Вызов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вызов

Наступила заключительная пора перестройки-перестрелки. Летом 1989 года поехали с Войченко и жёнами отдыхать в Юрмалу. Жили в гостинице «Юрмала». По какой-то там профсоюзной путёвке. Тогда туда входило и питание в ресторане три раза. А сажали кушать за один и тот же столик.

И вот так получилось, что нас усадили за один столик с Цоем и его супругой. Он тогда уже был «звезда» в полный рост, а ваш покорный слуга, как и 20 лет спустя, никто и звать меня никак. Мы сильно стеснялись, но напрасно. Виктор был высокого роста, почти под два метра. Его спутница тоже высокая, худая и интересная женщина. За столом общались дежурными фразами:

– Приятного аппетита.

– Спасибо.

Цой был абсолютно без звездняка, простой и дружелюбный парень.

Через день после моего дня рождения “Спартак” играл с «Днепром». Как раз пришли ужинать.

В холле стоял телефон-автомат, и я раза три-четыре бегал звонить по коду в Москву, узнавал счёт.

“Спартак” выиграл, а жена успела рассказать Цою:

– Ненормальный и повёрнут на московском “Спартаке”.

Когда я вернулся радостный, то Виктор сказал:

– Хорошо, что у вас муж ненормальный, пусть даже от футбола.

– В жизни надо быть на чём-то помешанным в хорошем смысле этого слова.

Сам он футболом абсолютно не интересовался.

Воздух в Юрмале был замечательный, и мы часто гуляли с Владимиром Иванычем на свежем воздухе.

– Не пора ли тебе уехать? – вдруг спросил Войченко.

Мысль об эмиграции посещала меня давно, но как-то не мог придать ей окончательной формулировки.

– Где же взять вызов?

– Да и в Америку уже не пускают…

Войченко прищурился по-ленински, с хитринкой и сказал:

– Для начала поедешь в Израиль, а с вызовом я тебе помогу.

Когда вернулись в Москву, то он познакомил меня с одним очень интересным челом.

Он как раз собирался в Нью-Йорк по приглашению к родственникам.

Чела звали Ёся Загзун.

– Почти Иосиф Кобзон, – подумал я.

Ёся просто и непринуждённо поведал мне про изготовление вызовов русскими эмигрантами на Бруклине.

Настоящий израильский вызов от «Сохнута» получить было малореально, поэтому большинство уезжающих из страны сдавало в ОВИР точную его копию, сделанную мастерами русско-еврейской эмиграции США.

Цену он сложил немалую, но слово своё сдержал.

Не прошло и двух недель, как Загзун приехал в Штаты, а почтальон уже вручил мне заказное письмо.

В нём лежал новенький и пахнущий типографией вызов, со всеми печатями, подписями, заверениями нотариуса и написанный на иврите и английском одновременно.

Отдавать деньги, как было договорено, я поехал его старенькой маме.

Она долго охала и причитала, пересчитывала много раз, а на прощание пожелала:

– Зай гезунд унд махт парнос.

– Верх цинизма, – подумалось мне.

Ведь о Германии я тогда даже не мечтал.

Документы в ОВИР сдал без проблем и стал ждать разрешения на выезд.

Уезжали тогда все, ну, как все. Очень многие из моих знакомых, как сумасшедшие, валили из СССР.

Не было недели, чтобы кто-нибудь не уехал в Израиль на ПМЖ.

Планы у всех были грандиозные, а конечной точкой прибытия называлась вожделенная Америка.

Все хотели попасть именно туда, а Землю обетованную рассматривали исключительно как трамплин.

Шёл месяц за месяцем, я продолжал работать в кооперативе, но долгожданная открытка из ОВИРа так и не приходила.

Обычно процедура оформления занимала месяц, от силы два, но у меня прошло уже полгода.

Женщина-капитан, которая вела моё дело, только сокрушённо качала головой и говорила:

– Надо ждать.

Удалось уговорить её пойти в ресторан. Там за рюмкой чая и узнал кое-какие подробности.

Родители давно были на пенсии, но прежняя работа оставляла за ними какую-то непонятную завесу секретности.

И вот пока всё это не было проверено, не могло быть никакой речи о моём отъезде.

На мой вопрос:

– А нельзя ли это как-нибудь ускорить? – симпатичная капитанша отрицательно покачала головой.

Когда провожал её до дома, то было видно, что мы симпатизируем друг другу, если не сказать больше.

– Лучшее – враг хорошего, – подумал я и решил не искушать судьбу.

И оказался прав.

Открытка пришла ровно через неделю.

Настало время отказываться от гражданства СССР.

Удовольствие оказалось не из дешёвых. Отстояв огромную очередь, сдал в доход государства почти «косарь» и получил квитанцию.

С этой квитанцией отправился в ОВИР, где мне вручили зелёную бумажку под названием «полувиза».

В обмен на общегражданский паспорт, который пришлось сдать.

Теперь в эту зелёную бумажку требовалось получить транзитную венгерскую и въездную израильскую визы.

В Голландском посольстве – там находился израильский консулат, стояли огромные очереди.

Надо было отмечаться в каких-то списках и ходить на переклички, чтобы получить заветный номерок, который давал право на приём к консулу.

Но мир не без добрых людей. Возле очереди крутились сомнительного вида личности.

За некоторую сумму в рублях они готовы были решить все ваши проблемы.

Недолго думая, отдал личностям деньги, а взамен получил номерок «на завтра».

Приближался день отлёта из Шереметьева.

Сборы в дорогу были недолгими, и вот обменяв по курсу разрешённые сто пятьдесят долларов, я выдвигаюсь в сторону государственной границы.

Пограничник с добрым лицом Цербера буравит меня глазами – печать в «полувизу», и самолёт берёт курс на Будапешт.

Так я покинул Родину и начался путь эмиграции. Впереди было недолгое пребывание в Израиле, стремительный марш-бросок в Берлин.

Я смотрел в окно иллюминатора, Москва наклонилась на бок и сделала мне ручкой.

Наступали новые и, возможно, лучшие времена, которые нам обещал ещё Остап Бендер.

Где-то далеко остались Сокольники, Войченко, московский “Спартак” и вся жизнь в Советском Союзе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.