Игровая карьера
Игровая карьера
Хороший педагог, как хороший художник, - невидимое делает видимым. Я вспоминаю свою преподавательницу русского языка и литературы Анну Васильевну Деркаченко, которая была до этого директором нашей школы (в которой, между прочим, учился и Блохин; я-то его не помню, а он меня точно помнит: Олегу часто приводили меня в пример). Класс у нас был спортивный, а потому чересчур уж живой, и прежняя учительница не справлялась. В конце концов, директор сделала ей замечание на педсовете, на что та ответила: «Прежде чем критиковать, попробовали бы вести этот класс сами». И что вы думаете? Анна Васильевна ушла с поста директора и действительно занялась нами! Начала с того, что всех проблемных ребят стала нагружать ответственностью: либо назначала старостой, либо поручала вести какое-то дело, используя соревновательный метод. Мы слушали классическую музыку, проводили литературные вечера, я даже играл в школьном театре роль в «Борисе Годунове» Пушкина. В общем, она нашла куда направить нашу безудержную подростковую энергию.
Не могу сказать, что я очень уж хорошо учился, хотя некоторые известные футболисты могут этим похвастаться. Например, Семак. Больше всего мне нравились гуманитарные предметы. А когда тебе нравится - быстрее запоминаешь, лучше отвечаешь, соответственно, легче получаешь хорошие отметки.
Важно обладать способностью видеть прекрасное. Помню интересную ситуацию на базе «Зенита». Перед тренировочным занятием я вышел к полю с Герасимцом, Кульковым и Лебедем. Было прекрасное утро, отличная погода… И я попросил каждого сказать, что он видит в данный момент. Кульков сказал «поле», Герасимец - «мячи», Лебедь сказал, что видит решетку, окружающую базу. А вот березовую рощу прямо за кромкой поляны почему-то не увидел никто. А жалко…
* * * Футбол меня вряд ли мог обойти стороной. Про бразильских игроков говорят, что их воспитала Копакабана. У нас в Киеве своя Копакабана была на каждом пустыре. Такое место в Киеве называли Парагваем, до сих пор не знаю почему. Видимо, предполагалось, что в Парагвае плохие поля. Так или иначе, тяга к мячу как к игрушке преобладала изначально, и найти противовес было сложно - футбол культивировался, в конце концов, это народная игра. Только заканчивались уроки, как мы сразу бежали во двор «постучать».
В футбольные школы набирали ребят определенного возраста. Занятия проходили три раза в неделю по полтора часа. Остальное время играли во дворах, причем вперемешку - старшие и младшие, умелые и не очень. Понятно, что тебя никто не учил, как бить, как подходить к мячу, но дух борьбы, стремление обязательно победить - все это воспитывала улица. Мы бились двор на двор, школа на школу, улица на улицу - постоянное соперничество не давало расслабиться.
В футбольную школу «Динамо» меня привел сосед, очень способный парень, который уже выступал за юношескую команду. Тоже, кстати, Анатолий Федорович, фамилия Линник, он еще потом немного играл в дубле и во второй лиге. Команды моего возраста тогда не было, а я все равно пришел на просмотр. Лучших отобрали, построили и говорят: «Кто не 44 года рождения, тот должен уйти». Почти со слезами на глазах я шагнул вперед и говорю: «Я не 44-го. Я 46-го…» Тренеры были поражены, что мальчишка умудрился пройти просмотр, и оставили меня!
Пришлось получать серьезную закалку, проходить естественный отбор. Тренироваться со старшими - проблема не из простых. Детская «дедовщина» существовала всегда, и меня постоянно гоняли: «Пойди туда, принеси это…» Иногда «просьбы» носили явно силовой характер, я все время сопротивлялся и, естественно, получал. Однажды надоело, и в 14 лет я оставил футбол и ушел в бокс. Позанимался, дошел до полуфинала первенства города, после чего приехал тренер Мельниченко (у меня было два жизнеопределяющих тренера - Мельниченко и Фоминых, который потом стал президентом федерации футбола Украинской ССР) и сказал: «Хватит уже, давай обратно в футбол!»
Прошло более полугода. Возникшее чувство уверенности в своих силах совершенно изменило меня как личность. Теперь я знал, что могу компенсировать нехватку физических сил умением за себя постоять. Любопытное совпадение: школа бокса в Киеве принадлежала ведомству «Локомотив», и именно в футбольном «Локомотиве» спустя много-много лет жизнь еще раз учила меня стоять за себя.
* * * В динамовской футбольной школе у нас были свои маленькие традиции. Заходили вечером после занятий в кафетерий, брали пирожки, булочки, которые назывались «жуликами» (черный хлеб с изюмом), и пили крем-соду из автомата под бесконечные разборы тренировок. Всей командой обпивались! Помню и необыкновенное отчаяние из-за того, что не смогли попасть на матч «Динамо». Уперлись в закрытые ворота Республиканского стадиона… Неприятно было. А вот на игре с тбилисским «Динамо», на которую мы уже смогли пройти, после того, как Зазроев забил победный гол, меня на радостях народ с верхнего ряда на руках перебросил аж до нижнего. Чуть на поле не выбросили!
Потом было приветствие сборной СССР в 1958 году и ее матч с «Динамо» (Киев) в честь Юрия Войнова, лучшего полузащитника этой команды на чемпионате мира в Швеции. Тогда я сам вручил цветы Валентину Бубукину. Кто мог тогда предвидеть, что впоследствии у нас с Борисычем возникнут теплые отношения и я стану гордиться близким знакомством с футбольным Юрием Никулиным. Бубукин был шутник, мастерски умел рассказывать анекдоты. Например, на одной из недавних игр, где мы в очередной раз встретились, он при виде хорошенькой болельщицы с напускной горечью протянул: «Толь, я раньше не мог решиться подойти к девушке, потому что боялся, что откажет. А сейчас боюсь, что согласится». Бубукина, кстати, все знали не только как хохмача, но и как одного из самых работоспособных полузащитников с отличным ударом: он, наверное, за каждую игру больше десяти километров пробегал…
Еще одно яркое впечатление - приезд «Торпедо», когда я увидел впервые на поле «живых» Иванова и Стрельцова. Ходил также на тренировки «Спартака» смотреть на Сальникова и Нетто. Первый работал с мячом потрясающе! Мы потом пытались повторять, жонглировать пяткой, одной, двумя, перебрасывать через себя…
Своим первым тренерам я безмерно благодарен. Они были очень разными: Мельниченко - мягкий, Фоминых - жестче, требовательнее. Они работали по принципу доброго и злого следователей. Ко мне оба относились достаточно демократично - разрешали иногда приходить зимой в зал тренироваться со старшими, с 42 годом, с 43-м… Этот факт для меня был крайне важным в плане становления техники, а, учитывая то, что я относился к футболу с невероятным фанатизмом, пользы те занятия принесли немало.
В школе «Динамо» известных воспитанников было не слишком много, но с центрфорвардами, которые потом попадали в сборную, дело обстояло хорошо - Бышовец, Блохин, Шевченко. С последним мы беседовали как-то в Милане, и он начал вспоминать: «По-моему, мы с вами не пересекались напрямую в то время». - «Ты прав. Но не возьми я твоего первого тренера Шпакова на работу, может быть, ты и не попал бы в "Динамо"». Очень многое, как видите, в жизни зависит от счастливого случая.
Так вот, в 1963 году я уже был в команде и, еще не имея права играть даже за дубль - можно было только в 18, а мне было 17,- выступал за него под чужими фамилиями. Надо сказать, что в возрасте 17-20 лет пропадает масса игроков. По мере того как ты взрослеешь, появляется уйма соблазнов: девушки, компании, вино, карты. Это не криминал, чистая физиология. Но если все эти второстепенные вещи превращаются в стиль жизни, таланты сходят на нет, причем во все времена. Потери эти приходятся на период, когда игрок проходит испытание дублирующим составом. Соответственно, вдвойне важна роль тренера дубля, и мне в этом плане повезло: у нас работал прекрасный специалист Михаил Коман. Он был представителем так называемой закарпатской школы. Закарпатье, к слову, дало много выдающихся игроков, в том числе и тех, кто впоследствии попал в киевское «Динамо». Тот же Коман, а также Рац, Турянчик, Медвидь…
Удивительное чувство было, когда в возрасте 17 лет я выходил на матч с московским «Спартаком». С одной стороны, рядом со мной играл один из героев чемпионата мира 1958 года Юрий Войнов. С другой - на тебя смотрит, скажем, Игорь Нетто, Анатолий Масленкин. Такие моменты воспитывали, обучали, поднимали в собственных глазах.
В 1964 году я уже фактически мог считать себя обладателем Кубка СССР. Помню, в Фергане после моего удара мяч добили в сетку, мы выиграли, а потом победили и в турнире. Но не слишком ли гладко с самого начала шла моя карьера? Я бы не сказал. В 1964 году не хватило одного матча в Кубке, чтобы получить звание мастера спорта. В 1966-м я мог стать лучшим бомбардиром чемпионата СССР, имея на счету 19 мячей, но Маслов и на этот раз не выпустил меня в нужный момент на поле, ибо «нужный» момент оказался в последнем туре, когда мы играли с одесским СКА, и та игра ничего не решала. Волей тренера я остался на лавке, а потом узнал, что тбилисский динамовец Датунашвили, у которого было на тот момент на счету лишь 15 голов, спокойно забил 5 мячей кутаисскому «Торпедо». Зачем Маслов так поступал? Он не хотел, чтобы я сразу, в юном возрасте «проглотил» всю славу. Не хотел, чтобы я остановился на достигнутом, повторив ошибку Стрельцова…
Много мне дало выступление за юношескую сборную СССР, в которой подобралась сильная компания. Например, на поле я выходил с Банишевским, человеком, к которому никогда не относился как к конкуренту. В жизни душа нараспашку, во время матча он был нацелен на ворота, как наконечник копья, вся его игра была на опережение. До сих пор считаю, что это лучший игрок Азербайджана всех времен. Там же был прекрасный вратарь Крамаренко, один из лучших диспетчеров страны Мунтян. А тренировал нас олимпийский чемпион Алексей Парамонов. Мы ездили на серьезные турниры, например в Сан-Ремо, получая возможность играть со сверстниками из «Милана», «Ювентуса» и прочих выдающихся клубов. В начале 60-х выиграли этот турнир, и ощущения от поездки в целом были незабываемые. Причем я получил приз лучшего игрока, а Банишевский стал лучшим бомбардиром. Приобретенное в юношеской сборной умение выдерживать конкуренцию, победы над серьезными соперниками помогли мне адаптироваться во взрослом «Динамо».
Там надо было не только хорошо играть в футбол, но и грамотно поставить себя в команде. Проявлять уважение к старшим и в то же время отстаивать себя, собственную индивидуальность. Когда начинаешь подстраиваться, а не конкурировать - это плохо. Мне кажется, я справился. Причем огромное спасибо тренеру Маслову, который помог мне сохранить лучшие мои индивидуальные качества - обводку, умение остро сыграть.
Быть может, именно техника, дриблинг, и есть самая важная вещь в футболе - обводя игрока, создаешь проблему для всей оборонительной системы соперника. Того, кто тебя обыграл, нужно встречать, а значит, освобождать пространство, менять структуру расположения игроков, и, в конце концов, вся оборона начинает рваться. Синхронно перемещаться защитники не могут, тем более что есть опасность того, что дриблер на ходу обыграет сразу и второго.
Да, существуют современные требования, и от них никуда не деться. Необходимо сочетать индивидуальные действия с командными, и я рад, что в 2007 году это удалось постичь Сычеву. Он очень сильно прибавил, и, начиная с апреля, когда «Локомотив» играл вариант с тремя форвардами, Дима перестроился и начал действовать очень разнообразно. И совершенно по-другому стал выглядеть.
* * * Противоречий с тренерами я, как любитель импровизации на поле, избежать не смог. При схеме «дубль вэ», иначе 3 + 2 + 5, я играл инсайда и на этой позиции постоянно забивал голы. Я обладал даром появиться в трудной игровой ситуации и решить эпизод самостоятельно. Если умеешь это делать, то становишься лидером, начиная со двора и заканчивая взрослой командой. У тебя есть собственный стиль, как, например, у Вагнера Лава или Кержакова. Бывают игроки, которые ответственность на себя берут, и те, кто ее на других перекладывает. Я представлял собой пример футболиста первого типа.
Многие преувеличивают значение фразы моего детского тренера Фоминых, который якобы сказал, что наставники не знали, что со мной делать, не знали, как заставить Бышовца играть в коллективный футбол, и вроде даже хотели отчислить меня. Это явное преувеличение. Как можно было отчислить капитана команды и лучшего бомбардира?! Для моих тренеров главное было - сохранить изюминку игрока. И с Фоминых у меня складывались прекрасные отношения. И далеко не всегда моя тяга к индивидуальным действиям вызывала негативную реакцию. В Париже во время игры со сборной Франции кричал мне: «Быш, я тебя прошу, покрути им позвоночники, покрути!» И я покрутил. После чего меня газеты и назвали «парижским мальчиком». А в Гаграх на сборе в 1966 году я из баловства обвел всех защитников, потом стал издеваться над вратарем: раз уложил его на землю, второй… И Маслов кричал с бровки: «Ну хорошо, давай еще меня обведи!»
Конечно, проблемы с тренерами иногда возникали, потому что в некоторых случаях моя индивидуальная игра шла в ущерб командной. Мой стиль, конечно, нравился публике, хотелось проявить этакое ухарство, что, кстати, делал и Месхи. Были и другие примеры: играли как-то с уругвайским «Пеньяролем», так того, что творил футболист по фамилии Спенсер, я в своей жизни не видел. По своим движениям он напоминал гепарда - настолько быстро и легко бежал, что мы смотрели как завороженные.
Поездки по миру вообще были очень полезными в плане впечатлений, хотя сборная путешествовала в откровенно нищенских условиях - получали по 80 долларов за страну, не за матч! В итоге набирали по 4- 5 выездов, чтобы к концу года хоть более или менее неплохо себя чувствовать. Зато играли с сильными командами, получали опыт, возможность знакомиться с разными стилями, выдающимися игроками. Интересно было и смотреть по сторонам, причем помню, как испытывал чувство глубокого стыда за то, что я, только что позавтракавший, выходил из гостиницы и видел сидящих у входа ребятишек, грязных, оборванных и голодных. Их было много, и они специально караулили, в надежде на то, что кто-нибудь даст им пару песо. Я дал десять, после чего мог забыть о том, чтобы спокойно пройтись по городу. Дети следовали за мной, не давая ступить ни шагу. В конце концов, пришлось в дальнейшем покидать отель черным ходом.
И там же в Уругвае со мной произошел трагикомичный случай, но уже на футбольном поле. Обвел нескольких игроков, ворвался в штрафную и начал обыгрывать вратаря, бросившегося мне в ноги, повернувшись лицом уже к своим воротам. Осталось только с разворота поразить пустую рамку, что я и попытался сделать, хотя видел набегавших ребят - Стрельцова и Численко, которым не составило бы труда поразить цель, откати я им. Бью вроде бы наверняка, но мяч оказывается на кочке и летит выше ворот! Те - в крик, чуть ли не с кулаками на меня набрасываются: «Почему нам не оставил?!» - «Да ворота пустые были, сам бы забил, не понимаешь, что ли, - кочка?!» Так же, с перебранкой, отправились в раздевалку. И вдруг Стрельцов успокаивается и говорит Численко: «Да ладно, Быш бы мне отдал…» Но мы продолжали спорить. Наконец появился Якушин: «Не понимаю, что вы спорите…» Я ему: «Михаил Иосифович, в этой ситуации зачем отдавать?! Пустые ворота были! Это случай, что мяч на кочку попал!» Тот отвечает: «Подожди: ты забил? Нет. Значит, ты неправ. Почему споришь?»
У меня у самого как у тренера было много таких ситуаций. Но не помню, чтобы я предъявлял какие бы то ни было претензии к промахнувшимся игрокам. Похожий эпизод был у Олега Протасова в гостевом матче с Италией в 1990 году, но я ничего не говорил ему, потому что понимал, что проблема промаха - это миг, подход к мячу, определенное состояние на долю секунды, динамика, неровность поля, быть может…
Понимание этого всегда сдерживало меня от подобной критики. Конечно, эмоции есть эмоции, и приходилось всплескивать руками - ну как же в такой ситуации не забить! Но свой опыт помогает анализировать, понимать, что в той же концовке матча, когда нарушается структура движения и не хватает координации, концентрации, вероятность промаха увеличивается. Тренируется ли этот элемент? Все-таки да. Тренировочные занятия всегда должны быть максимально приближены к игровым условиям. Но не стоит забывать о главном: никакая тренировка, никакой товарищеский матч нельзя сравнить по психологическому напряжению с официальными встречами. Здесь уже правят бал психика, давление, нервное напряжение, чувство ответственности. И для многих талантливых футболистов именно это стало большой проблемой. Они не смогли заиграть на высоком уровне.
Мне приписывают фразу в адрес Сычева после какого-то неиспользованного им голевого момента: «Дима, ты не мог забить или не хотел?» Не думаю, что я на самом деле так сказал: слишком много вранья было вокруг моей работы в «Локомотиве». Вообще, у Сычева существует, как и у многих нападающих, определенная игровая проблема: он не доигрывает эпизод до конца и в последний момент теряет концентрацию. Мы с Димой много над этим работали, но есть еще психология и тактика удара. Если выходишь к воротам под углом, то нужно закручивать мяч далеко от вратаря. Так, как делает Анри или делал Бергкамп. Это - вопрос школы. Задача бьющего - поймать голкипера на движении. Точно так же, как при обводке поймать защитника на опорной ноге. В этом и есть вся сила, но далеко не у всех так получается.
На чемпионате мира 1970 года у меня получился обводящий удар по воротам сборной Бельгии. К четвертьфиналу у меня накопилось уже 4 гола, и тогда Гавриил Качалин на теоретическом занятии предложил следующий вариант: играть на меня, как на лучшего бомбардира команды на тот момент. Реакция партнеров в целом была положительная, но я сам был против. Слишком ко многому обязывал такой стиль игры, и, быть может, подобная тактика оказалась бы в ущерб командной игре и результату.
У нас с Качалиным были, так скажем, «свои» отношения. Считаю его выдающимся тренером, но иногда находила коса на камень. Перед тем самым мексиканским чемпионатом мира нам предоставили три месяца на подготовку. Постоянные перелеты, контрольные игры, травмы футболистов - Рудакова, Папаева - привели лично меня в очень тяжелое психологическое состояние. В тех матчах, что мы проводили, нужно было не только наигрывать стандартные положения, не только отрабатывать внутрикомандные связи, наигрывать состав, но и добиваться результата. В таких условиях можно впасть в угнетенное состояние, начать себя подсознательно щадить, чтобы ни в коем случае не оказаться в плохой форме к началу самого турнира. В какой-то момент я выразил Гавриилу Дмитриевичу несогласие с тем, что происходит, и попросил перевести меня на индивидуальный график занятий. Согласен, это почти конфликт. Но каким же нужно быть великим тренером, чтобы согласиться в этой ситуации с игроком! Меня вывели из общей группы, я начал работать сам, и, что самое интересное, к этому нормально отнеслись остальные ребята. Потом, когда мы провели контрольный матч уже непосредственно перед чемпионатом, все признали, что я выглядел свежее других. У меня был кое-какой опыт по самоподготовке еще по киевскому «Динамо» - тогда ведь не существовало специальных тренеров по «физике», приходилось работать самому. Та команда вообще воспитывала сознательность. Наверное, трудно себе представить, что с утра все добровольно выходили с гантелями и прочим инвентарем на зарядку и занимались в течение часа физическими упражнениями, включая беговые и прыжковые. Мне впоследствии это очень пригодилось, и мы еще вернемся к принципу Маслова, который я всю жизнь сам пытался донести до подопечных: так, как сам себя подготовишь, ни один тренер не подготовит.
Качалин сумел сделать невероятное: укротить в себе начальственные порывы, чего, пожалуй, никогда бы не смог сделать на его месте Бесков. Можно вспомнить еще одну мою историю, на сей раз с Якушиным. Сборной СССР предстоял матч со сборной Венгрии. Мы выиграли его 3: 0 после гостевых 0: 2, и это был, наверное, один из лучших поединков в истории нашего футбола. Но перед матчем я знал, что, скорее всего, играть не буду и что на поле появится Стрельцов. В итоге опоздал к отбою и наткнулся на Якушина. Тот спрашивает: «Ну что, как погулял?» Я развожу руками: «Михаил Осич, готовиться как будто не к чему. Я не в составе. Разве не так?» Надо сказать, что жили мы не на базе, которой, собственно, и не было, а при Центральной школе комсомола. Было где и с кем провести время. Вот и провел… И тут Якушин в ответ на мою фразу говорит: «А если все-таки сыграешь?» - «Тогда буду готовиться».
Это был диалог людей, которые предпочитали говорить все прямо. В этом и заключалась сила Якушина, Качалина и Маслова. От них всегда исходила реакция на то, что ты говоришь им, никто не кривил душой. Такой подход порождает настоящее сотрудничество. Ведь по сути получилось, что Якушин вывел меня на откровенный разговор и подвел к тому, чтобы игрок взял на себя какие-то обязательства. В итоге я появился-таки на поле и забил третий, решающий мяч. Он, кстати, оказался похожим на тот, что получился у Ибрахимовича на чемпионате Европы в матче с Грецией, - та же позиция, может быть только если у шведа последовал прямой удар, то я использовал обводящий.
Два приведенных примера говорят в пользу Качалина и Якушина. Оба добились собственной правоты, наступив себе на горло и дав мне шанс. Но в том, что я все-таки сумел перед той Мексикой привести себя в боевое состояние, еще раз повторю, огромная заслуга Виктора Александровича Маслова…
* * * Это был самородок, и его схемы не были научно обоснованы. Но он тонко чувствовал игру, футболиста, его место на футбольном поле. Именно при нем и были заложены традиции киевского «Динамо». При нем заиграло очень много игроков - Хмельницкий, Мунтян, Пузач, Поркуян, Серебренников и другие. Могу говорить о себе: я пришел в основной состав после юношеской сборной Украины, после юношеской сборной Союза, после участия в Спартакиаде, и в тот момент мне очень повезло с тренером. Кроме того, со мной рядом были выдающиеся игроки, что оказалось крайне важно для моего роста. На своем раннем этапе - где-то с 1963 по 1965 год - я играл более разнообразно. Индивидуальные качества решали многое, но и с появлением новой системы Маслова, которую «Динамо» использовало до чемпионата мира 1966 года - 4 + 4 + 2, при которой я был выдвинут вперед, - я изменил свой стиль игры. Тот же Мунтян мог дать великолепную передачу на ход, а Хмельницкий и Пузач, игравшие, соответственно, слева и вторым центрфорвардом, были настоящими партнерами: мы понимали друг друга с полуслова. Если говорить об иностранцах, приходящих в наш чемпионат, то считаю, что они должны быть очень высокого уровня, должны обогащать наш чемпионат, чтобы нынешнее поколение российских игроков могло учиться. То «Динамо», в котором играл я, было как раз такой командой, которая позволяла раскрываться молодым.
Мой пример - не единственный. Можно говорить в том же духе о Блохине, потом о Шевченко, выросших в подобной атмосфере. В моем случае создателем этих условий был Маслов, и результаты той команды говорят сами за себя - «Динамо» трижды подряд становилось чемпионом СССР, выиграло Кубок в 1964 и 1966 годах. Это - эпоха Маслова, который подобрал игроков, создал коллектив.
Успехи, тем не менее, не давались легко. Были тяжелые подготовительные сборы по месяцам, а перед матчами заезжали на базу на 3-4 дня… Меня, признаю, считали белой вороной на поле и за его пределами. Я пришел в киевское «Динамо» в 1963 году. Время было сложное, в том числе трудный период для страны с экономической точки зрения. В футболе уже существовало определенное ядро, имелись свои традиции, свои устои. По большому счету для игроков существовало два отрезка времени - подготовка к матчу и разрядка. С алкоголем, как «положено». Замкнутый круг, из которого крайне сложно было выйти. Попадались, конечно, и среди футболистов, и среди тренеров совершенно другие люди, которые вели иной образ жизни. Такие, как Борис Аркадьев. Он к игрокам обращался на «вы», мог прочесть им стихи, был разносторонне развитой личностью. Наверное, поэтому он и считается нашим главным теоретиком. И, как ни странно прозвучит, предтечей. В своих книгах именно Аркадьев предрек рождение тотального футбола.
Сюда бы я отнес Якушина, Маслова, Качалина, Горянского, Симоняна. Но они-то, скорее, казались заметными, яркими одиночками, а в целом культурный уровень в футбольном мире был невысок. Скачок случился где-то в середине 60-х, когда сборная сыграла на чемпионате мира в Англии, потом была Европа в 1968-м, Мексика в 1970-м… Начались стабильные выезды на крупные турниры, удачные результаты - я бы сказал, что это было золотое время нашего футбола.
Что касается меня, то вспоминаю первую выигранную золотую медаль и первый банкет. Маслов идет с рюмкой, каждого поздравляет, чокается… Потом оказывается рядом со мной, а я ему: «А со мной?» - «Ты же не пьешь!» - «Но сегодня-то можно…»
Маслова нельзя было причислить к классическим педагогам. Иногда ему приходилось следовать принципу «если нельзя остановить пьянку, ее следует возглавить». Наш тренер был деликатным человеком и мог оказаться внутри команды в нужный момент. Он понимал, какими серьезными были для игроков нагрузки. Выпивка для многих оказывалась восстановлением после тренировок, игр, перелетов, но для кого-то она превратилась в болезнь. Как-то после матча со «Спартаком» в Киеве мы встретились с Логофетом. Решили поужинать. И так вышло, что столкнулись на улице с Масловым. Он обрадовался и без обиняков предложил пойти и посидеть. Мы выпили даже немного коньяка, и вечер прошел в раскованной беседе о только что сыгранном матче. Что и говорить, Виктор Саныч жил в непридуманном мире и умел видеть и понимать непридуманную жизнь…
Впрочем, вернемся к самой игре. Маслов верил в зонную оборону и не представлял себе возможности «размена». Задания держать конкретных игроков соперника наши защитники почти никогда не получали. В 1969 году мы играли с «Фиорентиной» на Кубок чемпионов (мы в итоге уступили дорогу итальянцам - 1: 2 и 0: 0). В той команде блистали такие футболисты, как Де Систи и Амарилдо. И я позволил себе высказать мнение, что «Фиорентина» - чемпион Италии и что некоторых ребят неплохо было бы взять под персональный контроль. В будущем я уже сам как тренер использовал комбинированный вид опеки - мои команды играли зону, но в каждой зоне полагалось действовать по игроку до конца. Так и получилось, но я навлек на себя раздражение Маслова - дескать, тренер у нас новый появился, большой специалист… Но Амарилдо, так или иначе, нам забил. Маслова, впрочем, тоже можно понять - он защищал свой принцип, по которому привыкла действовать его команда. И Виктор Александрович в тактическом плане был очень мудрым тренером. Точно так же, как был выдающимся педагогом. Известно, что гордые люди тяжело переживают гордость других. И умение смириться - один из главных психологических приемов тренера, которым Маслов в том числе владел великолепно. Понимание этого приходит, лишь когда начинаешь смотреть на футбол со скамейки запасных. Сейчас я могу сказать, что я - ученик Маслова. А тогда мог спорить, не соглашаться, стоять в оппозиции. Яркий пример: ответ Лобановского на вопрос журналиста, отчислил бы он сам себя из киевского «Динамо». Валерий Васильевич сказал «да». Я был свидетелем того, как развивался тот конфликт между ним и Масловым. Играли в Кутаиси, тренер сделал Лобановскому замечание по поводу его игры. Тот выпалил что-то вроде: «Да как я могу играть в таких условиях, при таких тренировках!» Маслов посмотрел на него и ответил: «Для того чтобы играть, нужно сначала попасть в состав». После этого Лобан на поле уже не появлялся.
Проблема тренеров еще состоит в том, чтобы донести свою мысль до игроков. Харизматической личности хватает для этого буквально одного слова, и не нужны никакие убеждения. Вопрос лишь в умении создавать коллектив.
В этом плане очень трудно принимать команду после того, как предыдущий тренер уже сформировал ее лицо. Пример - проблемы жесткого Блохина, пришедшего в «Москву» после мягкого Слуцкого, который был с футболистами чуть ли не в дружеских отношениях. Есть обратный вариант - тренер, который создает команду и сам же ее разрушает, и здесь достаточно вспомнить хорошего специалиста Юрия Морозова. Общение было построено на повышенной требовательности, постоянно натянутых нервах, игроки не могли взять передышку. Но каждый раз - что в «Зените», что в ЦСКА - его очень удачно менял совершенно иной, свойский для игроков Садырин и добивался результата.
У меня у самого рука никогда не дрожала, когда следовало избавиться от того или иного футболиста в интересах общего дела. Мне достаточно было убеждения в том, что это необходимо для команды. Сегодня такая бескомпромиссность мешает в работе, и очень трудно найти общий язык с руководителями и игроками, которые пытаются сами влиять на тренера и других игроков, на отношения в коллективе, на атмосферу внутри него.
Еще один полумиф обо мне - что якобы я когда-то сказал: нельзя простить, если футболист умнее тренера. Все-таки согласитесь: ученик всегда знает меньше учителя. Да, нечто подобное было, но относилось это не к игрокам, а к руководителям клубов. Те, кто владеют крупными предприятиями, заводами и имеют свое видение бизнеса, которое к тому же еще и успешное, могут простить многое, но не превосходство над собой. Прощал ли я превосходство над собой? У меня всегда в командах оказывались люди, имевшие собственное мнение. С этим не всегда легко смириться. Ведь тренер разрабатывает систему подготовки, тактику и несет полную ответственность за свою работу. У него есть информация, связанная непосредственно с уровнем подготовки подопечных, чем не обладают игроки, у которых есть лишь игровое понимание ситуации. И поэтому игроки часто заблуждаются при оценке обстановки, хотя, с другой стороны, именно из таких и рождаются хорошие тренеры. Такими были Добровольский, Михайличенко, Черчесов, Кобелев, Колыванов - они всегда имели свое представление о футболе. Высказывая свое мнение, ты таким образом демонстрируешь свои убеждения и принципы. И умение их отстоять - значит прежде всего для себя определить - полезна ли твоя позиция для команды и можешь ли ты свое видение подчинить ее интересам. Поэтому, например, то, что происходило в «Локомотиве», не было связано только с решением личных вопросов, а прежде всего командных.
* * * Понятие клубного патриотизма сегодня уходит в прошлое. У нас нет своих Мальдини, Терри, Рауля. Свое место в команде надо определять игрой, востребованностью. Обратные примеры, опять же из-за границы: в «Милане» за счет таких стариков, как Костакурта или Мальдини, не освобождают место для молодых. Но это - Италия и высокопрофессиональные игроки. В 18 лет я получил первое предложение из другого клуба, после того как проявил себя на молодежном турнире в Сан-Ремо. Предложение не откуда-нибудь, а из «Спартака». Но представить себе, что молодой человек, вскормленный киевским «Динамо», решится на такой шаг, было невозможно. Мы все бредили этим клубом, могли играть за него даже бесплатно. Для меня, Мунтяна, Поркуяна, Кащея, Онищенко и всех прочих «Динамо» было святыней.
В 1967 году состоялась у меня встреча и с Бесковым, у него дома. Звал он меня в московское «Динамо», но и тогда вопрос подобного размена для меня не стоял. В Киеве происходил настоящий подъем, который я связываю с личностью Щербицкого. Это был человек, любивший футбол, понимавший его и делавший для этой игры все, что только можно. Те перекосы, что потом начались в Киеве, я связываю с теми людьми, что навязали Щербицкому определенные схемы (о которых руководство и не подозревало), по которым стало жить киевское «Динамо» нового образца, да и весь наш футбол, вместе взятый. К чести этих людей - это были умные тренеры, они сформировали идею национальной команды, суперклуба, на который начала работать вся Украина. С кадрами проблем не было - в Киеве находились лучшие материальные и бытовые условия. Кроме того, «Динамо» стало базовой командой для сборной СССР. Но тут мы подходим к одному важному вопросу - к зарождению системы договорных матчей, под которую требовались присягнувшие тренеры, а также тренеры-организаторы. Это уже, согласитесь, называется «кланом».
Еще один момент - фармакология, не способствующая восстановлению, но лишь повышающая работоспособность, увеличивающая мышечную массу… Начало было положено еще тогда, а в настоящие дни система только совершенствуется. Сегодня это уже не группа тренеров. Их намного больше, к тому же добавились отдельные судьи, чиновники, агенты, журналисты, комментаторы. В качестве иллюстрации могу вспомнить сцену в судейской после матча «Динамо» (Киев) - «Днепр», закончившегося не с «положенным» счетом. Когда вбежавший тренер киевлян в бешенстве обрушился с угрозами, Володя Емец спокойно ответил: «Что вы волнуетесь, Валерий Васильевич? С тех пор как вы это ввели, ничего не изменилось!» О Емце надо бы сказать особо. Это был человек широкой души. Когда он приходил в федерацию, для чиновников начинался настоящий праздник - сразу же шутки, смех. На Емца невозможно было обижаться, потому что он никогда не лицемерил, не скрывал истинного положения вещей. Никогда не говорил, что он великий тренер. Эта его естественность обезоруживала и вызывала симпатию даже тогда, когда вдруг возникали камни преткновения в соперничестве. Играло как-то «Динамо» в Днепропетровске, и 3-4 футболиста выступили очень плохо. Проиграли. Потом, поняв в чем дело, встречаю Емца в Москве: «Как же так?!» А он отвечает: «Федорыч, ты так можешь, а я по-другому не умею!» Что ему скажешь после этого? Хотя Емец, конечно, скромничал, у него были очень хорошие команды и игроки, о которых Володя очень заботился.
Договорные матчи, конечно же, были всегда, но до поры до времени не существовало отлаженной системы и все подобные случаи носили эпизодический характер. Сейчас если ты - амбициозный человек, то данная система вредит тебе, мешает добиваться результатов по гамбургскому счету, поскольку вне системы жить и работать невозможно. Тебе сразу же определят свою ячейку. Если откажешься, то начнешь всех раздражать. При этом не могу отрицать, что как игрок попадал в замысловатые ситуации. Чувства могу описать лишь одним словом - стыдоба! Но ничего не поделаешь, ведь, как правило, это было решение всей команды. Случалось, что я и не знал о том, что матч «ненастоящий», и мне об этом сообщали уже многие годы спустя. Когда праздновал 60-летие, приехал поздравлять Андрей Биба. И что-то вдруг разоткровенничался. В 1966 году мы, оказывается, играли матч, когда одной из команд нужно было в Киеве отдать очки, когда мы уже были чемпионами, а сопернику - редкий случай! - представился шанс попасть в тройку. Я стал вспоминать и пришел даже к тому, что в той игре забил гол, а потом меня довольно странно заменили. Еще и с мячом не поздравляли. А в итоге мы проиграли 1: 2. Маслов после матча в каком-то невероятном бешенстве орал на стариков: «А-а, это все ваши дела, как вы могли!» Кончилось и вовсе скандалом - в раздевалку спустился кто-то из руководителей, и перед ним нужно было держать ответ, как такое произошло. И тут Маслов совершенно спокойно говорит начальнику, что гораздо хуже было бы пропустить «москалей» в «призы». Надо сказать, его ответ практически снял все вопросы…
Подобная ситуация несколько лет назад была и в английском чемпионате. За первое место боролись «Манчестер» и «Арсенал», и «Тоттенхэм» без борьбы сдался команде Фергюсона, лишь бы заклятые враги по Лондону не стали чемпионами. Это тонкий момент, основанный на традициях, и его нельзя комментировать категорично. В отличие от нашей системы.
За один матч мне, например, до сих пор не стыдно. Мы играли в Тбилиси, как раз сразу после того, как разбился в автокатастрофе Шота Яманидзе, выдающийся игрок. Только что состоялись похороны, состояние у всех подавленное. Пришел к нам капитан тбилисцев и чуть ли не со слезами на глазах: «Ребята, очень нужно выиграть, а мы в ужасном состоянии. Но если проиграем, народ не поймет…» Мы собрались, поговорили… И на следующий день не играли. Не то чтобы специально что-то не то делали, но заставить себя играть не могли. Думали не о футболе…
Как тренер я был противником любых договорных матчей, что ставило меня автоматически на другой уровень. Кому это понравится? В «Зените» этого не практиковалось вообще, в московском «Динамо» имело место, но до определенного времени, когда я чувствовал, что некоторые игры отдавали «душком». Существовали тренеры, которые таким образом тебя обыгрывали и доказывали собственное превосходство. Ты был немым укором их величию…
От того, что сосватанные матчи - есть, мы никуда не денемся, если речь идет о профессиональном футболе. Тем более сегодня, когда у нас появилось столько иностранцев разного пошиба, в том числе и зарубежных тренеров, которых мы берем неразборчиво. Эта большая игра существует в угоду руководителям, теневым людям и еще очень много кому. За рубежом цена победы высока, а зрелища - еще больше. Мы же этим похвастать не можем.
Существует в футболе и другая неоднозначная сторона - фармакология. «Динамо» три года подряд выигрывало золотые медали, а на четвертый год, когда мы приехали с чемпионата мира и нуждались в скорейшем восстановлении, стал Маслов решать вопросы, связанные с энергетическими проблемами игроков. Хочешь не хочешь, мы играли на 3-4 фронта - чемпионат, кубок, сборная, еврокубки. С этим был связан несколько комический случай, когда Дед где-то прослышал о золотом корне, что рос где-то на Алтае и якобы способствовал быстрому восстановлению, концентрированию, повышению мышечного тонуса. Что-то наподобие женьшеня. И стали мы настой из этого корня пить. Маслов смотрел на нас, смотрел, а потом не выдержал: «Да что ж это за корень такой! Пьем-пьем, с самим "корнем" все в порядке, а игры нет!…» Потом и на Украине нашли какие-то средства. Экстракт овса, например. Лошадей перед скачками не зря кормят только овсом, в нем ведь огромный запас углеводов. Так вот, к таблеткам овса добавляли отвар из него же, туда еще мед, курагу, изюм - для сердечной мышцы уникальная вещь. В Корее потом я еще пробовал использовать напиток из отвара риса - овес у них как-то не пошел. Все это - натуральные продукты, никакой «левой» фармакологии! На Олимпиаде был в моде и не входил в состав запрещенных препаратов итальянский неотон. По большому счету это - выжимка из бычьей печени, креатинфосфатная группа.
Больше всего у нас всяких там капельниц и уколов боялся Кеташвили. Упирался до последнего, пока врач Орджоникидзе не прибегал к последнему средству: «Вот идет Федорыч, если не делаешь капельницу, завтра не играешь». Тот, зажмурившись, протягивал руку: «Давай, коли…»
Физическая подготовка имеет решающее значение. Она влияет не только на объем и интенсивность работы, но и на качество технико-тактических действий. Запас прочности позволяет на протяжении всего матча поддерживать высокий темп, сохранять концентрацию, точность действий. Так вот, применение препаратов, повышающих работоспособность и способствующих восстановлению после игры, наверное, оправданно при износе организма. Но только в том случае, когда эти препараты - на естественной основе. Увы, профессиональный спорт - это еще и соревнование в запрещенных «технологиях». Игра футболистов, команды в целом улучшается в разы при применении различных запрещенных средств, точно так же, как и результаты в легкой атлетике, плавании, штанге. Только такие победы любой ценой одерживаются за счет здоровья. Потом они сказываются на долголетии, как спортивном, так и жизненном. Борьбу с допингом нужно вести. С тренерами и с тем, кто заставляет игроков ставить подписи о неразглашении определенных медицинских препаратов. Сейчас вопрос уже стоит не так - «что принять, чтобы повысить работоспособность», а несколько по-другому: «что принять, чтобы избежать следов запрещенного препарата в организме». У нас в отдельных клубах масса всего подобного применяется и применялось, но родоначальники этого дела, конечно, из Киева. Я называл этих людей «директорами аптек». Но у каждого, в конце концов, свой подход…
Кстати, сегодня, общаясь с зарубежными тренерами, спрашиваю их о физподготовке. Они отвечают: «Это вопрос к доктору». Так что «директора» аптек оказались предвестниками будущего.
* * * С куда большим удовольствием я вспоминаю те матчи, которые по-настоящему запали мне в душу и участие в которых я считаю за счастье. Один из них, как ни странно, товарищеский, да еще и проигранный сборной СССР 0: 1 в Милане в 1966 году, где итальянцы наглядно показали нам, что такое настоящий первородный катеначчо. И заодно что такое тиффози. Играли на «Сан-Сиро», уникальном стадионе почти с вертикальными трибунами. Беспрерывно падали петарды, шум, первые 10-15 минут практически невозможно было сосредоточиться на игре. Я поначалу вообще не понимал, где нахожусь. Потряс также и высочайший уровень игры. У нас была вовсе не плохая команда - и у нас был Стрельцов, но матч на «Сан-Сиро» стал, пожалуй, единственным, когда я чувствовал себя на поле лишь песчинкой. И хотя после встречи получил не самые плохие оценки, защитник Бурньич меня переиграл. Физически итальянец был очень силен, а мне было все-таки 20 лет. Переиграть его за счет одной лишь работы ног - делая ложные движения, меняя направление бега, используя возможности для противохода, - было невозможно. Он постоянно «принимал» меня, играл на опережение - в общем, стал моей тенью на 90 минут, причем действовал на грани фола. За всю игру у меня было всего два момента, но, уходя от своего опекуна, я каждый раз упирался в либеро Пики, который мешал пробить. Чувство беспомощности было явным, причем нечто подобное я испытал в Севилье в 1971-м, когда в жуткую жару мы сыграли с испанцами 0: 0 и накал встречи был неменьшим.
Не знаю, так ли ощущали себя остальные, не убежден. Все-таки в воротах был Яшин, который только что дошел до 4-го места на чемпионате мира в Англии, рядом - Численко, Шестернев, Стрельцов. Да и сам я, в конце концов, приноровился, заиграл спокойнее. Написали обо мне положительно, но в то же время отметили, что «парень нетерпим к персональной опеке», или что-то в этом роде.
Бурньич, впрочем, показался мне младенцем после того, как судьба столкнула меня с английским защитником Стайлзом в 1968 году. Следует отметить, что это был матч за 3-е место на чемпионате Европы, и мы все были очень расстроены той самой злосчастной неаполитанской монеткой, которая нас лишила выхода в финал.
Прошло- то всего три дня, и мы так и не смогли выйти из подавленного состояния. Ничего не смогли сделать с Бобби Чарльтоном, который тогда блистал не только на поле (вообще, среди всех английских игроков за всю историю я поставил бы на первое место именно его), но и запомнился мне как человек, без сомнения обладающий высоким уровнем внутренней культуры. Это чувствовалось даже на предматчевом рукопожатии, он вел себя доброжелательнее остальных, приветствовал с открытой улыбкой. До сих пор при встрече здороваемся друг с другом с большим удовольствием, причем последний раз -на матче «Ливерпуль» - «Манчестер Юнайтед», к удивлению моей жены, которая была со мной в ложе VIP.
Но Стайлз… Он опекал меня персонально, и это было ужасно. В памяти сразу всплыл чемпионат мира в Англии, когда после столкновения с ним унесли с поля Эйсебио. Первый же прием мяча - прыжок двумя ногами. Уже к 10-й минуте у меня загудели ахиллы. Заработал инстинкт самосохранения, я начал искать варианты, с кем обыграться, как побыстрее избавиться от мяча. Впервые я боялся играть! Причем свою экзекуцию Стайлз вершил абсолютно молча, без провокаций, без единой фразы в мой адрес. Ничего создать не удалось, я играл очень плохо. Все мы, как я уже сказал, выглядели обреченно и продолжали проклинать судьбу за полуфинал. Примите во внимание еще тот факт, что команда осталась без Численко, Воронина, Аничкина и Стрельцова - тех людей, которые определяли игру.
С хулиганьем на поле приходилось сталкиваться постоянно, в том числе и в чемпионате СССР. Против меня постоянно использовали персональную опеку, ничего не поделаешь. Один защитник - фамилию не буду называть, она известная (но не игрок сборной) - все время плевался в меня. Однажды вывел-таки из себя, я развернулся, ударил его и зашагал с поля. Потом сидел в раздевалке и боялся, как бы меня свои же не поколотили, потому что подвел команду. К счастью, мы выиграли. Но я знал, что неправ. Точно так же, как был неправ Зидан в знаменитом случае с Матерацци. Во время игры нужно быть готовым ко всему. Что бы с тобой ни делали, куда бы ни плевали, за что бы ни хватали, кого бы ни оскорбляли, главное - не разменяться на грубость.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.