Глава 13. «Железный сержант», «полковник» или «профессор»?

Глава 13. «Железный сержант», «полковник» или «профессор»?

В спорте, который изначально демократичен по своей сути, по мнению Лобановского, без «жесткой руки» не обойтись. Между прочим, этот характерный штрих его тренерского почерка прослеживается и в книге «Бесконечный матч». Кстати, писатель Сергей Иванов, рецензируя ее на страницах «Правды», заметил противоречия в Лобановском, который при анализе своих побед и поражений «...старается быть объективным, но который необъективен, так сказать, по определению».

Вполне осознанно идя на откровенность, Лобановский знает: за ним победы, за ним стройное здание киевского «Динамо», да и сборной страны,— пишет далее С. Иванов. А значит, право утвердить свое мнение на престоле истины. Главное для него в футболе — тактика, то есть работа тренера. Главное в игроке — послушание. Талант, конечно, тоже: без этого «пропуска» ни один игрок не появится в команде Лобановского. Но главное все же: «Есть! Понял!» Это невольно проскакивает у него в характеристиках игроков. Ни один, пожалуй, не выделен за особые способности. Но зато часто мелькает: «с полуслова понял меня», «безоговорочно выполнял тренерские задания».

Плохо это или хорошо? У меня нет однозначного ответа на этот непростой вопрос. Возможно, «жесткая рука» Лобановского и была хороша для достижения успеха в условиях той системы, в которой он жил и работал. А для таланта? Как ему работалось под этой «жесткой рукой»?

В футбольных кругах многим было известно, что по ряду причин Лобановский недолюбливал Блохина. Ведь это же факт, что за пятнадцать лет их совместной работы в киевском «Динамо» самого знаменитого игрока клуба почему-то ни разу не выбрали капитаном команды! При всей внешней демократичности процесса выборов (тайным голосованием) неизменно получалось так, что на эту роль никогда не избирали игроков, которые почему-либо были в немилости у тренера. Бывало, что Олега уже избирали капитаном сборной Советского Союза (когда ею Лобановский не руководил), но в родном клубе он «дослуживался» максимум до вице-капитана. Между тем на протяжении длительного времени как минимум сорок процентов успеха киевского «Динамо» на внутренней и международной арене обеспечивало присутствие в составе команды именно такого выдающегося форварда, как Блохин. Вспоминаю, как однажды, когда мы беседовали об игре Олега, Володя Мунтян вдруг — неожиданно для самого себя — запальчиво сказал: «Без Блохина могло не состояться киевское „Динамо"!»

Возьму на себя смелость утверждать, что отношение Лобановского к личности Блохина было слишком жестким, а порой, на мой взгляд, даже жестоким (особенно два последних для Олега сезона в родной команде).

Осенью 1986 года Блохин пребывал в отличной спортивной форме. Накануне игры 29 октября в Симферополе он был уверен, что обязательно будет участвовать в отборочном матче чемпионата Европы сборных СССР и Норвегии. Но на установке Лобановский не назвал его фамилию в стартовом составе. Однако на 15-й минуте игры неожиданно получил травму Заваров. Печальная случайность и позволила выйти на поле Олегу Блохину. С его появлением в составе игра нашей сборной оставалась такой же скоростной и мощной, как в самом начале матча. Но с участием Олега атаки сборной СССР приобрели какую-то стройность, почти каждую из них пронзала острая футбольная мысль. И первой скрипкой в слаженно звучащем футбольном ансамбле был Блохин.

Через несколько дней после этой игры, читая в «Футболе — Хоккее» комментарии по поводу этого матча заслуженных тренеров УССР Ю. Заболотного и В. Прокопенко, я понял, что не один так считаю. «Когда Блохин включился в эту скоростную командную игру, дело быстро пошло на лад»,— писали они. Матч сборная СССР выиграла со счетом 4:0 (голы забили: Литовченко, Беланов, Блохин и Хидиятуллин).

Очень интересно (а главное — правдиво) этот случай описал в своей книге «Футбол — только ли игра?» Никита Симонян:

Мы, как всегда, раздали анкеты, чтобы каждый игрок назвал свой вариант состава, и вдруг увидели, что Олег по количеству голосов не попадает в число одиннадцати. Это определило и решение тренерского совета.

Мы поговорили с каждым, кто должен был выйти в стартовом составе, а затем стали приглашать на беседу тех игроков, которые оказались в резерве.

Олега Блохина решили не вызывать, чтобы не ранить его самолюбия.

Объявили состав команды, поехали на игру. Все уже переоделись, отправились на разминку. В раздевалке остались запасные. Желая успокоить Блохина — естественно, не мог он не расстроиться, не услышав своей фамилии,— подошел к нему:

— Думаю, Олег, ты сегодня обязательно выйдешь на поле и забьешь гол.

Последовала неожиданная резкая реакция.

— Да бросьте вы! Зачем вы меня сюда привезли? Я потерял неделю, лучше бы провел ее с семьей!

Я все-таки пытался пробиться сквозь обиду:

— Сегодняшний матч без тебя наверняка не обойдется. Не с таким же настроением играть...

Блохин вышел на поле на двадцатой минуте, хорошо провел игру и забил гол. Настроение у него изменилось.

— Ну вот, а ты кипятился,— заметил я ему.

— Но ведь вы, старший товарищ, могли со мной заранее поговорить!

Олег был прав: в заботе о нем мы и себе облегчили жизнь, избежав трудного объяснения. Я извинился и заверил — впредь буду тактичнее.

Лобановский же, за которым оставалось решающее слово в комплектовании стартового состава, своей ошибки в Симферополе не признал. Впрочем, как и не признавал никогда. В отличие от Симоняна тренер киевлян и сборной страны перед Блохиным вообще ни разу не извинялся.

Цепко засел у меня в памяти один разговор осенью восемьдесят седьмого с моим московским приятелем, который великолепно знал футбол и очень хорошо — Лобановского.

— Рискну все-таки вам сказать,— спокойно произнес он,— что со стороны Лобановского нынешнее третирование Олега Блохина — предприятие, на мой взгляд, вполне логичное. Если, конечно, отдавать себе отчет в том, что собой главный тренер киевского «Динамо» и сборной СССР в действительности представляет. Как игрок он был чисто выраженный тактик, к тому же прошел хорошую техническую школу. И еще располагал неплохим для «футболера» общим развитием. Но ведь одних только названных качеств мало для того, чтобы стать настоящим тренером, очень мало. Человеку требуется для этого кое-что еще — более существенное. Профессию же тренера он ловко имитирует, но не более того!

— А как же результаты его тренерской работы еще в «Днепре»? — парировал я. А куда девать семь чемпионских званий киевского «Динамо», его две международные победы в Кубке кубков, да и отдельные яркие выступления сборной?

— Ах, результаты? — он как-то загадочно улыбнулся. Меня они почему-то не гипнотизируют. Как многих из вас! Пристально наблюдая за деятельностью Лобановского, я давно понял, что он очень быстро оценил и досконально освоил то, чем другие тренеры занимались эпизодически и поневоле. Пожалуй, именно он первый, оценив всю благоприятность общей обстановки для безнаказанных договоров о результатах футбольных матчей, стал этим умело пользоваться.

— Назовите мне советского тренера, который в подобного рода «игры» не играет! — воскликнул я. Вы же мне сами когда-то рассказывали, что даже честный и порядочный Севидов «отдавал» очки. Правда, когда ему... приказывало это делать начальство!

— Допустим. Однако же Лобановский пустил — уже в «Днепре» — эти самые договора на конвейер, на поток. А затем эту же практику перенес и в киевское «Динамо», команду, которая традиционно, с 1934 года, собирает в своем составе самых лучших игроков Украины. А порой не только Украины!

— Откровенно говоря, я пока не вижу во всем этом никакой связи с нынешним, как вы выразились, третированием Блохина Лобановским.

— Извольте,— мой собеседник снова мягко и загадочно улыбнулся. Не за горами время, когда Блохину волей-неволей придется решать вопрос о том, оставаться ли в футболе — не в роли игрока — или не оставаться? А если оставаться, то в каком качестве?

— Олег в будущем видит себя тренером.

— Вот! Блохин — фигура слишком важная в истории отечественного футбола, чтобы к его желаниям не прислушивались и не проявили о нем заботы. Лобановского же, мне думается, не может сейчас не посещать в этой связи мысль: а если Олег действительно захочет стать тренером? И дело даже не в том, есть ли у Блохина для этого необходимые объективные данные. Лобановского должно тревожить отнюдь не это, а возможность самого намерения Блохина стать тренером! Тем более что киевское «Динамо» сейчас валится.

— А как, интересно, на ваш взгляд,— перебил я его,— может ли Олег стать хорошим тренером?

— Что касается объективных тренерских данных Блохина, то они, мне кажется, у него выше, чем в соответствующий период были у Лобановского. Дело ведь не только в том, что последние шесть-семь лет игровой деятельности Олега отмечены его повышенным тяготением к тактическим средствам борьбы. Целый ряд его действий на поле являются уже не арифметическими, а остроалгебраическими! Полагаю, что Лобановский, который, как мы помним, сам был сильным тактиком, это качество Блохина заметил.

— Но одного такого качества для будущего тренера, пожалуй, маловато?

— Верно. Но прибавьте репутацию Блохина как режимного спортсмена. А, кроме того, у него большой опыт тренировок под руководством не только невежественного в этой области Лобановского, но и по-настоящему профессиональных, талантливых тренеров, специалистов своего дела, таких как Севидов, Бесков. Конечно, у Блохина нет такого опыта работы под руководством знаменитых тренеров, как, скажем, у Беккенбауэра, но в целом опыта такого гораздо больше, чем было у Лобановского, когда тот оставлял футбол как игрок. Почему же начальство не может увидеть в лице Блохина замену нынешнему тренеру?

— Неужели вы допускаете мысль, что Лобановский исподволь, уже на корню, как говорят сами футболисты, перекрывает кислород будущему Блохину-тренеру?

— Лобановскому сейчас устранить Блохина со своего пути просто необходимо! — воскликнул мой собеседник. Но как? Прежде всего, конечно, как можно реже выпускать его на поле и в клубе, и тем более в сборной и вынудить Олега, возможно, к каким-то нервическим поступкам, к какому-то конфликту, скандалу, тем самым показав всем, что характер Блохина тренерской работе противопоказан! Вот, на мой взгляд, что стоит за сегодняшним отношением Лобановского к Блохину.

Откровенно говоря, я был просто шокирован и подавлен железной логикой моего собеседника. У меня не нашлось веских аргументов, чтобы возразить ему и убедительно доказать всю абсурдность столь мрачно нарисованной им ситуации. Неужели мой приятель из Москвы увидел то, что я просмотрел в Киеве? «А что, если поговорить с самим Лобановским? — размышлял я. Как, интересно, он будет реагировать на подобную „концепцию"?» Но от подобной мысли я отказался сразу же. Во-первых, не хотелось обидеть Лобановского даже какими-то подозрениями в его тренерской нечистоплотности по отношению к такой футбольной звезде, как Блохин. Во-вторых, думал я, даже если нарисованная моим собеседником ситуация реальна, то Лобановский, бесспорно, умный и очень логичный человек, никогда не признается в этом.

Так для меня и остались загадкой истинные мотивы, породившие, мягко говоря, сложности во взаимоотношениях Лобановского и Блохина — этих ярких и столь непохожих друг на друга личностей нашего футбола. А может быть, в этой истории все закономерно? Невольно вспомнил рассказ одного знакомого кинорежиссера, снявшего немало фильмов о футболе. Во время финального матча на Кубок СССР 1964 года он сидел на скамеечке у кромки поля вместе с запасными игроками киевского «Динамо». Почти весь этот матч любимец киевских болельщиков Валерий Лобановский, которого В. А. Маслов так и не выпустил тогда на поле, тихонько жаловался гостю на вопиющую несправедливость и «клял тренера на чем свет стоит». «Лобановский в том сезоне страшно переживал и возмущался, что Маслов даже не снизошел до откровенного разговора с ним»,— вспоминал мой знакомый. Не правда ли, в чем-то очень похожие ситуации футбольной жизни 60-х и 80-х годов: Маслов — Лобановский... Лобановский — Блохин. Что это: своя судьба забыта, чужая — не в счет?

Порой и за рамками футбольной жизни какие-то решения Лобановского даже среди иных его почитателей вызывали недоумение. Для меня, например, так и осталось загадкой участие Валерия Васильевича в предвыборной кампании весной 1989 года, когда он вдруг стал кандидатом в народные депутаты СССР. Тиражом в 50 тысяч была выпущена листовка с его портретом, краткими биографическими данными, с перечислением положительных качеств и прогрессивных позиций тренера. В листовке вполне справедливо указывалось, что он «Создатель первого в стране профессионального футбольного клуба, действующего в условиях полного хозрасчета», но как-то неуместно выглядела, к примеру, фраза: «Дочь замужем за участником военных действий в Афганистане». Сам видел, как будущие избиратели с ухмылочками читали вслух о том, что:

Валерий Лобановский — это колоссальный опыт борьбы с захребетниками сталинской модели социализма; это порядочность, пронесенная незапятнанной под грязевыми дождями падения нравов...

Всего было перечислено 14 таких «это», а самое последнее из них, выделенное крупным шрифтом, гласило:

Это — киевлянин. В его генах — неумолчное эхо древнеславянской государственности.

Я видел, как многие люди, стоя у этой листовки, расклеенной по всему Киеву, недоуменно пожимали плечами. И сам думал: «Ему-то это зачем?!» Постоянно призывая к профессионализму, Лобановский, видимо откликнувшись на чью-то просьбу и дав согласие баллотироваться, вдруг занялся явно не своим делом. Но даже его огромная популярность не помогла. «Политическая борьба» футбольного тренера в избирательной кампании-89 закончилась его явным поражением: «за» проголосовали примерно 85 тысяч киевлян, «против» — более 1 миллиона 200 тысяч. Если бы те, кто отдал ему свои голоса, решили собраться вместе, то они даже не заполнили бы до отказа трибуны Республиканского стадиона.

Во время встреч с читателями мне часто задают один и тот же вопрос: «Как вы относитесь к Лобановскому?» Думаю, эта книга в определенной степени служит ответом на него. Впрочем, перед широкой аудиторией не станешь ведь подробно ее пересказывать. И я обычно отвечаю довольно коротко: «С симпатией!» Поверьте, это искренне. Если Лобановский и ошибался больше некоторых, то лишь потому, что сделал больше других в своем профессиональном деле, в котором его смело можно считать подвижником. Правда, как утверждают мудрые, и подвижничество бывает разным. Читая сентябрьский номер журнала «Знамя» за 1988 год, выписал из «Охоты» Владимира Тендрякова:

Джордано Бруно подвижнически взошел на костер. Но прежде он открыл некие секреты мироздания, создал новые теории. Сначала создал, а уж потом имел мужество не отказаться от созданного.

А вот Галилей таким мужеством не обладал или же не считал нужным его проявлять. Он отрекся от своих теорий, его подвижничество подмочено. Но благодарное человечество все-таки чаще обращается к имени Галилея, чем Джордано Бруно. Просто потому, что Галилей больше создал для науки.

До сих пор люди еще не желают понять, что мужество без созидания — бессмыслица!

Изменить жизнь подвижничеством, делать ставку на некие героические акты. Нет! На такое можно решиться не от хорошей жизни. Да и не от большого ума.

Не мной первым сказано: «Несчастна та страна, которая нуждается в героях».

Я твердо убежден в том, что не вина, а беда Лобановского, человека, бесспорно, очень талантливого и одаренного, в том, что он, израсходовав много сил и здоровья, нервной энергии и интеллектуальных ресурсов, так и не стал великим тренером (хотя именно так нарекали его иные журналисты в пору преуспевания киевского «Динамо»). Давно известно, что нет подлинного величия там, где нет доброты, справедливости и правды. А с этим у Васильича бывали нередкие перебои, перерастающие порой в дефицит. Все познается в сравнении. Разница («они» и «мы») особенно стала чувствительной, когда из нашей страны тоже пошел «футбольный экспорт». В 1989 году в профессиональных клубах Англии, Франции, Италии, Австрии, Испании, Швеции и Финляндии играли 15 советских футболистов. Между прочим, журналисты на Западе недоумевали, почему советских игроков приобретают за сравнительно небольшие суммы и платят им очень небольшую зарплату. Ведь в чисто техническом отношении и по другим футбольным качествам иные наши футболисты не уступали западным звездам, за которых профессиональные клубы заплатили миллионы. Да и заработки заморских «профи» были гораздо выше тех, которые имели первые советские профессионалы. Но, похоже, переоценка ценностей не за горами. Свидетельством тому стал переход Александра Заварова в «Ювентус». По контракту, как сообщала печать, «Ювентус» за три года выступлений киевлянина в итальянском клубе в порядке компенсации должен был выплатить пять миллионов долларов (по два миллиона — киевскому «Динамо» и Национальному олимпийскому комитету СССР, один миллион — в бюджет государства). Эта сумма, указанная в контракте с «Ювентусом», впервые была близка к «европейским меркам».

Правда, наша печать скромно умолчала о том, что по этому же контракту знаменитая итальянская фирма «Фиат» (главный спонсор «Ювентуса») выполнила по спецзаказу и уже передала футбольному клубу «Динамо» роскошный, оборудованный по последнему слову техники автобус для команды, а также микроавтобус на десять мест (типа «Раф») и фешенебельную легковую автомашину. В одном из интервью газете «Советский спорт» начальник Управления внешнеэкономических связей Госкомспорта СССР словно бы вскользь упомянул, что обсуждение этого контракта проходило «...при активном участии В. Лобановского». Другие же газеты вообще об этом умолчали. А зря. Деятельное участие тренера в этих переговорах — тоже пример профессионализма. Иначе говоря, когда в дело включился не просто какой-то чиновник от спорта, а компетентный специалист Лобановский, тонко знающий европейскую футбольную конъюнктуру и, пожалуй, истинную цену наших звезд,— вот тогда мы не отдали свое богатство «по дешевке».

На Западе иные журналисты иногда называют Лобановского «Горбачевым советского футбола», имея в виду то, что в этом виде спорта он может считаться одним из инициаторов перестройки. Правда, начал он ее в своем клубе значительно раньше других. И дело не только в том, что в 70-е годы он (тогда еще вместе с Олегом Базилевичем) впервые показал, как советский клуб может побеждать своих знаменитых профессиональных соперников на самом высоком европейском уровне. И даже, видимо, не в том, что в 80-е годы, возглавляя сборную СССР, он способствовал возрождению утраченного на десятилетия престижа нашего футбола на мировой арене. Тогда в чем же его особая роль? Пожалуй, в решении Лобановского взять на себя нелегкое бремя лидера в борьбе за профессиональный статус советского футбола и в том, что он блестяще с этой ролью справился.

...Но, так или иначе, сделан серьезный шаг, и Лобановский — в ведущей шеренге первопроходцев. Коллегам есть чему у него поучиться, что перенять. Легендам о том, что к нему трудно подступиться, видимо, недолго оставалось жить. В конце восьмидесятых годов в Киеве я не раз беседовал с собратьями по перу или тренерами по футболу из Италии, Англии, ФРГ, Испании, Франции и других стран. Приведу фрагмент одного такого разговора и, надеюсь, будет понятно зачем.

В ту пору 42-летним Франко Томати мы познакомились на Республиканском стадионе. Он жил и работал в Генуе, где популярная «Гадзетта делло спорт» имеет свой корреспондентский пункт. Договорились, что обстоятельно побеседуем после того, как Франко выполнит свою «киевскую программу». Накануне отъезда синьора Томати на родину мы встретились.

— Вы работали на Чемпионате Европы-88?

— Да. Был аккредитован от «Гадзетта делло спорт».

— И там с Лобановским не встречались?

— Это было очень трудно. На пресс-конференции Лобановский обычно приходил не один, а с группой людей. К тому же возникали проблемы с переводом. Мы сами пытались наладить какие-то контакты с советской командой. Правда, по одному не ездили, а целой группой. Два-три раза нам удалось поговорить с Лобановским, но он сразу же объяснил, что у него есть своя программа. Выходит, нам все-таки несколько раз удалось вклиниться в эту программу и организовать с Лобановским что-то вроде пресс-конференции. Там, в ФРГ, у меня сложилось впечатление, что встречи с журналистами мешают Лобановскому в подготовке команды, и он рассматривает их как своего рода вмешательство в эту работу.

— Это вам не понравилось?

— Я просто привык к другой системе,— улыбнулся Франко. Национальная сборная Италии на чемпионате Европы принимала журналистов каждый день. Игроки уделяли нам по часу-полтора своего времени, тренер проводил пресс-конференции каждый день. Само собой разумеется, что легко работать с теми, кто чаще открывает свои двери. Но у Лобановского своя система, и я ее уважаю.

— Мне импонирует ваш подход, Франко! Вам легче работать с тренерами других сборных, не совсем нравится система взаимоотношений Лобановского с журналистами, но вы ее уважаете и, как у нас говорят, не пытаетесь вторгаться в чужой монастырь со своим уставом. Одним словом, принимаете Лобановского таким, какой он есть.

— Да-да. Мне удобнее работать с другими, но как я могу не уважать Лобановского? Раньше я слышал, что он очень замкнутый в себе человек и, в общем-то, непреклонный в своем мнении. Авторитарный, что ли, тип тренера. В Киеве у меня был фактически первый контакт с Лобановским, когда я мог с ним спокойно пообщаться. Он показался мне довольно симпатичным и очень располагающим к беседе человеком. Лобановский сказал, что живет футболом, любит его и только им одним занимается. Но я все же почувствовал, что это не совсем так. Он увлекается театром, хотя и редко туда ходит. В разговоре со мной он приводил высказывания различных писателей. Цитировал, к примеру, Пастернака. Все это говорит о его общей культуре. Одним словом, беседуя с Лобановским, я увидел в нем умного человека и почувствовал к нему симпатию.

— И в этой беседе не было ничего такого, что вам не понравилось?

— Честно говоря, не было.

— Я слышал, Франко, что ваши западные собратья по перу называют Лобановского «железным сержантам», «полковником» и даже «профессором»?

— Это правда. Но у нас «железный сержант» — это имя нарицательное. Так обычно называют этакого твердокаменного человека, который абсолютно уверен в своей правоте и не меняет своих мнений. Думаю, что Лобановский действительно твердого характера человек, который придерживается своих принципов и прочно на них стоит.

— Теперь, после личного знакомства с Лобановским, какой из трех эпитетов вы бы за ним оставили?

— До приезда в Киев мне очень нравилось «железный сержант», а сейчас предпочту «профессора».

Напоследок я спросил итальянского коллегу:

— Интересно, Франко, какими словами вы закончили корреспонденцию, которую передали в «Гадзетта делло спорт» из Киева?

— Я написал так,— сказал Томати. Может быть, Лобановский отличается от многих других. Как человек и как тренер. Да, он другой. Но даже если он не такой, как все, то, несомненно, лучше многих других.

При этих словах журналиста из Италии мне невольно пришли на память репортажи, в которых иные наши специальные корреспонденты, аккредитованные на чемпионате Европы по футболу, на первых порах то и дело пытались перещеголять друг друга в «критике» главного тренера сборной СССР. За что? В основном, кратко говоря, за отсутствие улыбки. Выходит, не понравилась кому-то манера поведения специалиста — и это уже повод бросить тень на все, что он делает? Вспомнил и о других публикациях подобного рода, телерепортажах о Лобановском, которых было немало за десятки его тренерских лет. И подумал: хорошо бы и у себя дома нам — и тем, кто пишет о футболе, рассказывает о нем телезрителям, и тем, кто числит себя в нем специалистом или большим его начальником,— тоже научиться когда-нибудь уважительно, а главное — бережно относиться к таким бесспорным мастерам своего дела, как Лобановский.

Фигура героя этой книги при всей ее значительности еще и очень сложна, порой не лишена противоречий, не избавлена от человеческих слабостей, промахов и просчетов.

Но, будучи человеком творческим, Лобановский постоянно совершенствовался как личность. Читая его книгу «Бесконечный матч», порадовался такому откровению Валерия Васильевича Лобановского:

Я отношу себя к категории людей, которые не любят признаваться в своей неправоте, но — с годами и опытом — стараюсь после совершения ошибки поступать таким образом, чтобы окружающим не составило труда убедиться в том, что я ошибался. Откровенность — наука трудная.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.