Армия

Армия

За два года в армии футбол не посмотрел ни разу.

В учебке была ленинская комната, а в ней телевизор. Но я ни разу не видел его включённым — все полгода постоянно хотелось спать и жрать, а телевизор оставался несбыточной мечтой, как второй кусок масла на завтрак.

В декабре попал в наряд на кухню и услышал разговор двух прикомандированных лейтенантиков.

От них-то и узнал, что Спартак выиграл у «Милана» в Сочи, просрав первую игру 0:4.

Газет в учебке тоже не было, а если и были, то ротный старшина прапорщик Стигура скуривал их на махру.

Тень старшины, с огромным хуем наперевес, ещё долго тревожила неокрепшие курсантские души, и они остервенело и ещё более пронзительно пердели по ночам.

После учебки, уже в линейной части, обстановка была ещё хуже.

Как говорил наш замполит: «Трезор не сцыт на границе, он просто сдох от возмущения».

Оставшиеся полтора года служил на «точке», в отдельной роте.

Калининградская область, недалеко от польской границы.

Телевизора в роте не было вообще, а газет тем более. В ленинской комнате на тумбочке из-под телика стоял бюст Ленина.

По идее, он там должен был быть – этот телик. Но деды рассказывали, что когда-то давным-давно его забрал, якобы на ремонт, замполит, и с тех пор его — телик — больше никто не видел.

Но Бог шельму метит. Наша часть стояла в лесу, до ближайшей деревни примерно пять километров или час пути пердячим паром.

Кроме зоотехника, в деревне из приличных людей — ноль целых хуй десятых.

Председатель постоянно пьян в жопу, а нового агронома никак не успевают назначить, его обязанности, по совместительству, выполняет зоотехник.

Жена у замполита была — столичная штучка. Мне, конечно, хуй подобраться — на безрыбье приходилось поебывать местных передовиц производства и ударниц социалистического труда.

Положа руку на член, можно сказать: все они были страшные, как моя жизнь.

Но об этом чуть ниже.

Так вот — зоотехник этот был зверь, горячий брюнетистый тип.

Ну и замполитша нырнула к нему на саблю, по тонкости душевной организации и от полноты чувств и предчувствий.

Зоотехник нагулял где-то гонорею, или, говоря по-русски, триппер. Он наградил им замполитшу, а она дражайшего супруга.

Что тут началось в роте! Вай, вуй — но шила в мешке не утаишь, дошло до вышестоящего начальства.

Семейку отправили в госпиталь лечиться от трипака, зоотехнику выговор с занесением.

После госпиталя с замполита сняли одну звёздочку, а супругу отправили на Большую Землю, от греха подальше.

И вы думаете после этого появился телевизор?

А вот уж хуй, дорогие друзья. Вместо телевизора ротный приобрёл кинопроектор, и раз в неделю вечно пьяный зампотех крутил нам довоенные фильмы.

Мне больше других запомнился фильм «Старик Хоттабыч» — про «Шайбу» и «Зубило».

Ещё у нас в части был рядовой Хатамов, говорил, что играл за дубль ташкентского «Пахтакора».

Врал, конечно.

Был знаменит тем, что придумал взводному погонял ово «Урка».

Поучая молодых перед боевым дежурством, Хатамов говорил: «Если Урка ёбаный будет меня спрашивать, то скажите, что я урыл высотомер настраивать».

Высота цели — сами знаете — примерно ноль восемь.

И уходил спать в кочегарку.

А вы говорите — Матиас Руст!

Молодняк и определял высоту всех пролетающих целей, как учил Хатамов, — примерно восемьсот метров, ноль восемь.

Взводный был лабас по фамилии Учкуронис — Урка и есть.

Как-то заступили мы с ним на боевое дежурство. А мне в деревню надо на танцы — позарез.

Набрался наглости и прошу отпустить. Урка говорит: «Найдёшь десять белых грибов — отпущу».

А хули делать? Нашёл!!! Боровики как будто сами повылазили из-под сосен.

И пешкодралом в деревню на танцы-шманцы. Местные уже хорошо меня знали и даже обещали показать футбол. У них кулибин-самоделкин сделал антенну из проволоки, и они ловили Польшу.

До танцев ещё было время, и пошли к одному парню, который имел символическое погонялово — «Холик». Их было два брата, как чешские хоккеисты братья Холики.

Только другой в это время мотал срок по хулиганке. Пырнул кого-то ножом на танцах, это тут было как высморкаться.

Как раз шёл финал Чемпионата Европы в Белграде.

Приготовился смотреть игру Чехословакия — ФРГ, тут эта самая антенна — как ебанётся. Был очень сильный ветер — и, конечно, хуйнула по башке местного маргинала.

Пришлось его отпаивать двойной дозой самогона. Но и нам хватило.

Включили радио, у кого-то был модный в то время радиоприёмник ВЭФ.

Маслак ведёт прямой эфир. До пробития пенальти так нахуярился, что не мог понять, кто кому бьёт решающий удар — не то Паненка Майеру, не то наоборот.

Правильный счёт узнал только на гражданке.

Но это ещё не всё! На танцы я всё-таки попал.

Наряд у меня был, что надо — расшитая парадка и портупея, спизженная у прапора завсклада.

Танцую себе с девчонкой — «культур-мультур», вдруг подбегает её брат, с ножом и перекошенным ебалом.

Да как заорёт на весь клуб — аж Лосев на фонограмме поперхнулся:

«Мы вам честно сказать хотим, на девчонок мы больше не глядим… глядим… глядим… глядим…».

— Ты!!! Прапорщик, у меня сестрёнка — школьница. Ты сунул-вынул — и бежать, а нам жить!

Насилу его оттащили… А ночью пьяный Холик привёз меня на мотоцикле прямо в часть.

Урка мирно сопел у телефона. Я переоделся и сел кемарить рядом…

Историю про портупею и про то, как меня приняли за куска, узнали в роте.

С тех пор, до самого дембеля, ко мне прилипла кличка «Прапорщик».

Летом мы накосили сена и продали его в колхоз, на эти деньги замполит разрешил купить гитары и ударник, и мы организовали ВИА «Солдаты».

Меня назначили руководителем, как закопёрщика.

То что ни слуха, ни голоса — не ебёт, зато мог мал-мала на гитаре бренчать.

Остальные ребята имели музыкальное образование, и команда у нас получилась неплохая.

После репетиций и спевок замполит и ротный договорились в деревне, и мы поехали играть в клуб на танцы.

На разводе ротный сказал, что не допустит, чтобы распиздяи и размундяи всякого рода подрывали воинскую дисциплину в подразделении и тем более в деревне.

Как в воду смотрел…

Афиши! ВИА «Солдаты», народу — до хуя и больше, со всех окрестных деревень.

Клуб трещит по швам.

Начинаем.

Местные передовицы и ударницы норовят оторвать хуй вместе с парадкой.

Я больше руковожу из зала и танцую. Иногда — в перерывах между стаканами, которые наливает Холик и компания, пытаюсь петь — ведь я был солист-вокалист — и подыгрываю на бубне.

Когда планка уже окончательно упала — дембеля стали орать, прямо из зала: «Давай нашу, дембельскую!»

И я запел.

«Чемоданы в руках нелегки, не спешат, не спешат старики. И куда не взгляни в эти будние дни…».

В общем, кто служил, тот знает.

Вдруг замполит как заорёт из зала: «прекратить блатные, понимаешь!!!»

А ротный чуть не за Макарова хватается…

По правде говоря, оба они уже тоже были в состоянии хорошей кондиции.

К тому времени зоотехник тоже вылечился, они помирились с замполитом и, как молочные братья, вместе с батяней ротным распивали девяностоградусную чачу, которую зоотехнику надысь прислали из Зверляндии.

Это было наше первое и последнее выступление, утром меня отправили на гарнизонную гауптвахту.

Там я оказался в одной камере с бывшим защитником «Пахтакора» Степановым.

Вспоминали с ним матчи против Спартака и как его возил Володя Редин, а о том, каким образом он попал в армию, а тем более на губу, — Степанов умолчал.

Когда я дембельнулся — Спартак уже успел вернуться в высшую лигу.

Два сезона прошли без меня…