Глава 5 ПЕРВОЕ ЧЕМПИОНСТВО

Глава 5 ПЕРВОЕ ЧЕМПИОНСТВО

…Захожу в кассу, и мне, как обычно, говорят: распишись вот здесь. Смотрю: а у меня там значится совсем другая сумма, гораздо больше, чем у других молодых ребят. Пацаны, узнав об этом, сразу начали возмущаться: «А-а, как же так»?! А я в шутку, с пафосом: «Играйте лучше, молодежь».

Хотя и не хотел я уходить из «Пресни» в «Спартак», но освоился в новой команде достаточно легко. Как я уже отмечал, на первых порах мне всячески помогали Романцев и особенно Жиляев. Владимирыч рассказывал, кто на какой позиции играет, кто у меня конкурент, у кого какие сильные стороны. Советовал, как себя вести.

Так как добираться до спартаковской базы в Тарасовке из своего Останкина мне было очень долго, в один прекрасный момент начальник команды Николай Петрович Старостин подозвал меня и сказал:

— Лучше будет, если ты переедешь жить сюда, на базу. Я согласился. Хотя, разумеется, ездил и домой.

В начале сезона-87 я продолжал играть в «Спартаке» за дубль. Складывалось все неплохо — отдавал, забивал, мы побеждали. А через три месяца после старта чемпионата СССР пришел мой черед дебютировать в матче за первую команду. Это была домашняя встреча с «Кайратом». Играли на «Динамо». Меня заявили в запас. И минут за пятнадцать до конца матча Бесков сказал мне:

— Раздевайся, выходишь.

Динамовский стадион заполнен под завязку, на трибунах сорок тысяч болельщиков, все что-то кричат. Мы вели — 2:1, и сам матч складывался нервозно. И тут слышу: «Раздевайся». Сказать по правде — порядком струхнул. Но конечно, быстро переоделся и выскочил на поле. К счастью, вроде бы ничего не испортил. Счет до конца матча так и не изменился. Но в памяти у меня крепко засела картинка: полный динамовский стадион, и я выхожу на поле.

После игры поехал домой на электричке, а в ней — толпы спартаковских болельщиков. Я все думал: куда бы спрятаться, чтобы не узнали.

Попав в «Спартак», я окончательно понял: футбол стал профессией. Хотя моя жизнь по-прежнему походила на сон» Как только я начал играть за основной состав, в Тарасовке меня поселили в одном номере с самим Дасаевым. Дублеры жили на втором этаже, и я поначалу тоже, а футболисты основы — на третьем. Получается, во всех смыслах поднялся по карьерной лестнице.

Я и Дасаев — в одном номере. Для семнадцатилетнего паренька это было чем-то невообразимым. Думаю, нас специально поселили вместе, чтобы Ринат взял надо мной шефство. Не могу сказать, что мы очень сблизились, все-таки разница в возрасте сказывалась. Но из ветеранов я больше всего общался именно с ним, Поначалу только слушал и мотал на ус, ни с чем не спорил.

Допустим, зайдет он в номер, посмотрит на меня и скажет:

— Спишь? Ну правильно, спи, восстанавливайся, готовься,

Я только кивал головой, А когда пообвыкся, уже начал отвечать:

— Конечно, сплю. Чтобы тебе на тренировке забить побольше.

Ринат улыбался:

— Посмотрим, молодой, посмотрим.

Отец, Владимир Яковлевич:

— Когда Саша уехал в «Пресню», он как-то сразу возмужал. Там играли очень крепкие ребята. Для второй лиги команда была весьма приличной. Саша закалился, повзрослел. А попав в «Спартак», где-то на второй год заматерел уже полностью. Освоился, узнал ребят. Стал выполнять установки Бескова, и там уже у него все пошло словно по маслу. Бесков к Сашке очень хорошо относился.

…Хотя в «Спартаке» всегда во главе угла стояла дисциплина, многие ее нарушали. И будут нарушать. Это естественно. Но за игроками следили. Был у нас в команде тренер — Федор Сергеевич Новиков, маленький такой, но с большими ушами. Мы за глаза его так и звали Ушастик. Легендарный человек. Он готов был три часа сидеть под дверью и слушать, кто там и что говорит.

Случались совсем забавные эпизоды. При Бескове мы утром выходили на зарядку. Все должны были пробежать по кругу и в конце занятия сделать растяжку. Многие филонили. По кругу пройдутся — и все. А Новиков придумал вот что: выходил из базы на тридцать минут раньше и прятался в кустах — сидел и ждал, когда ребята выйдут. А потом записывал, кто и как тренировался. И если видел, что все уже окончательно расслабились и никто ничего не делает, то рассекречивался и выбегал из кустов с криками «А-а, попались!» Но мужик был интересный, смешной, веселый.

Вообще, коллектив в «Спартаке» оказался классный. Разница между звездами и молодыми почти не чувствовалась. Конечно, у всех были свои характеры. Дасаев был импульсивным, и мне это нравилось. Он очень не любил пропускать голы, сразу заводился. По-настоящему жил в воротах. Мне нравилось бить ему на тренировках. Мы постоянно на что-то спорили — на кувырки, отжимания. И я не раз заставлял Рината кувыркаться.

Дасаев был едва ли не единственным человеком в «Спартаке», который мог спорить с Бесковым. На разбоpax игр никому не позволялось говорить лишнего — а он мог. Как-никак капитан. Да и лучший вратарь страны.

Хидя, Вагиз Хидиятуллин, был более жесткий и взрывной. Мог «напихать» кому-то из молодых. Многие из ребят моего возраста на Хидю обижались. Он держал грань: если ты молодой, то должен знать, что молодой. Вагиз мог резко ответить и тренеру, но Бесков сразу ставил его на место, не давал особо высказаться, как Дасаеву. Константин Иванович знал, что Хидя способен сказануть лишнее. Если Дос мог поспорить-посмеяться, то Хидя порой был готов вспылить и огрызнуться. Поэтому Бесков моментально его осаждал.

Буба, Александр Бубнов, казался более конструктивным. На поле выглядел строгим, жестким, как защитник, а в быту любил прийти к нам, молодым, рассказать, что и как надо делать. Короче говоря, лапшу на уши повесить. Сейчас он такой же философ в своих газетных комментариях, критик-аналитик. Он тоже пытался на разборах отвечать Бескову, но в долгие дискуссии с тренером не лез, уступал.

Федор Черенков — тихоня. Многие в Тарасовке его даже не всегда узнавали, настолько незаметно он себя вел. Приходил, раздевался, шнуровал бутсы, и на поле. Два слова скажет, зато обыграет пятерых, отдаст голевой пас пяткой, и все смотрят, раскрыв рты.

Радик, Серега Родионов, был столь же скромным, как и Федор, Он и сейчас не изменился.

Дедовщины в «Спартаке» не было, были нормальные футбольные порядки. Если ты молодой, то без лишних слов должен брать сетку с мячами и нести ее на поле. Я тоже поначалу так и делал. До тех пор, пока не стал игроком основы. С этого момента я с радостью начал уступать это «право» дублерам, которые тренировались вместе с основной командой. Еще бы — статус-то у меня сразу повысился.

Кстати, это отразилось и на зарплате. В «Спартаке» было три ставки: дублера, игрока «под основой», и твердого футболиста основного состава. Я поначалу был на ставке дублера. Она составляла шестьдесят рублей. Столько же получал и в «Пресне». Но в «Спартаке» меня достаточно быстро, уже месяца через четыре, перевели на зарплату игрока основного состава. Разницу я почувствовал сразу. Эта ставка составляла уже сто восемьдесят рублей. Понятное дело, у моих сверстников эти изменения вызвали неоднозначные эмоции. Раньше мы получали зарплату в один день. И все друг у друга спрашивали: «Тебе сколько дали? А тебе»? И тут — неожиданные изменения.

В один прекрасный день приезжаю в клуб, захожу в кассу, мне, как обычно, говорят: распишись вот здесь. Смотрю: а у меня там значится совсем другая сумма, гораздо больше, чем у других молодых ребят. Очень я удивился. Спрашиваю:

— Не ошибка?

— Нет, мы не ошибаемся, — улыбаются. — Дело в том, что с этого момента ты переведен на ставку игрока основного состава.

— Ну, спасибо.

Пацаны, узнав об этом, сразу начали возмущаться:

— А-а, как же так?!

А я в шутку, но с пафосом:

— Играйте лучше, молодежь!

То есть переход от дублера к футболисту основы у меня получился более чем резким. Своей игрой я заставил себя уважать, невзирая на то что был молодой. В то время в «Спартаке» многих моих сверстников подпускали к основе. Но они не могли проявить себя, так и оставаясь в восприятии ветеранов молодыми. А ко мне начали относиться иначе, практически как к равному. Я никогда не чувствовал себя ущемленным. Были, конечно, в игре моменты, когда кто-то кричал на меня — и Хидя, и Буба. Мол, давай, Мост, что стоишь, беги вперед! Бежал беспрекословно. Но вместе с тем ветераны поняли: я тоже игрок, который в сложной ситуации сможет правильно разобраться, и для этого на меня вовсе не обязательно повышать голос, а порой достаточно подсказать. Вдобавок я практически сразу начал забивать — причем важные, решающие мячи. Меня в том сезоне даже прозвали палочкой-выручалочкой.

Кстати, о прозвище «Мост». Так меня начали называть еще в «Пресне». И поначалу это страшно не нравилось. Когда говорили «Мост», я думал, что меня унижают. Своим одногодкам отвечал: еще раз назовешь меня Мостом, по рогам настучу. Старшим, понятное дело, так не скажешь. Но мне не нравилось, когда ко мне обращались подобным образом. Со времен школы негативно относился к кличкам. Если кто-то пытался в отношении меня что-то такое придумать, я всегда мог дать этому товарищу по физиономии. Ну а кликуха «Мост» со временем ко мне приклеилась, и я стал воспринимать ее спокойно. И потом я даже счастлив был, что меня так звали и зовут до сих пор. В Испании же ко мне обращались или Алекс, или Мосто. Я даже так расписывался — Мосто, чтобы не было длинно…

Как только я начал проявлять себя в «Спартаке», на уши поднялось цээсковское начальство: мол, упустили парня! И начались волнения: раз он воспитанник ЦСКА, давайте-ка вернем его назад. Руководители «Спартака» говорят:

— Как же так? В свое время вы от Мостового отказались, а теперь, когда он заиграл у нас, спохватились. Поздно, ребятки.

А генералы в ответ:

— Ладно, раз так, мы его сейчас быстренько в армию заберем.

Тогда в «Спартаке» насторожились. И начали меня всячески скрывать. Я жил на базе, а в город не высовывался. На игры ездил на автобусе. А родители стали чаще приезжать ко мне в Тарасовку. Домой, правда, тоже иногда выбирался вечерами. Рисковал? Возможно. Знаю массу примеров, когда людей элементарно останавливали на улице, сажали в машину и увозили. Но меня это так и не коснулось.

Отец, Владимир Яковлевич:

— Когда Саша заиграл в «Пресне», а потом попал в «Спартак», руководители ЦСКА опомнились. Ко мне лично подходил тренер армейцев Валентин Бубукин и говорил:

— Мы его сейчас в армию заберем. Он наш воспитанник, и мы хотим его вернуть.

Ветеран клуба Альберт Шестернев подтвердил, что армейские начальники очень сильно разозлились. Их просто-таки возмутил тот факт, что Саша, пройдя армейскую школу, играет в «Спартаке». Я усмехнулся:

— Ну, вам-то он был не нужен. В свое время вы четко сказали про него и других пацанов: «Сырые».

После этого я встретился с начальником «Спартака» Николаем Старостиным и рассказал ему об этом разговоре. Николай Петрович спросил:

— Есть ли у тебя выход на Дмитровский военкомат? Срочно забери карточку и привези ее нам. Мы ее оформим в Краснопресненском.

Пришлось мне ехать к военкому и договариваться.

…В Институт физкультуры, куда меня пытался устроить Жиляев, я поначалу идти не хотел. Смущало, что меня туда «протаскивали». До этого я по-другому воспринимал жизнь. Я шестнадцать лет рос в обыкновенной подмосковной семье, И не понимал, как можно что-то получать по блату. Для меня это было в диковинку, В мозгу сидела вбитая аксиома: у нас в стране все должны жить одинаково. И я, конечно, говорил: нет, я не пойду ни в какой институт. Но в итоге Жиляев меня убедил, и я поступил в малаховский институт.

Если бы я все-таки перебрался в ЦСКА, то воспринял бы это спокойно. В то время я ни о чем не задумывался. У меня все шло гладко. Простой паренек, на которого нигде не делалась особенная ставка, за каких-то два года прошел путь до футболиста основного состава «Спартака». Такое тогда немногим было дано. Возможно, Бог наградил меня за то, что я все детство посвятил футболу.

После дебюта в матче с «Кайратом» я полностью отыграл в выездном матче с минским «Динамо», который завершился со счетом 0:0. И практически уже не выпадал из основы, провел в составе большинство матчей второго круга чемпионата-1987.

За шестнадцать проведенных игр я забил семь мячей. Для новичка, семнадцатилетнего парня, это был очень хороший результат. Не случайно по окончании сезона меня признали лучшим молодым футболистом, открытием сезона. Сказка продолжалась. И «Спартак» в первом же моем сезоне стал чемпионом.

Настоящей проблемой стала дорога домой после матчей. Приходилось ехать в электричке в одном вагоне с фанатами. И как только я входил в вагон, они тут же начинали кричать: «Ба, да это же Саша Мостовой, не может быть!» Народ буквально на уши становился, расчищали мне место, и давай петь спартаковские песни.

Я, как мог, старался незаметно проникать в вагоны, садился у окошка и прятал голову. Мне подобная популярность казалась дикостью. Но с другой стороны, я все больше и больше понимал, что значит быть игроком такой команды, как «Спартак». Однако не кичился этим. Такое понятие, как «звездная болезнь», прошло мимо меня. Раньше, чуть что не так, на всех молодых вешали ярлыки: ну все, он «звездняк» подхватил. Про меня же любой скажет: я каким был в общении, таким и остался, и свысока ни на кого не смотрел. А сейчас такое среди молодых футболистов сплошь и рядом. Кто-то выйдет на замену в малозначимом матче, а на следующий день сразу идет пофорсить в ресторан, причем заходит туда с таким видом, как будто он чемпионат мира выиграл. А кто-то из рядом сидящих еще скажет: «О-о, он вчера играл за «Динамо», мы по телевизору видели». Тогда у парня вообще может «крышу» снести. Я свою славу переносил иначе. Впрочем, я ее особенно и не чувствовал. Разве что в электричках. И особенно после побед.

Отец, Владимир Яковлевич:

— У Саши действительно никогда не было звездной болезни. Иной раз ко мне подходили знакомые и говорили: «Слушай, Володь, ехал тут намедни с твоим Сашкой на электричке — никакого высокомерия. Как будто и не играет в «Спартаке».

…В том сезоне было много запоминающихся матчей. Например, с «Днепром», с которым мы соперничали за чемпионство. Игра получилась со скандальным оттенком. Мы забили спорный гол, когда мяч ударился о перекладину и не пересек ленточку. И еще один мяч мы провели с неоднозначного пенальти. Это был сотый гол Федора Черепкова в официальных играх. Матч завершился вничью — 2:2, и в «Днепре» подняли вой по поводу результата. Тогда Николай Петрович, который всегда ценил в футболе и в жизни справедливость, предложил переиграть встречу. Но наши украинские друзья тут же замолчали. Видимо, сразу решили, что ничья не самый плохой результат.

О Старостине можно говорить долго. Чем он запомнился мне? Человек без эмоций. С клубом происходила уйма всяческих ситуаций, из-за которых любой мог вздрогнуть. А он был очень уравновешенным. Выиграла команда или проиграла, спокойно заходил в раздевалку, стоял там себе или что-то кому-то объяснял. Очень воспитанный, культурный. Я не видел, чтобы Николай Петрович на кого-то кричал. К тому же он был очень начитанный человек. Не раз бывало, что начинал нам прямо в автобусе декламировать стихи. Минут, тридцать мы ехали, и все это время он их читал. Или же рассказывал какие-то интересные истории. Помню, как в 1991 году мы отправились в коммерческое турне в Японию. Так получилось, что в самолете рядом со мной и Шалимовым сел Старостин. И представьте себе — все те десять часов, что мы летели, он читал. Для нас, молодых, которые нечасто брали в руки книжки, это казалось чем-то фантастическим.

Однако возвращусь к сезону-1987. Настоящим событием для меня, разумеется, стала встреча с киевским «Динамо». Мы играли на выезде и в упорной борьбе победили со счетом 1:0. «Спартак» в те годы вообще очень удачно проводил матчи в гостях с киевлянами. Ажиотаж встречи был колоссальным. У нашей гостиницы постоянно бродили толпы фанатов. Я сразу понял: противостояние «Спартак» — «Динамо» — нечто особенное.

Помню, как подъезжали к стадиону, сумасшедшие крики местных болельщиков: «Киев! Киев! „Динамо"! „Динамо"!» Первый тайм мне не очень удался. Я сильно волновался: до этого мне не приходилось выступать при стотысячной аудитории. Бегал по своей бровке туда-сюда, но игру на себя брать не решался. В перерыве Бесков, дав указания всей команде, подошел ко мне и тихонечко сказал:

— Все идет нормально. Только постарайся больше получать мяч. Не бойся, пускай тебе дают. Кричи. Постарайся больше участвовать в комбинационной игре, не прячься.

А я на самом деле прятался, боялся получить мяч. Со стороны это прекрасно видно. Я был скромный, никому ничего не говорил. Увидят — отдадут, не увидят — ну и ладно.

Ту игру мы довели до победы. А после нее произошли события, которые оказались не менее запоминающимися.

Мы ехали на вокзал и видели, что обстановка на улицах накалена до предела. Люди беснуются, раздражены поражением. У самого вокзала — та же картина. Вокруг — толпы фанатов. Администратор Хаджи еще в автобусе скомандовал: «Ребята, поезд такой-то, вагон такой-то. Все — мигом туда». Мы схватили сумки и понеслись. Хотя нам было скорее не страшно, а смешно. Бежим, хохочем. Ситуация казалась не экстремальной, а забавной.

Но выяснилось, что на нашем поезде должны были уезжать и болельщики «Спартака». И киевляне, разозленные поражением, решили выместить зло на них. У самих вагонов я увидел нелицеприятную картину: драки, крики, мат-перемат. Мы заскочили в свой вагон, а потом туда же стали забегать спартаковские болельщики:

— Ребята, спрячьте нас.

— Нет проблем, ложитесь где угодно, — отвечаем. Нас, футболистов, не трогали, но по ошибке могло и достаться. В каком-то купе даже стекло выбили. Словом, экстрима в тот день мы «накушались» сполна. Но в Москву приехали победителями.

Первое место в чемпионате-87 «Спартак» обеспечил себе в домашней встрече с «Гурией», за тур до окончания первенства. Играли в манеже «Олимпийский». Перед матчем все в команде в один голос твердили: «Ну уж «Гурию»-то мы обыграем без проблем». И тут — незадача. Атакуем-атакуем, а забить не можем. Первый тайм заканчивается — 0:0. Второй — снова мяч не идет в ворота. И тут — решающий эпизод игры. Кто-то из спартаковцев бьет по мячу головой, и он летит за лицевую линию. И я на каком-то наитии мчусь туда изо всех сил, хотя, казалось бы, достать тот мяч невозможно. Но каким-то чудом достаю. Более того, бью по нему так, что он летит точно на голову Федору Черенкову. А тот — прямо перед воротами, причем его никто не держит. И Федор без труда забивает гол. Все: мы чемпионы! Я чемпион! Этот момент всю жизнь будет стоять у меня перед глазами.

За победу в чемпионате игрокам в качестве премиальных выделили машины. Вернее, не сами машины, а только очереди на них. Тогда, чтобы считаться чемпионом, надо было наиграть за команду определенное количество матчей, больше половины. Таких у нас было человек двенадцать. Им выделили «Волги». А остальным давали «жигули». Мне досталась «Волга». Но лишних денег у нас в семье не было. К тому же у отца уже имелась машина. Что делать? В итоге папа нашел какого-то грузина, которому мы продали свою очередь. Так что ту «Волгу» я даже не видел.

В том сезоне я дебютировал за «Спартак» и в евро-кубках. Первым нашим соперником в Кубке УЕФА было дрезденское «Динамо». Мы обыграли его более чем уверенно — 3:0, а я забил два гола. Следом предстояли матчи с западногерманским клубом — «Вердером». Черная отметина в истории «Спартака». Выиграв дома со счетом 4:1, в гостях мы были разгромлены еще крупнее — 2:6 — и вылетели из турнира.

Первый матч сложился для нас легко, и в Бремен мы ехали со спокойной душой. Эта поездка больше волновала не в спортивном плане, а в бытовом. Раньше любой выезд за рубеж рассматривался как бонус, как возможность что-то купить, походить по магазинам. За кордоном, в отличие от нашей страны, любых товаров было навалом — будь то куртки, джинсы, ботинки или что-то еще. Любая игра за рубежом рассматривалась под такой призмой. Поэтому всех очень волновала жеребьевка еврокубков. При этом мы все время подшучивали над ребятами из ЦСКА, которые если и ездили за рубеж, то в основном в соцстраны — ГДР, Чехословакию. «Парни, вас возят, как типичных советских туристов», — смеялись мы.

Нам же подчас доставались шикарные страны. Западная Германия — из их числа. Эта жеребьевка порадовала всех. Мы получали суточные и могли тратить их в местных магазинах. Не надо долго думать, куда лежал наш путь в свободные минуты за границей. Деньги есть, значит, надо мчаться за покупками. Тем более мы молодые ребята. Нам интересно слово «мода». Семьдесят лет в Союзе подобного понятия для наших граждан, по сути, не существовало (товаров-то на прилавках было немного), а для нас оно начало постепенно открываться. Так что наша программа была отработана: до обеда — магазины, после обеда — опять магазины. О футболе в такой ситуации никто и не думал.

Расстарались и немцы. Когда мы прилетели в Бремен, они сразу накинулись на нас со своими презентами. Надарили модных плащей, еще каких-то шмоток. Словом, окончательно усыпили бдительность. Мы были уверены, что уж 0:3-то точно не проиграем. В те годы и два мяча, пропущенные нами в одном матче, были редкостью.

Мы уже думали о следующем раунде: кто нам попадется в соперники, из какой страны? Вот бы здорово, опять команда из Западной Европы. Из Испании или Италии. Помню, как мы приехали на стадион, разминку и наши смешки. Мол, сейчас два таймика спокойно отгоняем — и все будет прекрасно.

Выходим на игру — настроение уже меняется. Стадион — заполнен, все кричат, шумят, поют. До этого мы играли в Дрездене, а это Восточная Германия, и обстановка на стадионе там была гораздо спокойнее. Здесь же фанаты вдобавок ко всему пустили едкий дым.

Как только прозвучал свисток, немцы, словно заведенные, понеслись вперед. Мы даже мяча не видели. Уже к двадцатой минуте счет был 3:0 в их пользу. Никто из нас этого ожидать не мог. А могли вполне и 0:5 «гореть», столько моментов немцы создавали. Они носились по полю как заведенные. Было даже ощущение, что ребята «под допингом». Глаза у них были словно стеклянные. Пытаешься остановить соперника, и толкаешь его, и руками придерживаешь, а он все равно бежит вперед и тебя будто не замечает.

Перерыв. В нашей раздевалке — гробовое молчание. Но Бесков мигом вывел нас из летаргического сна. И в начале второго тайма мы един гол отквитали. Я получил мяч и отдал пас в свободную зону Черенкову, между двух защитников. А он что есть силы пробил в девятку — 1:3. Но сохранить этот счет нам не удалось. Вскоре немцы снова забили и перевели игру в дополнительное время.

Но там ситуация стала для нас еще кошмарнее. Мы быстро пропустили пятый гол, затем шестой, а в ответ забили только один. 2:6 — и мы в пролете. Такого сценария никто и представить не мог. Убийственный сценарий. В раздевалке — траур. Потом все фазу в автобус, в самолет — ив Москву. Даже Шереметьево по прилете казалось каким-то мрачным.

Потом уже пошли разговоры, что эту игру мы якобы продали. Назывались даже какие-то фамилии: вратаря, защитников. Моего имени в их числе не было. Никто не мог понять, как мы могли проиграть столь крупно. А нас попросту смяли. Были слухи, что немцы на самом деле что-то принимают или им колют какие-то препараты. Очень уж зверски они носились по полю. Мы были в полной растерянности. Кто-то пробовал искать отговорки. Мол, если мы могли крупно обыграть «Вердер», то почему он нас не мог? Но эти слова мало кого утешали.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.