5

5

Наполняются трибуны, набирается толпа, объединенная общим чувством предвкушения прекрасного зрелища, готовая к потрясению спортом. Ищут свои места, рассаживаются. Заливает крутые скаты трибун яркими красками летом и одной – черно-серой – поздней осенью. Протискиваются, путаясь и ошибаясь, опоздавшие. Впрочем, почему опоздавшие? До начала еще пятнадцать минут.

Всеобщий вздох: выходят команды. Краткий испуг: вдруг нет кого-то, без кого нельзя, немыслимо. Нет, все в наличии. Идут неторопливо, буднично, катя перед собой мячи. Прежде не было номеров на майках, но узнавали и знали всех – они так непохожи! Артистам же не нужно на спину номеров!

Как можно спутать Гринина, Николаева, Федотова, Боброва, Демина, Кочеткова, Гомеса, Соколова, Бескова, Карцева, Трофимова, Соловьевых, Пономарева, Нетто, Симоняна, Сальникова, Дементьевых! Тогда и ходить сюда не стоит.

Они начинают перекидываться мячами, бьют по воротам. Кое-кто называет это тренировкой – ну что вы, это разминка, они разогреваются, разминаются; Мы смотрим, пытаясь охватить всех.

Гудит гонг – теперь его давно уже нет в футболе. Они покидают поле, но не уходят совсем – вон они там, вдали, у туннеля, за бровкой, обе команды вместе. Появляются судьи. Сколько зависит от них, и прежде всего в боксе, гимнастике, фигурном катании! Но и в футболе тоже. Однако почему на них трусы, гетры, бутсы? Разве они собираются играть? Нет, конечно, но это подчеркивает их близость к игре, они тоже в ней участвуют. Впрочем, случалось видеть судей и в шароварах и в тапочках.

Выходят главный арбитр и два его ассистента, помощника, в недавнем просторечии «махалы», с флагами.

Высшим авторитетом в нашем послевоенном судействе был Николай Латышев. Ошибался ли он? Вероятно. Даже можно вспомнить официально удовлетворенные протесты команд, переигровки. Но это был арбитр исключительного понимания игры, объективности, благородства. Какая-либо предвзятость казалась попросту невозможной. Он, как и другие, судил москвичей с иногородними – это никого не смущало. Теперь судейская бригада должна быть обязательно нейтральной по месту жительства.

Футбольному рефери нелегко: он должен поспевать за игрой, а ритм футбола все учащается. Но обратите внимание – если судит настоящий арбитр, вы его не замечаете, и вдруг остановка, нарушение, а он каким-то непостижимым образом именно там, рядом с происшествием. И так всякий раз. Очень важны его решительность, реакция. На чемпионате мира 1966 года в финальном матче на Уэмбли наш боковой судья Тофик Бахрамов зафиксировал взятие англичанами немецких ворот. А случай был ответственейший, требующий предельной внимательности: мяч ударился в землю уже в воротах, но едва за линией и выскочил обратно в поле. Многие усомнились. Видеозаписи, телеповтора тогда не существовало. Правильность решения Бахрамова документально подтвердилась лишь вечером, после проявления кинопленки.

Строгость футбольных наказаний с каждым годом усиливается. Желтая карточка предупреждения взлетает в руке судьи, казалось бы, за пустячные прегрешения: затяжку с вбрасыванием из аута, умышленную игру рукой, слишком близкую защитную «стенку». При повторении – красная карточка – удаление. Сколько страдали наши команды от чужих судей только потому, что привыкли к попустительству своих!

Строгое, но справедливое судейство публика уважает. Она не терпит растерянности судьи, его неспособности управлять игрой, следующие отсюда новые ошибки. Тогда и звучит – звучал! – тот условный, но такой уничижительный возглас: «Судью на мыло!» – стадионный фольклор, пришедший с улицы, с толкучки конца 20-х – начала 30-х годов. В Италии презрение к слабому, по мнению трибун, судье выражается интеллигентней, ироничней: «Судью к телефону!…» Но суть одна и та же.

Однако собственная власть судей не всегда достаточна, чтобы пресечь злоупотребления. Требуются более решительные меры и в первую очередь изменения в правилах.

За последние годы мы стали свидетелями весьма смелых нововведений – в волейболе, баскетболе, хоккее. Так, в хоккее оштрафованная на две минуты команда не имела права производить проброс шайбы к противоположному лицевому борту, в подобных случаях шайба, как обычно, возвращалась для вбрасывания в зону защищающихся. Истинное искусство заключалось в том, чтобы суметь выбросить шайбу, но не до линии ворот противника. И еще – оштрафованный не выходил, после реализации численного большинства, время наказания продолжалось – как сейчас при пятиминутном штрафе.

Менее всего коснулись изменения футбола.

Увеличение ширины и высоты ворот на величину диаметра футбольного мяча, отнесение отметки пенальти еще на один метр – эти предложения трудно даже назвать проектами и вряд ли можно представить их принятыми, хотя исходят они от весьма авторитетных лиц. Впрочем, кто знает!

По-настоящему – при нас – укоренилось лишь одно новшество: наказание за задержку игры вратарем. Сейчас даже странно вспомнить, как совсем еще недавно тянули время голкиперы выигрывающей команды. Вратарь, не. выпуская мяча, долго не вставал с земли. Затем наконец поднимался и начинал кружить по штрафной, ударяя мяч о землю или подбрасывая его в воздух и вновь ловя. Здесь тоже были свои мастера и умельцы. Наконец это было пресечено правилами: вратарь может не расставаться с мячом не более четырех секунд, может сделать с ним, даже ударяя его о землю, не более четырех шагов. Это навело страх, возымело действие. Стадион хором считал шаги: «Раз, два, три, четыре!…» Судьи были безжалостны: лишний шаг – свисток, свободный удар в сторону ворот, с нескольких метров. Теперь, когда вратари не затягивают время, острота расплаты сгладилась, судьи не так строги и смотрят сквозь пальцы на лишний шаг – результат достигнут.

Зато в другом случав судьи стали проявлять явную терпимость. В середине пятидесятых в матче «Спартак» – «Динамо» Хлопотин назначил пенальти в ворота Яшина. Остальные игроки покинули штрафную, Сальников установил мяч, затем подошел к судье, о чем-то коротко поговорил с ним, вернулся к одиннадцатиметровой отметке, пробил и попал в штангу. Защитники подоспели первыми и выбили мяч за границы поля. Динамовские сторонники ликовали, спартаковские печалились. Однако Хлопотин четко указал: перебить. Что тут началось! Игроки окружили судью, размахивали руками. Один Сальников спокойно стоял в штрафной. Страсти улеглись, он опять установил мяч и на этот раз забил гол. Публика недоумевала: почему били дважды, в чем было нарушение? Разъяснилось это позже: Яшин сходил с места, бросался до удара, что запрещается правилами. Заметив за ним этот пробел, Сальников заранее обратил внимание Хлопотина на возможность такой ошибки.

И пошло! Судьи назначали перебивку, когда вратари чисто брали или блестяще парировали труднейшие одиннадцатиметровые. Постепенно и эта полоса миновала, и судьи стали совершенно равнодушны к смещениям вратарей до удара. Просто диву даешься. Особенно заметны эти вратарские вольности при замедленном повторе: иной до удара не только сходит с места, но весь отрывается от земли. Я, грешным делом, даже думал, не отменена ли эта строгость, не сделано ли хоть небольшое послабление. Ведь тяжело, ох как тяжело вратарю, которому бьют пенальти! Может быть это – подсознательное стремление судей к справедливости?