3

3

Когда народ повалил с трибун, он опять спустился к Саше.

— Испарись! — приказал Саша своим помощникам. Те мгновенно исчезли.

— Пойдем покушаем? В «Тулпаре»… — предложил Анвар Захарович, с отвращением обтирая руки платком. Саша улыбнулся так беззащитно, что возмущенное сердце Анвара Захаровича дрогнуло. — И билет тебе куплю, так уж и быть.

— В ресторан не пойду, еще кого-нибудь встретишь, — отказался Саша.

— В чайхану?

— Да.

— Сорпу с баурсаками? Манты?

— Да, да.

— Чай?

— Да. Почему отец не приехал? — был первый вопрос Саши, когда они устраивались в углу пропахшей горелым маслом столовой.

— Отец печален. И мать печальна. За что ты так?

Саша опустил голову. Опять этот вопрос: за что? И как на него ответишь?

— Ладно. Оставим это пока. Говори о себе.

Саша начал вяло, как бы через силу. Рассказал свои впечатления о Московском цирке, о труппе Кантемирова.

— Так, — распорядился Анвар, выслушав и вытирая рот после сорпы, — говори теперь про них… про этих.

— А-а… Богомаз… Ну что… По нему, конечно, тюрьма давно плачет, человек это ничтожный, даже форменный негодяй, и не умен, но я его приспособил для самой черновой работы. Дело в том, что он нечаянно оказал мне большую помощь. Я мечтал и сейчас мечтаю подготовить цирковой аттракцион — один момент из Ипатьевской летописи, и хотелось мне, чтобы тем конем, который спасает князя Андрея Боголюбского, непременно бы был сын Анилина. Но в двенадцатом веке этой породы не было, да и вообще английская чистокровная для цирка невыигрышная, у нее только одно качество — резвость. Прекрасная идея зашла в тупик, и тут-то подвернулся Богомаз. Он с иконами когда-то дело имел (не рисовал, нет — воровал) и слышал от одного научного сотрудника ленинградского Русского музея, что голубые кони на иконах — не фантазия и не искаженная художниками-богомазами светло-серая масть, а точное воспроизведение окраски лошадей того времени. Я Богомазу не поверил, взял адрес того научного сотрудника (Мальцев его фамилия) и запросил: правда ли? Оказалось — да: был на Руси «голуб конь» и исчез куда-то в шестнадцатом веке. Нет-нет, это точно подтверждено документами: один монастырь, например, каждые пять-семь лет приобретал одного голубого жеребенка, который стоил, между прочим, в десять-пятнадцать раз дороже, чем пятилетний вороной, игреневый, мухортый или каурый жеребец. И другие есть факты: переписка монастырей, ямские книги, в общем — это точно! Я сказал заместителю директора цирка о своей идее, а с ним чуть падучая не приключилась: «Какой такой «голуб конь»? Подо что это вы подговариваетесь? Вы подговариваетесь под компактную цветную пудру, которой наши девочки оттеняют глаза? Вещь импортная, дефицитная и дорогая, только через мой труп! У меня и по обыкновенной пудре перерасход в двести килограммов. Только через мой труп!» А зачем мне его труп? Я прикинул — действительно, немалые расходы, чтобы лошадь каждый вечер голубой делать, никто не даст средств на это. И осенило меня: деньги, хоть и не все в жизни, но — половина всего; надо мне самому достать много денег и за свой счет перекрашивать жеребенка. А где достать — выиграть в тотошку, гениально просто.

— Просто, просто, — проворчал Анвар Захарович. — Совсем ты гениальным стал. — Он повертел пальцем у виска. — Правду говорят, в Пятигорск ездишь, играешь?

— Я в черных очках…

— Как шпион, да? Ребенок!..

— Взял в компанию Главбуха, Демагога и Богомаза. Пошло дело, и неплохо…

Последние слова Саша произнес неуверенно и невесело, хотя и улыбался. И замолк, чуть искоса поглядывая на Анвара. Потом собрался с духом, продолжил:

— Хотел стать великим, а стал подонком. Трудно опакоститься еще грязнее, чем связаться с тотошкой. Что, ради благой цели? Ради «голуб коня»? Ради того, чтобы в газетах написали: «Звезда Александра Милашевского вознеслась на цирковой небосвод со сказочной быстротой»? Нет, даже десять благих намерений не могут оправдать одного низкого поступка — это я понял точно. И, знаете, я не с отвращением играл — вот в чем низость главная! Я играл с удовольствием, доказал этим самому себе, как ничтожен я. — Тут Саша облегченно вздохнул, сказав самое страшное, дальше речь его была спокойна, временами даже чуть усмешлива. — И в этом что-то есть, как во всякой игре, впрочем. Возле касс теснятся очереди, все бегут, кричат. Вы смотрите на кассы, на лошадей, на программку, вы думаете: хочу — сыграю, не хочу — не стану. Но вдруг неодолимая сила толкает вас к одной из касс и вы уже то одно переживаете, что можете не успеть взять билеты, — сейчас раздастся звонок, хлопнет перед носом дверца окошка… Что и говорить — ощущение острое и приятное. Уже!.. А что дальше будет? Протягиваю я кассирше сторублевку, она не берет — сдачи, говорит, нет. А я ей: «Сдачи не надо, беру на все!» Очередь за мной так и ахнула: сто билетов, сто билетов — с ума сошел!.. Иду с билетами в руках, какой-то игрочишка встретился, раскрыл потную ладонь — у него там одна картонка. Перевел взгляд на мои руки, спрашивает обалдело: «Билеты?» Я отвечаю спокойно: «Билеты».

И наблюдать за скачкой, когда деньги вложены, куда как интереснее. Знаете, вот видишь, что твоя лошадь идет первой, все нормально, но тебя вдруг как охватит ужасная мысль: «А что, если она сейчас кончится?» Впору выпрыгнуть с трибуны на круг и самому бежать! Да-а… Так играл я почти месяц — неплохо, скажу без хвастовства, играл: главное, что я не просто выигрывал, но выигрывал у жуликов — у тотошников, все их комбинации предугадывал и разрушал. Конечно, время от времени остатки моей совести давали о себе знать, но я их подавлял, а Демагог очень помогал мне в этом, он мастер, говорил: «Э-э, Саша, только один бог не играет, а его ангелы, скажу по секрету, ставят рублишки, даже они подвержены страсти… Ангелы, а мы-то всего-навсего люди! Известно всем, что сам Амиров не без греха…» Я и раньше слышал, что Амиров поигрывает через подставных лиц, но всерьез не задумывался. А тут все чаще и чаще стали одолевать меня тяжкие сомнения. По-другому вдруг я понял слова Демагога про Амирова да про падших ангелов. Я подумал: допустим, стану я великим стиплером — выиграю Большой Пардубицкий, даже и Южнокаролинский — все стипль-чезы в мире выиграю, но ведь богом я не стану, все равно найдется кто-то, кто будет скакать еще лучше меня… Или, допустим, обыграю я всех тотошников, стану таким богатым, что организую институт, который мне выведет породу лошади голубой масти, но найдется кто-то еще богаче меня и еще более сказочной раскраски лошадей выведет…

Но вот если я даже и ничего в жизни очень замечательного не сделаю, а буду просто честным человеком, то ведь выше меня никого не будет — будут такие же, как я, честные, но не выше!.. Я, наверное, путаюсь, не могу хорошо выразить свою мысль, но, в общем, для начала решил я не просто порвать с игрой, но разоблачить всю тотошку. И, между прочим, правильное прозвище Демагогу присургучено: он и есть демагог. Это же чистая демагогия про падших ангелов да Амирова, тоже мне — ангел!.. И почему это — сам Амиров? Мой отец ни единого билета в тотализаторе не брал — даже на меня, из интереса. Онькин, вы сами знаете, как тотошку ненавидит. Аполлон Фомич, будь его воля, прикрыл бы тотализатор вообще, да и все другие тренеры и жокеи относятся к тото так, словно бы его и не существует, они делом заняты, а в грязь лезет только бездарь, что же ей еще остается делать. Стало быть, дело мое правое: разоблачить всю тотошку! Я и вас привлек в корыстных целях: чтобы вы были свидетелем и, когда будет нужно, поддержали бы меня.

Анвар Захарович выслушал этот длинный сумбурный монолог терпеливо, не перебивая.

— Я не все понял, мальчик, — сказал он, — про летопись и как ты будешь разоблачать жуликов… Я понял, что ты хочешь разобраться в себе и в жизни. Это надо. То, что я видел сегодня, пусть будет в последний раз. — Это он подчеркнул грозно. — Про Амирова — не знаю. Не торопись судить людей по слухам, да еще если слухи приносит грязный человек.

В молчании они выпили еще по две пиалы чаю, заедая сушеной дыней.

— Можно, спрошу последнее, сынок? — превозмогая некоторую внутреннюю неловкость, решился Анвар Захарович.

Саша сразу понял о чем, потемнел:

— Спрашивайте.

— Ты извини, конечно, тоже слухи… Там девушка… говорили…

— Она здесь? — вскинулся Саша.

— Ты же видел.

— Да. — Он поник. Не перед Анваром ему притворяться.

— Ты… совсем выздоровел?.. Душа выздоровела?.

Саша стал смотреть в сторону.

— Н-не знаю… Нет…

Анвар только вздохнул.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.