Только у знатоков в памяти остается многострадальное усердие хавбеков, но миллионы болельщиков по чужим воспоминаниям и газетным отчетам знают, что «Спартак» дважды выиграл Кубок СССР, в 1946 и 1947 годах, за счет тех решающих голов, которые в критические моменты забивал противникам головой в финальных играх полузащитник Олег Тимаков. Такие голы, подобно огненным вспышкам, освещают историю футбола. Они главная притягательная сила. Не случайно в 1967 году президент старейшего лондонского клуба «Арсенал» Денис Шилл Вуд предложил произвести реформу в календаре первенства, просуществовавшего без изменений более ста лет.
— Чемпионом должен быть тот, кто забьет больше голов, а не наберет больше очков, — провозгласил этот дальновидный знаток футбола. — Я не вижу других возможностей возродить интерес к игре и уничтожить массированный бетон.
Смело, радикально и, главное, просто.
Не знаю, как это изменит тактику футбола, а полузащитники отсиживаться в обороне не будут. Атака станет прописной истиной для всех, кто изберет себе тяжелый крест играть хавбеков. Хотя, пожалуй, если это предложение будет принято, профессия полузащитника станет легче и заманчивее.
В начале пятидесятых годов в советском футболе появились два выдающихся полузащитника — Александр Петров и Игорь Нетто.
Первый попал в столицу из армейской команды в полном расцвете дарования, другому было только девятнадцать лет. Отсюда сроки их владычества: у первого — пять лет, у второго — пятнадцать.
В этом тандеме было все: быстрота, отточенная техника, темперамент, решающее влияние на ход игры. И наконец, поистине громадный диапазон действий. Кроме того, Петров был левшой и с левой ноги бил по чужим воротам нокаутирующим ударом.
После того как Александр Петров ушел, у Игоря Нетто в сборной появились другие талантливые напарники, но никогда у него уже не было столь замечательного партнера, как Александр Петров в годы его расцвета. Только ему уступал Нетто свое коронное место левого полузащитника в сборной, а сам передвигался на место правого хавбека, где играл с тем же блеском.
Тренировки и режим Нетто могут служить образцом для каждого. Все памятные годы своей блестящей карьеры он был и остается патриотом родного клуба «Спартак». Эту команду он восемь раз провел по кругу почета после пяти побед в чемпионате СССР и трех выигрышей кубка. Причина его рекордного спортивного долголетия — высокая требовательность к себе. Нашу молодежь нужно воспитывать именно на таких примерах.
В футболе есть много приемов, чтобы обыграть соперника. Обычно от противника отрываются, выискивая пространство, где можно свободно распорядиться мячом. Но очень редко пустой участок поля можно найти на главном направлении. Основной проспект по центру поля всегда перекрыт вражеской обороной.
Поэтому атаки идут, как правило, окольными, а значит, более безопасными и легкими путями. Вот отчего мало забивают голов, вот почему болельщики так часто вспоминают блаженные дни выступлений Григория Федотова, Всеволода Боброва и Игоря Нетто.
Тактику большинства смело отвергали эти титаны. Не от противника, а на него. Не один на один, а вторжение с мячом в самую гущу чужой обороны, по самой прямой дороге к воротам. Вторжение неожиданное, дерзкое и потому успешное.
Много таких красивых мячей забил Игорь Нетто. Чаще всего это бывали решающие, особо весомые голы.
...Исчерпаны возможности нападения, бесплодны тонкие по замыслу передачи, неприступными кажутся чужие твердыни. И вдруг Игорь Нетто с мячом в ногах рвется на приступ в одиночку. Обогнан первый, обыгран второй, обманут третий. Взгляд на мяч и здесь же — на вратаря. Мгновение поймано. Удар. Гол!
После этого умиротворенный Игорь торжественно шел к центру поля. Взгляд его добрел, черты лица смягчались.
Игорь умел быть принципиальным и справедливым. У него обо всем — собственное мнение, в привязанностях — постоянство. К футболу он относился как подвижник. В искусстве и музыке тяготел к серьезному.
На вопрос о причинах проигрыша обычно кратко отвечал:
— Много браку допустили, — и замолкал. После драки махать кулаками не любил. Но к следующей игре энергию копил и друзей по команде взбадривал.
Вот почему за пятнадцать лет его капитанства в «Спартаке» команда, как правило, дважды подряд не проигрывала. В вопросах тактики Игорь придерживался взглядов трезвых и ясных. Фантазиями не обольщался. Предпочитал игру в «мелкий перезвон», как именовались быстрые и точные передачи. Но мог ударить и в «большой вечевой колокол» — один ворваться в чужую оборону и изящный почерк своего мастерства скрепить печатью решающего гола.
Популярностью Игорь Нетто пользовался не только в нашей стране. Везде, где знают футбол, было известно его имя. Это позволило спартаковцам в одной из зарубежных поездок близко познакомиться с корридой. Мы увидели бой быков, еще уцелевший в Испании, Мексике и некоторых южноамериканских странах.
В 1959 году команда мастеров московского «Спартака» играла в Южной Америке. В столице Колумбии — Боготе — перед одной из тренировок ко мне в номер зашли Масленкин и Корнеев и попросили взять на стадион знаменитого мексиканского тореадора, который настойчиво ищет знакомства с Игорем Нетто. У автобуса мне его представили. Антонио Лисарасо — так звали тореро — оказался высоким, отлично сложенным парнем лет двадцати пяти. Держится скромно, одет изысканно, со вкусом.
— Антонио, у вас от мяча бедра будут болеть. А свежие ноги вам нужней, чем боксеру, — говорю я ему.
Он отвечает:
— Ничего, я ведь и матадор и футболист с детства.
Вышли на поле. После разминки и тренировки разделились на двое ворот. Тореодор вызвался играть на левом краю и профессионально эти обязанности выполнял.
Интерес к бою быков после этого знакомства еще больше возрос. Коррида была назначена на воскресенье.
Всей командой мы разместились в почетной ложе для гостей. По радио сообщили — в цирке «Спартак». Нас дружно приветствуют десятки тысяч голосов, вчерашних посетителей стадиона. За пять минут до этого все громко требовали снизить цены на корриду (билет от трех долларов и выше). Известие о присутствии советских футболистов отвлекло публику от щекотливого вопроса.
Начинается коррида традиционно — торжественным парадом. Под звуки оркестра появляются в расшитых золотом костюмах, со шпагами в руках все матадоры, за ними бандерильеро и, наконец, пикадоры на лошадях. Они напоминают Дон-Кихота несуразностью одеяния и внешним видом лошадей, защищенных по крупу кожаными матрацами.
Зрелище, когда не утомленный еще бык атакует несчастную лошадь и, несмотря на кожаные щиты, наносит тяжелые раны, оказалось особенно тягостным. Уже тогда многие из наших ребят побледнели, а кое-кто покинул ложу. Фонтан крови, хлынувший из быка вслед за вылетевшей, как пружина, шпагой, доконал прославленных бомбардиров кожаного мяча. Я тоже почувствовал головокружение, но усилием воли заставил себя остаться.
Появляется матадор на арене не сразу. Вначале быка, выпущенного из полутемного стойла, встречает пикадор — всадник, вооруженный копьем, которого сменяет тореадор с большой красной мулетой. Потом бык в исступлении гоняется за пешими бандерильеро. Их двое, и каждый должен всадить в шею животного две бандерильи — деревянных копьеца с металлическим наконечником.
Это очень опасно, разъяренный от боли и крови бык бьет рогами с остервенением. Только недюжинная ловкость и самообладание спасают смельчаков. Один из них на наших глазах взлетел на воздух. Подоспевшие тореадоры спасли ему жизнь, своими мулетами скрыв бандерильеро от глаз быка.
И вот, наконец, животное достаточно утомлено. Пора приступить к развязке. Под аплодисменты появляется матадор. На арене только он с маленькой мулетой и бык. Зрелище достигает апогея. Бык видит единственного врага и кидается на него. Начинается игра со смертью. Матадор в доли секунды успевает увернуться от рогов, отводя животное колебаниями мулеты. Он обязан проделывать это не спеша, изящно, грациозно и очень близко от рогов. Двадцать сантиметров встречаются шиканьем, а вот два — овациями.
Каждый матадор старается блеснуть каким-нибудь особенным приемом. Один ждет быка на коленях, другой становится к нему спиной в самый критический момент, третий медленно поворачивается около торчащих рогов. А зрители, среди которых добрая половина женщины, беснуются и кричат.
Наконец матадору выносят шпагу, и он получает разрешение от президента корриды разить быка. Подобно римскому консулу Сулле, тот опускает большой палец вниз. Матадор делает выпад, стараясь поразить быка в сердце. Животное стоит несколько секунд, затем начинает шататься и падает.
Арена грохочет. Появляется лошадь с лямками. Тушу захлестывают за задние ноги и увозят по песку. На нее стараются взгромоздиться наиболее экспансивные зрители, прыгающие вниз со своих мест.
Затем полиция наводит порядок, следы крови посыпают свежим песком. Пятиминутный антракт, и на арене следующий бык. Его ждет другой матадор.
Антонио Лисарасо выступил блестяще. Почти не двигаясь с места, пропускал он мимо бедра рога животного, весившего более 400 килограммов. Теперь редко кто из матадоров идет на такой риск. Мы с удивлением узнали, что по-настоящему крупный и тяжелый бык — непобедимый противник в схватке с человеком, вооруженным одной шпагой. Узнали мы и другие особенности корриды: если, например, матадор нанес два удара шпагой, а животное устояло, то оно спасено.
Попался среди шести животных, вышедших на арену, и умный бык. Он не захотел гневаться и равнодушно смотрел на красные мулеты, красные платья, шарфы и зонтики неистовавших зрителей. В конце концов его выгнали с арены и заменили другим.
Опустошенными уходили мы с корриды. Жгучий интерес был удовлетворен, а в душе родились протест и отвращение. Впрочем, о вкусах не спорят: не зря Джек Лондон описывает критически бой быков, а Эрнест Хемингуэй с восхищением.
Меня на вторую корриду не тянет. Мне страстно хочется, чтобы футбол переманил с гладиаторских арен на стадионы всех любителей боя быков. Чувства, вызванные корридой, не помешали нам дружески распрощаться с Антонио Лисарасо — мужественным человеком, зарабатывающим свой хлеб в спорте, уцелевшем от средних веков и, по-моему, доживающем свои последние годы. Ведь не случайно Игорь Нетто не смог досидеть до конца корриды, а сам знаменитый матадор так любит футбол. Примечательно — он знал все об Игоре, а спартаковец ничего не слышал о Лисарасо. Вместе с тем Нетто были известны все подробности о латино-американской футбольной звезде ди Стефано.
Да, коррида заставляет восхищаться отвагой человека, она воспитывает огромное мужество и ловкость. Но ради чего рискуют отважные матадоры? Разве их доблесть двигает вперед культуру, науку, технику? Наконец, что воспитывает коррида у зрителей?
Мужество, ловкость, железную выдержку проявляют и футболисты. Защитник Николай Тищенко в полуфинале Олимпийского турнира в Мельбурне играл против команды Болгарии со сломанной ключицей. Рука была прибинтована к телу. И выдержал этот матч до конца.
Не удивительно, что даже на родине корриды — в Испании — спортсмены в бутсах становятся более популярными, чем храбрецы с мулетой и шпагой. Кожаный мяч все больше отнимает зрителей у несчастных быков. Это закономерно. На знамени спорта начертано: «Равенство, благородство и братство». У корриды нет таких высоких девизов, она обречена.
По законам спорта появление выдающихся спортсменов всегда вызывает цепную реакцию: рядом обязательно возникают новые таланты. Так случилось в пятидесятых годах в футболе, когда за место правого полузащитника в сборной разгорелась упорная борьба. О левом речи нет. Здесь неприступно, как пик-восьмитысячник, возвышался долгие годы Игорь Нетто.
Не раз я во время тренировок садился за сеткой ворот, спиной к полю, и на спор старался по звуку определить, кто из игроков нанес удар.
Прослушивалась целая симфония. То мяч при полете гудит, то издает свист, а то слегка подвывает. Разнохарактерны и звуки при соприкосновении мяча с ногой. Иногда это шлепок. Сразу догадываешься — удар нанесен внешней стороной ступни. Слышится легкий звон. Не сомневаюсь — это бьют с прямого подъема. Сила удара здесь такова, что воздух в мяче звенит. А вот мяч послан с пальцев. Четкий щелчок — и даже сетка шелестит по-особенному. Если знаешь, кто и как бьет, то шансов угадать бьющего много.
Юрия Воинова, в частности, распознать было легче других. Сначала звук треснувшего ореха, потом короткое жужжание мяча от сопротивления воздуха и, наконец, как бы вздох сетки. Говоришь оппоненту.
— Юрий!
Оглядываешься — он. Так чисто, сильно и аккуратно бил только этот полузащитник, связавший свое имя с командой киевского «Динамо». Воинов — уроженец Подмосковья. Первые футбольные шаги он делал дома, в Подлипках. Затем — ленинградский «Зенит» и, наконец, столица Украины.
Игрок благородный, с достоинством. В душе пожар, а внешне сдержан. Сам в панику не впадал, суетню других презирал. Команда проигрывает — Юрий не хватается за голову, побеждает — радуется сдержанно, разве только чуть больше мяч в ногах потаскает.
Дебют Воинова в сборной состоялся в 1954 году в игре против венгров на московском стадионе «Динамо». Задача ему выпала сложнейшая: прикрыть Ференца Пушкаша, тогда мировую звезду. Новичок в грязь лицом не ударил. Счет 1:1. Пушкаш выглядел не ахти как. В отчетах говорили, что у Воинова еще оставались силы для атаки чужих ворот.
Было время, когда команда Киева, как дирижера, слушалась своего правого полузащитника. Специально наигрывали комбинации, чтобы вывести на заключительный удар своего капитана. И вот тогда зрители сначала слышали характерный звук треснувшего ореха и через мгновение видели мяч в воротах противника.
Сейчас атакующий правый хавбек Юрий Воинов — тренер. Он перестал играть сам тогда, когда это оказалось нужным. Поэтому для своих почитателей Юрий навсегда останется молодым.
После Воинова место правого хавбека прочно занял Валерий Воронин, полузащитник иного направления, которое возникло с переходом современного футбола к массированной обороне. Это не значит, что Валерий не умеет поддержать нападение и забить гол. Когда надо, он это делает превосходно. Но центр поля не его стихия. Он не челнок, беспрерывно ткущий прочные связи для взятия чужих ворот своими нападающими.
Спортивные комментаторы и журналисты признали Валерия Воронина лучшим советским футболистом 1965 года. ФИФА включила его в состав сборной Европы в играх с Англией и Югославией. На восьмом чемпионате мира 1966 года он был единственным из советских футболистов, прошедшим в символическую сборную мира.
Несмотря на большую известность, Воронин скромен и покладист. Он умеет мобилизовать партнеров на отыгрыш, если дела плохи, и призвать не расслабляться, если все хорошо. И сам он прилежно и темпераментно трудится на поле для победы. Его техника не блещет виртуозностью, но зато обеспечивает прочную и убедительную игру.
Хорошо сложенный, отшлифованный спортом, Валерий подчеркнуто серьезен на поле. Его игра лишила привычной уверенности даже таких чародеев кожаного мяча, как португалец Эйсебио и венгр Альберт. В матчах советской сборной против Португалии и Венгрии на чемпионате мира в Англии Воронин опекал этих асов. Опекал по-новому, на некотором расстоянии, а не примитивно грудь в грудь. Он играл против лучших в мире бомбардиров с редким достоинством. Ни португалец, ни венгр не рисковали индивидуально действовать против Воронина. Он не только лишил их обычной активности, но и свел к минимуму диспетчерские обязанности своих противников.
Именно за эти игры торпедовец попал в элиту мирового футбола. Думается, что своей тактикой Валерий решил проблему красивой персональной опеки на поле.
Воронин — воспитанник московской футбольной школы. Семнадцатилетним юношей он был принят в команду «Торпедо», в которой бессменно выступает вот уже более десяти лет. Его верность команде помогла автозаводцам после ухода из их рядов в 1962 году шести игроков основного состава снова сцементировать коллектив, занять второе место в 1964 году, а в 1965 — добиться звания чемпиона. Жаль, что Валерий не избежал срывов. Были дни, когда звон футбольного мяча он менял на другую музыку. Дружеские руки вернули его на верную дорогу. Сильному на футбольном поле не положено проявлять слабоволие в жизни.
На год моложе Воронина украинец Йожеф Сабо. Это надежный полузащитник, отлично владеющий отбором мяча.
По национальности Сабо венгр, родился в Закарпатье, футболистом он стал в Ужгороде, а затем был приглашен в лучшую украинскую команду — киевское «Динамо».
— Наш лучший солдат, — говорят о нем тренеры. И Сабо всегда оправдывает это звание. На мировом чемпионате в Англии он заслужил самые похвальные отзывы прессы.
Большой запас сил, ярость в борьбе и скорострельный уверенный удар с правой ноги делали Йожефа опасным противником. Обычно Сабо любит припугнуть своего подопечного, предлагая ему физические поединки. Такой метод помог киевлянину восторжествовать в играх с Италией и Венгрией. В полуфинале против команды ФРГ фортуна изменила нашему полузащитнику. В одной из схваток с Францем Беккенбауером Йожеф неудачно пошел на таран. В борьбе за мяч нога немца оказалась предусмотрительно приподнятой, и вся сила удара нашего игрока попала в подошву чужой бутсы.
Те, кто играл, знают, что это такое: сразу вспухает подъем, обычно бывают повреждены и ахилловы сухожилия. Сабо с грехом пополам до конца игры дохромал, но из дальнейших соревнований чемпионата выбыл. Только через месяц начал Йожеф восстанавливать свою форму в киевской команде и внес свою лепту в ее победы 1966 года.
Интересна судьба другого киевлянина — Андрея Бибы. Долго он играл нападающего. Четкий удар и хорошая ориентировка создали ему славу настоящего дирижера на поле.
На эластичном шаге Биба возмещает отсутствие рывка быстрыми и точными передачами. Каждый сезон Андрей в своей команде киевского «Динамо» входил в тройку лучших бомбардиров. Частенько появлялся он в олимпийской сборной, но дотянуться до уровня лучших национальных игроков так и не сумел. При подготовке к первенству мира 1966 года Андрей снова оказался в сонме избранных, а испытания на агрессивность и выносливость так и не сдал. Просматривали его теперь уже по рангу полузащитников. Биба не обнаруживал особого тяготения к тому, чтобы отбирать мяч. Как правило, он охотнее старался предугадать направление чужой атаки, чтобы сыграть на перехватах. Старшему тренеру сборной Морозову такой тактикой Биба явно не угодил.
После мирового чемпионата в центре внимания снова оказалось всесоюзное первенство. И тут выяснилось, что киевские динамовцы, ведомые своим капитаном Андреем Бибой, далеко вырвались вперед, получили золотые медали, да еще и кубок в придачу.
Заслуги капитана в этом оказались настолько велики, что Андрею Бибе спортивные комментаторы советской прессы в конце года присвоили звание лучшего советского футболиста 1966 года. Так лучшим оказался игрок, не защищавший честь сборной в Англии.
Налицо грубая ошибка. Чья же?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.