Свадебный марш

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Свадебный марш

Размышления Пяйви

Очевидно, все началось в те, трудные для Лассе, времена. Однажды около какого-то киоска с сосисками он обратился ко мне: «Дай и мне колбаски» – и улыбнулся доброй и милой улыбкой. Я была в тот момент с подругой, мы шли за покупками, и Лассе вдруг появился возле нас. Помню, я буркнула: «Ничего я тебе не дам», и мы пошли своей дорогой. Тогда я еще только заканчивала среднюю школу в Порлампи.

Лассе, конечно, не был для меня совершенно незнакомым человеком. Молодежь из соседних волостей собирается в одних и тех же местах для танцев – в Кипаркатти, Ориматтила и Савийоки – и, само собой, постепенно знакомится, хотя такие знакомства весьма поверхностны. По своему характеру я домоседка, и мне доставляет удовольствие сидеть дома, никуда не выходить. И все же случалось, я бывала со своими сверстницами на танцах, хотя и редко. Там-то лицо Лассе примелькалось мне и постепенно запомнилось.

Как и другие, я внимательно следила за Олимпийскими играми в Мюнхене. Я только еще начала ходить в гимназию, а Лассе уже дважды был олимпийским чемпионом. И это мальчишка из соседней волости, ну и дела! Вся гимназия ликовала, все были в восторге. Я радовалась и переживала вместе со всеми, но, конечно, далеко не так, как сейчас. Тогда ведь Лассе был для меня просто посторонним человеком. Я даже не коллекционировала его фотографий, хотя он и был героем – олимпийским победителем! Но, с другой стороны, всего-навсего мальчишка из соседней волости!

Впервые я увидела Лассе на крупных соревнованиях в августе 1971 года. Тогда я вместе с родителями приехала в Хельсинки на первенство Европы по легкой атлетике, которое проводилось на Олимпийском стадионе. В памяти остался парень из Мюрскюля, который бегал по стадиону вместе с другими спортсменами. Все симпатии зрителей были тогда на стороне Юхо Вяятяйнена. Лассе был в то время 22-летним подающим большие надежды спортсменом, а я – 15-летней школьницей. Интересовалась спортом, любила смотреть соревнования. Раза два была на встречах по легкой атлетике между Финляндией и Швецией. В таких случаях для нас обычно заказывали автобус, и все любители спорта из нашей деревни отправлялись в Хельсинки. Уже по этим соревнованиям я поняла, в какой обстановке проходят олимпийские игры.

С той встречи у сосисочного киоска, кажется, и началось наше совместное путешествие. Не то чтобы мы сразу влюбились друг в друга по уши, нет. Но я подумала о нем: «Хороший, видно, парень». А Лассе сказал тогда: «Прелестная девушка». Когда же мы встретились следующий раз, то уже танцевали и оживленно беседовали. И с каждым разом нам все больше хотелось быть вместе. После многих и многих встреч мы обручились в 1975 году в День матери (День матери – праздник в Финляндии), когда, по счастью, я уже получила университетский диплом.

Многим, возможно, хотелось бы добавить романтики к нашей истории, услышать о все испепеляющем чувстве, о любовном горении или томительном ожидании. Если бы я стала рассказывать нечто подобное, то покривила бы душой. Мне просто нравился Лассе, а Лассе нравилась я. И в этом нет ничего удивительного. Таких, как мы, тысячи и тысячи. Когда мы настолько привязались друг к другу, что он без меня, а я без него чувствовали себя как потерянные, подоспело время подумать о совместной жизни. Мы с Лассе были самыми обыкновенными молодыми людьми и ничем больше, друзьями и товарищами, которые дорожили обществом друг друга. А это уже почва, на которой можно строить семейный очаг.

Любовь выражается не только словами. Лассе часто проявлял ко мне нежность. Шепнет что-нибудь на ухо, ласково погладит по руке. Любовь сохраняет свою свежесть, когда о ней не слишком часто говорят.

По отдельным мелким деталям я поняла, что Лассе – эмоциональная натура, хотя внешне таким не кажется. Например, если какой-нибудь малыш подойдет к нему, он непременно погладит его по головке.

Лассе, как и я, любит детей. И как раз от своих малолетних почитателей он и получает особенно много почты. Кто просит у него фотографию, кто – автограф, кто предлагает переписываться. Иногда письмо приходит грязное, тертое-перетертое – так старательно его редактировали. На каждое письмо Лассе старается ответить.

И все же романтика, хоть и слегка, коснулась и нас. Я говорю сейчас о нашей свадьбе на троицу, за месяц до Олимпийских игр в Монреале. Я никогда не забуду, как Лассе ждал меня в церкви Лапинярви, а рядом стоял священник в полном облачении. Я спросила у кантора: «А что, если я потеряю сознание и упаду?» Он ответил: «Держись крепче за землю, тогда не упадешь».

Я вся была страшно напряжена и еле сдерживала слезы, когда отец ввел меня под руку в церковь, откуда неслись звуки свадебного марша из балета «Спящая красавица». Я сама выбрала эту музыку, прекрасную и нежную.

Букет роз и синих васильков дрожал у меня в руке, когда мы подошли к Лассе, а затем вместе с ним направились к священнику Аарни Анттонену. У алтаря я более или менее успокоилась. Все отодвинулось куда-то вдаль и было предано забвению. Доброе лицо моего мудрого духовного отца подействовало на меня успокаивающе. Вокруг было так красиво, благоухали ландыши. Маленькие букетики из яблоневых цветов и ландышей прикреплены были к церковным скамьям.

Вряд ли мой голос донесся до слуха гостей, когда я ответила: «Да, согласна». Слова будто застряли в горле – частично от напряжения, частично от умиления. Уже после церемонии Лассе признался, что и у него колени тряслись от волнения. И не удивительно. Есть что-то величественное и мощное в звуках органа, наполняющих церковь.

           В церкви я не видела никого, кроме Лассе, нашего священника и моего отца. Все остальные, казалось, отошли куда-то на второй план. И пока звучал свадебный марш, и пока говорил священник. Когда мы выходили из церкви уже мужем и женой, слезы навернулись мне на глаза. Я эмоциональный человек – такая уж у меня натура.

Никогда не забуду свадебного пиршества в усадьбе Хайко, куда мы поехали из церкви. Мы с Лассе сидели в коляске, запряженной парой белых лошадей, на кучере был цилиндр, белые брюки, черные сапоги и пиджак. Лошади вынесли нашу коляску от берега реки вверх – к усадьбе, где на террасе нас ждали гости. Я словно перенеслась в одну из сказок, которые слышала в детстве: ни автомобилей, ни городского шума и суеты, только шелест колес по дороге, усыпанной гравием, старая почтенная усадьба на зеленом холме и яблони в цвету. Да, все как в сказке.

После официальных поздравлений на террасе мы перешли в дом, где ели, пили и танцевали. А вокруг звучали венские мелодии и слышался людской гомон. Я была счастлива – так же как и Лассе. Да и кто на собственной свадьбе не бывает счастлив!

Навсегда запомню свадебный вальс, на который меня пригласил Лассе. Люди смотрели на нас, а мы – друг на друга. Навсегда запомню, как Эйно Грен пел нам: «Я воспою твой вечер до звезд...». Мы стояли с Лассе под руку, и я вытирала слезы. Перед началом свадебного фейерверка, в полночь, появился соперник Лассе по спортивным соревнованиям – добрый, хороший парень Эмиль Путтеманс. Он принимал участие в соревнованиях в Финляндии и, узнав о нашей свадьбе, попросил разрешения прийти. Господин Путте не желал являться без свадебного подарка. Как я узнала позже, он в тот вечер чуть не поседел, ибо была суббота и все магазины закрыты. Где-то ему все же удалось раздобыть красивую крюшонницу, и сияющий, с драгоценной ношей в руках он прибыл на наш праздник.

Уходя, Эмиль прошептал на ухо Лассе:

– Послушай, я отправляюсь спать – послезавтра соревнования. Неужели ты рассчитываешь победить, прокуролесив до утра? – При этом симпатичный Путте многозначительно подмигнул.

Уход Эмиля Путтеманса как бы олицетворял собой начало будней. За праздниками следовала тяжелая работа. У Лассе оставался всего месяц до Монреаля, еще давала себя знать гайморова полость... И тренировки, тренировки и тренировки...

И все же я была счастлива: наша поездка в Монреаль начала обретать реальность. Я смогу сидеть на трибуне и следить за бегом Лассе. Теперь он для меня уже не «какой-то парень из Мюрскюля», как это было еще в 1971 году во время первенства Европы в Хельсинки.